— Надеюсь, ты не испортишь всё, чего добился, и мне не придётся отчитываться перед Эленвен за твою смерть, — шепнул он. — Не хочу, знаешь ли, время на это тратить.

В ответ я лишь фальшиво улыбнулся толпе, а затем вернулся к Соратникам.

Пир продолжился, как ни в чём не бывало.

Комментарий к 40

* - “Застольная песня”, средневековая германская песенка XIII века, перевод М. Гаспарова

** - Bache Bene Venies, Codex Buranus, на тамриэльский манер. Перевод с латыни на английский - неизвестный умелец, с английского - Лиза Бронштейн

*** - Плач жареного лебедя, Codex Buranus, перевод М. Гаспаров

========== Эпилог ==========

Эленвен выглядела явно встревоженной, и отнюдь не отчётом, который на сей раз в Солитьюд я привёз лично.

— Война с Империей на пороге. На днях состоятся выборы Верховного Короля, Балгруф, — за которым вы должны были присматривать — выставил свою кандидатуру. И шансы надеть королевскую мантию у него очень высокие!

— Я предупреждал вас, леди Эленвен, что этот человек очень хитёр и опасен, — напомнил я. — И что я — не тот мер, который мог бы ему противостоять.

— И вы считаете, что имеете право просить об отставке? В такое время? Будучи молодым и здоровым?

С самого начала я понял, что лезть в игру Балгруфа опасно, а после его свадьбы — ещё и бесполезно. Он не последовал совету легата Сципия и не казнил Ингвара для острастки, а использовал обоих пленников на переговорах с Тонгвором. Ярл Маркарта в обмен на жизнь брата и сохранение власти согласился принять сторону Империи… Тонару, правда, пришлось остаться почётным заложником, а его брату — заплатить внушительные суммы, чтобы отделаться от обвинения в государственной измене и получить своего хускарла назад живым. Как я понял, такое великодушие имело свою цену: Тонгвор Серебряная Кровь должен будет отдать свой голос за ярла Вайтрана.

— Да. Новая война будет ещё страшнее прежней — и я не смогу в ней участвовать.

Женщина недовольно вздохнула. Не думаю, что её так уж волновало моё участие в грядущей войне Доминиона с Империей — в конце концов, для неё я всегда был лишь расходным материалом. Возможно, если бы меня по-прежнему устраивали идеи и цели Талмора, я бы не противился такой судьбе, добровольно бы отдал свою жизнь, не раздумывая. Но я знаю, чем мне предстояло бы заниматься на грядущей войне, — и не собираюсь участвовать в этом безумии. Я представляю, чего будет добиваться Талмор, — и готов сделать всё, чтобы задумки алинорских снобов провалились.

— Что эти варвары сделали с вами, юстициар? — строго спросила она. — Мы ведь были добры к вам, возвысили вас, сделали из плебея хоть что-то похожее на настоящего потомка альдмери, и требовали всего лишь одного — повиновения. А теперь вы и сами выглядите, как варвар, лицо только разрисовать не додумались!

Конечно, она имела в виду шрам на лице, оставшийся после уличной битвы во время свадьбы, и щетину, всё же оформляющуюся во что-то похожее на бородку. Я как-то позволил себе пошутить, что мне только на лице татуировки сделать осталось, на что мне сказали, что у нордов принято раскрашивать лицо только перед битвами, а лицевые татуировки — традиция ричменов и данмеров.

— Эти «варвары» приняли меня, — парировал я. — И просто отнеслись, как к равному. Вы же не уставали напоминать мне о своём происхождении, более родовитые мои коллеги за короткое время ухитрялись подняться выше, чем я за годы службы. Сколько лет я пробыл мальчиком на побегушках, прежде чем вы решили повысить меня до должности следователя?

— А как же ваши родители?

Я знал, что Эленвен будет давить на меня через родителей, угрожать мне навредить им. Но до Вайтрана ей уже в жизни не дотянуться, а на небольшой ферме недалеко от города, которую Лидия помогла мне приобрести после гибели её прежних хозяев почти за гроши, им очень нравится. А как хорошо, что в Винтерхолде после одного эксперимента остался сигильский камень, с помощью которого маги заново научились мгновенно перемещаться в любую точку Тамриэля! Да, метод работает не так хорошо, как хотелось бы, после этого пришлось ещё некоторое время пешком добираться до Винтерхолда… но маги работают над тем, чтобы исправить все эти недочёты.

— Горный воздух будет полезен для их здоровья, — парировал я. — Если это всё, леди Эленвен, то зачем растягивать наше общение, оно всё равно не доставляет вам никакого удовольствия?

По лицу Первого Эмиссара проскользнуло странное выражение — именно с таким выносят смертные приговоры, но в тоже время в глазах отразилось и какое-то… смирение?

— Что же, — вздохнула она, — должна признать, вы — первый юстициар, которого я отправляю в отставку.

Губы Эленвен тронула странная улыбка, сама она грациозно спорхнула с места, зачем-то взяла в руки два кубка, на мгновение застыла возле сейфа, а затем вернулась к столу с откупоренной ребристой глиняной бутылкой.

— А вы, в свою очередь, первый юстициар, который сделал столь… неординарный выбор. Признайтесь, из-за женщины?

Никогда не видел Первого Эмиссара столь радостной и довольной — не верится, что она вот так просто сменила своё настроение.

— Да, можно и так сказать.

Эленвен поставила кубки на стол. Затем, с улыбкой вздохнув, Первый Эмиссар взяла чистый лист бумаги и принялась на нём что-то писать. Я тем временем незаметно поменял кубки местами.

— Что же, юстициар, надеюсь, эта женщина сможет сделать вас счастливым, — женщина взяла в руку кубок, второй протянула мне. — Замечательный флин, нигде вы больше такой не попробуете.

Я притворно застеснялся.

— Эстормо, позвольте мне достойно проводить вас в отставку! Пейте!

Я притворился, что делаю несколько глотков, Эленвен так же в ответ осушала свой кубок, коварно улыбалась, словно ждала чего-то. Постепенно улыбка стиралась с её лица, уступало место недоумению, а потом — страху. Женщина схватилась за горло, из её груди вырывался кашель.

— Польщён, что вы решили избавиться от меня, как от равного, а не приказали прирезать в тёмном углу или бросить в темницу, как бы вы сделали с плебеем.

Судя по столь быстрому отравлению, Эленвен решила убить меня корнем жарницы, но её смерть такой же быстрой и безболезненной, как обещают учебники по травоведению, не будет.

— Но я всё равно для вас — второй сорт, едва полноценный, — прошипел я, глядя умирающей начальнице в глаза. — Прощайте.

Когда бездыханное тело безвольно распласталось в кресле, я закрыл её застывшие от ужаса глаза ладонью, осушил кубок и, протерев, поставил его на место. Только тогда я вышел из её кабинета прочь — стоит всё же создать хотя бы видимость моего благополучного ухода. Я шёл по двору в смешанных чувствах: я предполагал, что просто так меня в отставку не отпустят, готовился к чему-то подобному, но это было как-то… странно и дико — смотреть на предсмертные муки начальницы и намеренно не пытаться ей ничем помочь? Руки чуть не дрожали, потому одну пришлось держать на рукояти кинжала, другой — обхватить форменный пояс. В животе что-то неприятно заурчало, сердце колотилось так быстро, что словно вот-вот выпрыгнет из груди.

Добрался до конюшен, взобрался на коня и жестами потребовал открыть ворота. Не оборачиваясь, я пустился в рысь, проскакал до спуска на Солитьюд, где меня ждал Круг. Первым же делом я снял с себя форменный камзол, собирался выбросить его прямо здесь, в лесу — но Эйла остановила меня.

— Пригодится на охоте, — посоветовала она.

Вилкас протянул мне мой меч, которым я тут же опоясался. Фаркас заботливо набросил на плечи плащ и подал фибулу в виде головы волка. Символ права стать первым за много сотен лет мером в Круге Соратников, за обладание которым мы с Атисом могли бы соперничать, если бы не его гибель в той резне на свадьбе. Год, предложенный Лидией, истёк — и по прибытию в Вайтран меня ждёт обряд в Нижней Кузне.

— Круг ждёт, брат, — с доброй улыбкой произнесла Лидия.

Предвестница лихо пришпорила лошадь, мы поскакали вслед за ней.