– А у меня нет мобильного телефона. Он мне не нужен.

– Как не нужен? – удивился Степа.

– Я всего лишь врач. Позвоните, когда приедете, дежурной санатория и спросите Водицыну Веру. Меня сразу найдут, – девушка протянула Степе записочку. Сергей сидел мокрый от пота, подавленный и молчал. Ему вдруг стало снова не по себе, страшно и холодно. «А может, я действительно мертвый?..» – с ужасом подумал он.

Утренняя Москва встречала Северова проливным осенним дождем. Водитель молча вел послушный «Мерседес» домой, на проспект Вернадского. На первом сиденье сидел довольный собой и жизнью Степа и важно командовал по рации охранниками из машины сопровождения.

– Первый, через сто метров уходим направо. Как слышишь?

«Странные типы эти охранники. Играют в войну, как дети, а если что посерьезнее, наверняка бросятся драпать врассыпную…» – подумал Сергей, зевая. Он решительно пытался забыть утренний полет, странную девушку, странный сон с мистической мокрой рубашкой. Было восемь часов утра, и, чтобы не будить домашних, Сергей открыл дверь своим ключом. Он на цыпочках прошел в свой кабинет, аккуратно снял еще слегка влажную рубашку, раскрыл чемодан, достал подарки, купленные всем членам семьи, и вновь почувствовал какой-то странный холод в груди. Сергей принял горячий душ, чтобы согреться и расслабиться. Надев домашний теплый халат, он зашел в парадный зал, украшенный коллекцией картин Рериха. Как долго его здесь не было! Здесь, в его доме, все было до мелочей и до боли знакомо, но почему-то все казалось чужим. Даже любимый рояль встречал хозяина холодно и молча, с достоинством сверкая бежевым лаком и элегантностью короля инструментов. Сергей зашел в спальню. На кровати, свернувшись по-детски калачиком, спала его жена Тамара. Сергей посмотрел на Тамару отчужденно, как на незнакомого человека. Даже во сне, без макияжа она была очень красива. Несмотря на свои сорок лет, она выглядела на тридцать, и это была победа либо мировой косметологии, либо хорошей генетики, либо того и другого. О возрасте могла говорить лишь небольшая полнота фигуры, но и она придавала женщине особое очарование. Ее правильные черты лица слегка портили лишь узкие губы, но именно они в полной мере отражали волевой и жесткий характер Тамары. «Сейчас я поцелую ее, как прежде, утону в жарких объятиях, как это было в юности, и холод уйдет из души», – подумал Сергей и чмокнул жену в щеку. Неприятный, жуткий холод обжег его губы.

– Привет. Я еще посплю? – сквозь сон дружелюбно прошептала Тамара.

– Спи, – тихо сказал Сергей и прошел на кухню. Душ и махровый халат не смогли согреть его тело. Захотелось немедленно выпить коньяку. Может, старый добрый коньяк обдаст теплом душу, и, как прежде, этот дом оживет смехом детей, радостью встречи с возвратившимся с лечения отцом. Сергей медленно выпил половину бокала ароматного напитка, подождал,когда тепло начнет мягко струиться по кровеносным сосудам, заел лимоном с кожурой и тихонько, на цыпочках, вошел в комнату старшего сына. «Коля такой взрослый в свои двадцать и такой еще ребенок по восприятию мира», – подумал Сергей. Сын спал спокойно, чуть посапывая, широко раскинув свои длинные тощие руки. Вещи в комнате были, как всегда, разбросаны с вызывающей небрежностью. Неопрятность всегда раздражала Сергея в людях. Он всегда был уверен, что успех личности начинается с порядка. Этому его научили в военном училище, этому он старался следовать всю жизнь и требовал этого от подчиненных. Но в детях этого воспитать не удалось. Служба безопасности компании докладывала ему о богемной жизни сына в последние годы. Ночные клубы, девушки, покупка экзаменов и зачетов – все это вызывало протест у Сергея, но Тамара была убеждена, что виновато сегодняшнее время, а дети лишь приспосабливаются к его вызовам. Переносить же свои старомодные принципы и привычки на современную молодежь, считала она, просто пошло. Проблема воспитания детей в последнее время была причиной их частых семейных конфликтов, и Сергей со своей жесткой позицией всегда оказывался в одиночестве. Он знал, что дети обижаются на него из-за его бережливости, педантичности и за глаза зло называют жмотом. Сергей же с упорством быка продолжал навязывать им свою жизненную позицию, часто повторяя: «Кто покупает лишнее, тот в конце концов продает необходимое». Тамара, напротив, щедро распахивала двери бутиков для детей и использовала все свои силы, чтобы создать для них рай на земле. Главным чувством, движущим этой женщиной, была всепоглощающая, слепая материнская любовь. Победить эту любовь и привить такие понятия, как «прагматизм», «мотивация», «справедливость», «заслуги» было невозможно. Борьба закончилась полной капитуляцией, Сергей смиренно опустил руки и с тех пор воспринимал все происходящее с женой и детьми как данность.

Сергей вышел из спальни, прошел в гостиную и включил телевизор. Мир политики и лжи голосом диктора заструился из телевизионного эфира. «Боже! Что происходит? Я сплю? Или я умер, как сказала эта девушка в самолете?» Он почему-то неожиданно вспомнил ее глаза, и дрожь охватила его тело.

– Что ты так громко телевизор включил! Позже не мог рейс поставить, чтоб других не будить?! – раздраженно выговорила супругу Тамара, войдя в гостиную в халате, и демонстративно властно выключила телевизор.

– Прости, я на рейсовом прилетел, – спокойно, немного рассеянно произнес Сергей.

– Снова приступ патологической скупости? Совсем рехнулся. Уже на себе, дорогом, стал экономить? На тот свет бабло свое не заберешь. В гробу карманов нет.

– Не заберу, – спокойно подтвердил Сергей. – Все тебе оставлю.

– Да я сдохну раньше тебя. Я эмбрионы ягненка себе не вкалываю, до трехсот лет, как ты, жить не собираюсь. Всю жизнь в нищете прозябаем из-за твоей жадности. Детей пожалел бы! Тебе лишь бы денежные знаки собирать, а им пожить хочется, пока молодые. Ладно, я по сравнению с подругами одеваюсь, как сирота казанская: ни одного бриллианта свыше трех каратов за всю жизнь не подарил, самому должно быть стыдно. А я тебе двоих детей родила! Они из меня все соки выжали: мне зубы каждый год протезируют! В сорок лет меня в старуху превратил, на ходу разваливаюсь! Мне каждые три месяца в санаторий надо ездить здоровье поддерживать, а я здесь как проклятая на хозяйстве: то квартира, то загородный дом, одной прислуги восемь человек на мне, и каждому надо задание дать, проследить, как выполнили. Как раба, вкалываю…

Сергей не мог дальше слушать жену. Он по привычке отключился от ее слов и задумался. Этот бред лился на него в последние годы все чаще и чаще… Жизнь в семикомнатной квартире в элитном доме на проспекте Вернадского и в трехэтажном загородном доме на Рублевке, водители, охрана, исполнение малейших капризов – все это действительно рождало нищету. Нищету не материальную, а духовную. Тамара постоянно приводила безумные примеры благополучия ее подруг из высшего общества, рассказывала с восторгом и завистью, какие бриллианты дарят им мужья – чиновники-взяточники… Но так было не всегда… Сергей вспомнил, как познакомился с Тамарой.

Это было около двадцати лет назад в Москве, на вечеринке его друга в аспирантском общежитии. Тамара была из простой рабочей семьи из уральского городка Красновишерска. Отец и мать трудились в поте лица на алмазных приисках, чтобы хоть как-то прокормить семью и дать детям образование. Тамара мечтала стать учительницей и заканчивала педагогический институт, а Сергей учился в аспирантуре института военных переводчиков и через год должен был защититься и стать кандидатом филологических наук. Скромность, даже некоторая неуверенность в себе делали девушку трогательной и притягательной. Сергею хотелось стать защитником Тамары и оберегать ее хрупкий мир от бурь житейских невзгод. Тем более, он видел себя всегда русским офицером, защитником Отечества. Пусть даже если это служба за границей, в логове врагов. Сергей влюбился без памяти. Это были самые счастливые дни их романтической истории. Они встречались недолго – не более двух месяцев. Сергей хоть и был влюблен, но достаточно трезво и прагматично оценил моральные качества девушки, ее предрасположенность к семейной жизни и сделал ей предложение. Ему долгое время было хорошо рядом с Тамарой. Она боготворила Сергея за его научные достижения, гордилась каждой его маленькой победой, с фанатизмом молодой мамы воспитывала детей. Потом произошел неожиданный изгиб его судьбы: уход в спецслужбу, два года в Афганистане, секретные командировки в горячие точки мира. Там Сергей увидел реальную мировую власть – власть денег – и ничтожную цену жизни. Сознание его перевернулось, и романтика подвига стала вытесняться прагматизмом выгоды получения жизненных благ. Сергей оказался тем человеком, кто притягивает успех, притягивает деньги, имея на них особое, звериное чутье.