ПРЕДИСЛОВИЕ

– Ты любишь не людей, а их любовь к себе.

– А ты любишь их ненависть.

– Все взаимно невзаимно.

– Мир не уникален, – признался Ангириум.

– И ты – главный его недостаток, – парировал Леиматри.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ДЬЯВОЛЬСКАЯ МУЗЫКА

– Срочно приезжайте! Скорая, полиция, следователи! Под моим балконом лежит д…девочка! Возможно… мертвая! – заикаясь, всхлипывала в трубку пожилая женщина.

Нервно перебирая седые кудри, она настойчиво и грубо гладила серую кошку. Выходить на улицу совсем не хотелось, время было позднее, а она ведь не сумасшедшая. Но вдруг бедняге нужна помощь? Пока несчастная боролась с приступом страха, под ее окнами происходили странные вещи. Липкий туман спустился к промерзшей ноябрьскими минусами земле, и обнаружившей страшную находку горожанке, проживавшей на пятом этаже, не удалось разглядеть тень высокого худого человека в темном бушлате. Незнакомец замер над неподвижным бледным лицом девушки и простоял так несколько минут, потом резко оглянулся – будто кого-то ища – но не найдя, разочарованно зашагал прочь. Следом 16-летняя Кира открыла глаза и сморщилась от ноющей во всем теле боли.

«Черт, где я?» – подумала она, с трудом поворачивая шею в стороны, разминая каждую кость. Неприятно захрустело. Вывернутая то ли от падения, то ли от сильного удара нога, с первого взгляда показалась сломанной. Девушка испугалась: вдруг не сможет встать? Но нет, вроде все двигается. Даже получилось подняться. Практически ничего, что происходило до этого момента, Кира не помнила. Голова предательски кружилась и раскалывалась, а далекие звуки сирен доносились раскатами грома. Судя по засохшей на шерстяном черном пальто грязи, пролежала она тут не один час.

– Где окна из третьего подъезда не подскажешь? – белая «скорая» преградила дорогу, когда Кира была уже в центре двора жилой многоэтажки. Она махнула головой, не в силах ответить «нет», и поспешила удалиться. – Скорее, – недовольно скомандовал дежурный, – этой шестой подросток за неделю! Шестой!

«И что стряслось? Такое непривычное оживление для этого Города».

Кира, хромая, миновала несколько кварталов, совершенно ничего не соображая. Но на всякий случай шла вдоль стен, чтобы не привлекать внимание: из окон выглядывали зеваки.

Заморосил дождь, стало промозгло.

– Нужно идти домой, – пробубнила девушка себе под нос.

И остановилась как вкопанная. Дом. Воспоминания, будто выбитые из ее сознания, урывками всплывали в памяти. Тишина, так присущая этому Городу, только помогала. А ведь вчера утром произошло страшное: она ушла из дома, бросила несчастного шестилетнего братишку и ушла. «Но почему? Ничего не помню!»

Борясь с тошнотворным приступом вины, она со всех ног побежала в сторону своего района. «Лишь бы успеть! Лишь бы с Костей все было в порядке, пожалуйста».

Транспорт уже не ходил, пришлось искать короткий путь. Грязь чавкала под массивными ботинками; тело некстати изнывало от боли – и физической, и душевной; по щекам текли горячие слезы, оставляя неровные полоски на матовых щеках. Девушка почти в бессознанье миновала полгорода. Ушло на это три часа. Благо, ни единой души. Да и кого можно встретить в полночь? Только умалишенного или преступника. Лишь к полуночи Кира добралась до своей улицы на окраине Города. Навалившая усталость на время вытеснила гнетущие мысли. В кармане кстати подвернулись ключи от дома.

«Ни одной лампочки, значит, внутри никого нет, – с досадой подумала она. – И что на дверях делает полицейская лента? О боже, нет! Что я натворила? Мы с мамой ссорились, а потом я разозлилась. Дальше… Ну давай же, вспоминай!»

В груди больно защемило. Что с ее родными? Куда теперь идти? Кира посмотрела на соседние окна. В одном из них горел тусклый свет.

«Может, этот странный блондин что-то знает? Хотя я бы не рассчитывала, он какой-то вечно отстраненный, как зомби».

Она долго мялась на месте и все-таки решилась постучать в железную дверь. Услышав топот ног, Кира хотела уже развернуться, но не успела.

– Ты? – вытаращился на нее сосед, стоя одних трениках.

Такая реакция ее перепугала. В придачу накатили предательские слезы. Кира, сама не ожидая от себя такой прыти, рванула в сторону заброшенных высотных домов, игнорируя крики парня, который некоторое время бежал за ней.

Был в Городе такой район, где лет двадцать назад затеяли стройку современного жилого комплекса. Но вскоре покупать квартиры стало некому – смертность превысила все немыслимые показатели. Дома так и остались недостроенными или же полностью заброшенными. С тех пор этот участок Города считался самым неспокойным и криминальным.

«Будь что будет», – злясь на все, подумала Кира и прибавила темп. Она хотела наказать себя за то, что бросила самого родного человека в беде. Пытаясь вспомнить причины этого поступка, девушка лишь ощутила нечеловеческий ужас и снова провал.

Спустя пару часов показались черные верхушки многоэтажек. Никакого освещения. Тусклая луна лениво пробивалась сквозь плотные недружелюбные тучи. Все, что она видела перед собой, навевало жуть и тоску. Серый асфальт, поросший травой; ржавые линии электропередач, на которых молчаливо сидели вороны; местами оборванные провода; пятнадцатиэтажные исполины, сиротливо стоящие то там, то тут. Высокие деревья, явно неухоженные, торчали как попало. Некоторые устремились в пустые глазницы окон. Но и они, сбросив листья, общую картину не скрашивали. И снова тишина. Девушка боялась увидеть тут компании сбежавших из неблагополучных семей подростков, бездомных, да кого угодно. А тут… никого.

И на душе стало совершенно пусто. Свойственные в таких ситуациях инстинкты заглушил зашкаливающий адреналин, который звенел в ушах. Ладошки вспотели. Потерявшаяся гостья долго стояла посреди улицы и не могла сдвинуться с места. Ее ноги вросли в асфальт, а мысли пустили корни. Голова отказывалась думать, все происходящее казалось неестественным, словно в черно-белом немом кино. Думала, вот-вот проснется. Но вдруг как молнией ударило: «Я что, умерла?! Не может же такого быть… Так, надо успокоиться».

Тысячи мелких иголок пронзили кожу и заставили пошевелиться. Внутри все похолодело от ужаса, когда Кира вспомнила в мельчайших деталях, как летела вниз с той злополучной крыши. Но как она там оказалась, кто причастен к этому происшествию, девушка, увы, не знала. Как ни напрягалась, а пазлы не складывались в единое событие.

Она на всякий случай ощупала руки. Теплые, настоящие. Да и боль чувствуется. Значит, живая. Или это дурное видение?

Тишина продолжала давить.

– Я должна идти. Ну, давайте же, ноги, оторвитесь от земли, – отчаянно просила девушка свои непослушные конечности хоть немного поддаться.

Собственный голос помогал не потерять сознание, не раствориться в ядовитом тумане, который змеей стелился повсюду. Ища помощи, Кира оглянулась. Где-то между домами стоял мужчина. Среднего роста, с волосами до плеч, в длинном плаще. Он был настолько идеально сложен, что девушка поначалу подумала – статуя. Но мужчина зашевелился – переложил тонкую трость из одной руки в другую.

– Помогите! – взмолила девушка. В ответ прилетел надменный смешок. – Не бросайте меня, помогите!

А дальше пошли обрывки. Кира уже не замечала, как одна улица сменялась другой. Все они были одинаковы, наполнены потусторонним волнением. У домов появились каменные рты, которые рычали, кряхтели и дышали. В этом кошмаре она плутала, как в лабиринте, но все путалось, путалось в витиеватых схемах Города.

«Когда же это закончится?» – рыдала Кира, задыхаясь от усталости. Ноги, будто одичав от страха, непослушно несли ее по темным бетонным коридорам. Она так хотела оказаться дома, свернуться калачиком на своей кровати и уснуть… Но ни одного проблеска, никакой надежды, лишь сплошное месиво из домов и грязи.

И вдруг как глоток свежего воздуха навстречу ей полилась мелодия. Она была на грани сюрреализма. Поверх мертвых крыш закружили разноцветные звуки разных форм. Мир с его законами времени, гравитации и пространства совершенно перестал существовать. С каждым ее шагом завывания электрогитар и барабанного грохота становились все громче и отчетливее. Наконец, до нее донесся эмоциональный мужской голос с ярко-выраженной хрипотцой. Чувственность и мелодичность этой дьявольской песни оставляли в сознании приятые ожоги, как слова, написанные горячим пером на нежном запястье.