На противоположном берегу озерца трое военнослужащих в защитного цвета форме, глушили рыбу.

Сваренной на костре ушицы с запахом дымка захотелось служивым. Рыболовецкие снасти, знамо дело, отсутствовали. Однако ж взрывчатых веществ, как и гуталина - просто завались...

В ответ на брошенную гранату водно-зеркальная гладь вставала вспенившимся стеклянным нарывом. И, плавно оседая, ложилась возмущенно-нервной рябью...

Учитывая, что на Мадрасу шли нежданно-негаданно спасать двух пропавших, дорогу заминировать, скорей всего, не успели. Но в кишлаке, укрывшись за постройками, сделать пакость легко.

С трудом вписываясь в узкие петляющие улочки, вытянувшись стальным монстром, тягач начал свою незавидную рискованную работу. Счёсывая углы глинобитных оград, он то и дело скрывался из виду и появлялся вновь. Медленно протискиваясь сквозь клешни сплошных земляных стен крохотного, словно вымершего, поселения, остановились вновь. "Если сейчас раздастся незапланированный взрыв, то наша команда потеряет, в лучшем случае, одного сапёрившего дорогу". И, в зависимости от мощности взрыва, как правило, измеряемого в тротиловом эквиваленте, станет известен печальный результат. В пору ли придётся стандартных размеров дембельско-цинковый "фрак" или будет он до неприличия велик.

Справа, на расстоянии вытянутой руки, присоседилась стена, высота которой не позволяла заглянуть во внутренний двор, даже если ты возвышался на броне. Я сидел по левому борту и не верил своим глазам. Буквально в двух метрах от колёс расположилось нерукотворное озерцо размером с половину футбольного поля. Безоблачное чистое небо позволяло солнышку качественно выполнять предназначенную творцом работу, ощущающуюся даже костьми. И уже не в первый раз за время службы на чужбине, в субтропиках, появилось не менее жаркое желание выключить грозовой тучкой небесную печь хотя бы на денёк. Я сидел, загипнотизированный неожиданной долгожданной встречей. Ведь сколько помню себя, проживал возле водоёмов.

"Ты что, перегрелся?", - толкнув меня локтем, спросил мой друг Олег.

"Я пить хочу", - не отрывая глаз от густых кустов и невысоких деревьев, окруживших озеро, чуть слышно выдавил пересохшими губами. Секунду спустя предо мной появилась фляжка с водой. Литровая пластиковая ёмкость была обшита сукном от старой шинели. Эту хитрость мы позаимствовали у местных жителей. Кувшины для питьевой воды они делали особым образом. В сырую глину подмешивали солому, и кувшин после обжига оставался постоянно влажным, пропуская жидкость сквозь стенки. Такая незатейливая холодильная установка сохраняла воду прохладной, даже если кувшин стоял на солнцепёке.

Наш самодельный чехол обшитой фляжки по возможности запитывался влагой и помещался на ветру. Вода, конечно, была далека от кувшинной, но всё же...

Я отодвинул давно высохшую на горячем ветру полупустую флягу и, расстёгивая ремешок раскалённой, как и всё вокруг, каски, сказал Олегу: "Я хочу холодной воды. Ключевой". Сброшенный бронежилет быстро накрыл лежащую на броне каску. За ним последовал автомат и ремень с подсумком.

"Прикрой меня", - сказал я ошалевше смотревшему на меня дружку. Спрыгнул на предварительно обследованную глазами мягкую подушку из пыли. Пара шагов, и запылённые полусапожки, заблестев влагой, обрели свой естественный чёрный цвет.

Не останавливаясь, ещё раз внимательно осмотрел береговую линию, где за каждым кустом или камнем мог оказаться бородач, держащий палец на спусковом крючке. Единственный неслышно появляющийся и терявшийся в зарослях ручеёк подтверждал версию, что озеро питается подземными родниками. Чистая тёмная вода говорила о том, что здесь глубоко.

Дно ушло из-под ног до того, как плотно зашнурованная обувь зачерпнула влагу. От резкого температурного перепада всё тело покрылось мурашками. Студёная вода приятной хваткой сжимала тело. Потеряв опору, я бесшумно поплыл. Каждая клеточка, вбирая живительную прохладную силу, ликовала, вспомнив знакомые с детства движения и ощущения плывущего. Впитавшее воду обмундирование заметно мешало, но удовольствию не препятствовало. Несколько уверенных гребков, и я оказался в центре насыщенно-зелёной подковы. Густые трава, кусты и приземистые деревья, напоённые влагой, прижимались к дарующей жизнь зеркальной глади. В этот момент природа и человек - без национальной, религиозной и политической окраски, - испытывали одну и ту же благодать существования в общем доме под названием Земля. Удерживаясь на плаву, оглянулся, увидел меж двух плоскостей - яркой небесной и тёмно-блестящей водной, - на фоне вытянувшейся полоски чужой глиняной ограды, застывших в тревожном ожидании, измазанных пылью, уставших наших мальчишек. Втянув полные лёгкие ароматной сырости, быстро скрылся под водой. Уйдя в глубину, замер, повиснув, как в невесомости, стал с жадностью пить, пить озеро... Долгожданное утоление, как всегда, наступило быстро, гораздо раньше того, как почувствовалась нехватка кислорода. Преодолевая сопротивление воды и огрубевшей одежды, работая молодым телом, не всплывая на поверхность, развернулся и, как говорят мореманы: "Лёг на обратный курс".

Водная процедура заняла минимум времени, но этого вполне хватило, чтобы одним махом напиться, помыться и выстираться. Ребята с пониманием смотрели на мой отчаянный демарш, однако повторить заплыв никто не решился. Оставляя мокрый след, со счастливым лицом взлетел на броню. Давая возможность уйти лишней воде с ненадолго потемневшей одежды, постоял на корме весь такой сияющий, взявшись за ребристый пулемётный ствол, предусмотрительно направленный в сторону "зелёнки". Откуда-то слева, с хвоста колонны, послышалось размеренное, частое, длинное стрекотание. Судя по всему, ручной пулемёт. Духовский стрелок только что и навсегда вывел из строя ставропольского лейтенанта, тяжело его ранив.

К тому времени как мы подошли к назначенной цели, влажный след экстремальной стирки давно испарился.

Солнышко, перебравшись на вторую половину светового дня, клонясь к древним, как мир, горам, слабело и не так сильно палило. Самоходные артустановки издали долбили кишлак, остальные броневички заняли огневую позицию на сопках. Я полулежал, опершись на башню, в шлемофоне, с автоматом на коленях и, борясь со сном, наблюдал за тылом. Пока САУшки отрабатывали свою партию, солдаты, улучшив момент, пытались уснуть, сказывалась бессонная ночь. Спаяв небо с землёй, живым пламенем дрожал мираж. Пара одногорбых верблюдов с детёнышем отрешённо паслась у кромки зеркальной глади не существующего иллюзорного озера.

Звучащий в наушниках размеренный голос артнаводчика, словно играя в морской бой, корректировал огонь. Вдруг прямо над головой просвистело что-то довольно серьёзное. Мне даже показалось, что я увидел шелестящую рядом болванку. Мгновение, и бронетранспортёр подбросило и заколыхало, словно на волнах. В ложбине меж сопок ухнул взрыв. Из командирского люка, как ошпаренный, выскочил заспанный капитан. Выхватил у меня шлемофон и стал кричать в эфир, да так громко, что артиллеристы его б и без рации услышали. Сначала последовали матюки. Затем офицер посоветовал взять ближе и левее: "Вот тогда вы точно накроете свою "коробочку с карандашами". Монолог заканчивался тем, с чего начался - нецензурной бранью. После артобработки, вытянувшись цепью, мы пошли на зачистку злого кишлака. Расстрелянных в упор солдатиков обнаружили в арыке.

Сняв головные уборы, медленным шагом, военнослужащие шли проститься с однополчанами. Два цинка стояли на полковом плацу.

Глава 4

...крутой разворот, остановка и взрыв.

И в клочья броня, и душа на куски...

С Энди мы подружились быстро. Сошлись два своенравных характера с общим взглядом на жизнь. За продукты не дрались, не унижались и подачек не вымаливали. Не скулили, напрашиваясь на жалость, но обидчикам показывали зубы. Основное отличие заключалось лишь в том, что она чепрачная немецкая овчарка, а я шатенистый русский солдат. Но задача у нас была одна - выжить и людей спасти от затаившихся в смертельной опасности мин.