Сергей почувствовал неприятный озноб от ее слов.
– Я мечтал бы, чтобы меня так нарекли: Надежда или Любовь, – зачем-то начал оправдываться он. – Почему женщины имеют привилегии и узурпировали Веру, Надежду и Любовь? Это несправедливо, – Сергей пытался вернуться в привычное для себя уверенное, развязное состояние, нагнетая в себе циничные мысли. «В моем самолете, на диване, ты бы за два часа полета узнала, что значит настоящая любовь, дуреха», – взгляд Сергея неожиданно упал на дышащую привлекательным теплом юную грудь девушки, и сердце его забилось еще больше от волнения.
– Я не понимаю вас, зачем вы думаете о людях так цинично? – произнесла девушка, накидывая на плечи палантин. Сергей растерялся: «Она читает мои мысли?! Нет. Нет. Это просто совпадение!»
– Чем вы занимаетесь? – зачем-то поинтересовался Сергей.
– Я врач-кардиолог, – ответила Вера и слегка покраснела.
– Сердце, тебе не хочется покоя… – пропел Степа, протягивая шефу виски.
– Девушке налей, балбес. Ох, Степа, дурачок, сколько тебя учить? – властно сделал замечание Сергей. Он любил унижать подчиненных на людях, возвышаясь тем самым над ними до небес.
– Я не пью спиртного. Пьянство – это добровольное сумасшествие, – спокойно произнесла девушка.
– А вот в некоторых религиях Японии считается, что алкоголь вызывает откровение, а откровение – это и есть Бог, – заметил Сергей, зачем-то залпом осушив бокал.
– Я пью только вино, которое делает моя бабушка. Оно действительно вызывает откровение.
– А виски – то же вино, дает откровение и смелость, – глупо пошутил Сергей.
– Каждый делает то, что диктует ему его душа, – произнесла девушка и отвернулась.
– Смотрите, как швейцарец на нас смотрит, – неожиданно сменил тему Степа.
На кресле с правой стороны на них действительно с удивлением, не отводя глаз, пристально смотрел пожилой мужчина в типичном для швейцарцев клетчатом пиджаке.
– Как объяснить тупым швейцарцам, что для нашего человека одна бутылка виски нормально, две много, а три мало? – засмеялся Степа.
Сергей заметил мимолетный взгляд девушки, брошенный в Степину сторону. Он почувствовал неожиданно ревность из-за взгляда, подаренного ею охраннику. Ему даже показалось, что это был взгляд женского интереса. «Опять Степка при новой красивой девчонке, а шеф на бобах. Девки, они философию не любят. Они любят простоту и конкретность. Наливай – люблю. Молодцы, девки. Мастерски девки мыслят и живут. Товар – деньги – товар. Недаром мне сын говорит, что у современных девушек женихи проходят тщательный кэш-контроль».
– Степан, вы не правы. Они не тупые. Они просто другие. Каждый человек красив по-своему, – возразила Вера, не оборачиваясь к мужчине.
– А я тоже красив? – спросил сухо Сергей.
– Я пока не вижу вашу красоту. Вы как гадкий утенок. Вы пока не стали белым лебедем, но обязательно должны стать, иначе… – девушка замялась.
– Что иначе, договаривай, – растерянно произнес бизнесмен и снова почувствовал дрожь по всему телу.
– Иначе вы умрете, – тихо произнесла девушка и замолчала.
– Ты че, Верка, от запаха виски уже аллергия в мозг стукнула? Нашла утенка! Шеф бессмертен! – агрессивно напал Степа.
– Помолчи. Говори, коль начала, – перебил охранника Сергей. Вера повернулась к Сергею, и их взгляды встретились.
– Красота – это гармония человека. Красота – это когда из человека потоком струится необыкновенная, только ему свойственная музыка любви. Ты ее не слышишь, но ощущаешь каждой клеточкой своего тела.
Северов снова провалился в океан ее голубых глаз. Он не мог ничего говорить.
– А из меня не льется музыка любви? – съязвил Степа.
– Нет, – сухо ответила девушка. Секунду о чем-то подумав, она продолжила: – Вы, Степан, пытаетесь быть сильным, а происходит наоборот. Вы слабы и пошлостью делаете себе больно. Вы скоро останетесь без души. Ее у вас мало осталось, – затем она внимательно посмотрела на Сергея и спросила: – Сергей, вы довольны поездкой в Швейцарию?
– Да нет, мы дедушку ездили хоронить, – зачем-то стал врать Сергей, глядя в пустой бокал. – Думал, что получу наследство, а оказался без денег. Я ведь сторожем на овощехранилище работаю. Летим с братом домой. Последние деньги на билеты истратили. Как жить, и не знаю, – Сергей чувствовал себя во власти девушки и врал из чувства сопротивления. Он хотел вырваться из плена: врать, юродствовать, но вырваться из странного подчинения этим глазам.
– Зачем, Сергей, вы все это говорите мне? – снисходительно заметила Вера.
– Стоп, – неожиданно перебил шефа Степа, – а откуда, шеф, она знает ваше имя?
Сергей не мог понять, что происходит с ним и откуда эта девушка имеет столько власти над ним.
– У вас такое молодое лицо, а вы седой. И глаза у вас красивые, голубые. Вы обязательно должны постараться стать белым лебедем, – произнесла Вера.
– Белым лебедем, говорите, должен стать? – Сергей о чем-то задумался и потом грустно произнес: – Гадкий утенок – это похоже на правду. Меня так мама часто шутя называла. Я игрушки по квартире разбрасывал и рисовать любил так, что все обои разрисовывал… Как вы узнали мое имя?
– Вам нужно стать белым лебедем, – повторила Вера и, улыбаясь, с иронией спросила: – Ну как же вы в Москве жить собираетесь без денег?
– Ума не приложу. Хоть вешайся… Придется пешком из аэропорта шлепать до Балашихи. Там мы живем в общежитии, – Сергей зачем-то сделал скорбное, жалкое лицо.
– Самоубийство – это грех. А вы этим занимаетесь многие годы, – девушка это произнесла с сожалением, без улыбки. У Сергея неожиданно закружилась голова.
– Я вот здесь сэкономила из своих командировочных немного… Возьмите, – девушка протянула Сергею сто франков. Глаза ее пристально смотрели в глаза бизнесмена, и ее властный взгляд стал проникать внутрь его души и блуждать там, больно освещая все ее темные, затаенные уголки.
– Ну, шеф, девка зажигает! – восхитился Степа.
Сергей усилием воли усмехнулся, небрежно взял купюру из Вериных рук и сунул ее в карман брюк. Его внезапно и еще сильнее охватил озноб. Он закрыл глаза и провалился в странный сон. Сергею снилась мать. Она вела его за руку по узкой горной тропе, а вокруг была равнина и пели райские птицы. Сергей чувствовал, что ему не более пяти лет, но он почему-то намного выше матери. Он дышал каким-то густым вкусным воздухом, и ему казалось, что если бы мама не держала его за руку, то он бы улетел на своих крыльях. Он их ощущал, но не видел. Он был уверен, что может летать. «Осторожнее иди по тропинке судьбы, сынок! Ты близок к обрыву». Тропинка становилась все уже и уже, а с двух сторон вместо равнины его стали окружать страшные ущелья, которые как будто сжимали тропинку. Наконец тропинка совсем исчезла. Дальше нужно было уже лететь или падать в пропасть. «А где мама?» – испугался Сергей. Ее не было рядом. Сергей боялся лететь, но он еще больше боялся упасть в пропасть. Неожиданно он полетел – откуда-то появились крылья. Но пролетел он немного: пошел сильный ливень. Крылья промокли. Сергей обернулся в поисках места, куда бы он мог опуститься, но ничего не нашел и стал стремительно падать в пропасть. Мамы не было, но вдруг он услышал ее пение из детства. И хотя тропинки он так и не нашел, спустя мгновение он понял, что, мокрый, но целый и невредимый, стоит прямо перед пропастью. «Это мама снова меня спасла», – подумал он.
Самолет шел на посадку. Северов открыл глаза и почувствовал, что рубашка его мокрая. «Неужели я так вспотел?» – подумал Сергей.
– Как спалось, Надежда? – спросила, улыбаясь, Вера. – Помните, вам необходимо стать белым лебедем, – снова настойчиво сказала она. Сергей никак не мог отойти от странного сна и молчал. Ему было очень холодно.
– Надежда всегда в России спит хорошо. Так спит, что ее никто не видит и не слышит. Нет Надежды в России, и Любви нет, и Веры не стало, – философствовал Степа. – А я все переживал за вас, шеф. Вы когда спали, то холод от вас шел такой, как будто вы, простите… умерли. И дышали так тихо… Я вас и пледом накрыл. Очень странно вы спали, шеф… – с испугом произнес Степа. – Вера, а вы мне свой мобильный оставьте. Я вам позвоню, – обратился он потом к девушке. Сергей заметил, что Степа перешел с девушкой на вы.