— Балгруф вычислил меня и подослал ко мне свою шпионку, нордскую девку. Я, идиот, запал на неё. Стал её лёгкой добычей, — я выпил ещё воды. — Она заманила меня в ловушку и ранила в живот — так, чтобы я не умер. Специально, чтобы её хозяин смог поговорить со мной, заставить меня написать в отчёте так, как ему удобно.
— Конечно же, выбора у тебя не было.
— Да. Меня отравили чем-то, что парализовало меня, я был без сознания около суток, — неприятные воспоминания снова окатили меня, голос снова задрожал, к горлу подступал тяжёлый комок. — Утром мне сказали, что я… что моё тело…
Старик положил руку мне на плечо, затем снова прижал к себе, поняв, что произошло.
— Тебе могли наврать, — успокоил он. — Балгруф мог приказать своим людям сделать всё, чтобы унизить тебя.
— У него получилось, — вздохнул я. — Трактирщица, у которой я жил, после этого случая возненавидела меня, хотя я ничего ей не сделал. Впрочем, это мне помогло окончательно в собственной бездарности убедиться. Я даже свою одежду постирать не смог!
На губах жреца проскользнула добрая усмешка.
— Этому я тебя без проблем научу. У самого не с первого раза всё получалось. Пойдём, отведём твою лошадь в конюшни, разберём твои вещи и поужинаем.
Впервые за целый день я услышал по-настоящему хорошую идею, сказанную добрым голосом, и это ободрило меня. Мы вместе вышли за порог, вместе довели лошадь до конюшен; Рунил отдал работникам деньги и взял кое-какие мои вещи. Обратно я едва дошёл, чуть ли не опирался о старика. Когда мы вернулись, нас ждал Каст — чем-то недовольный, но, на моё счастье, трезвый.
— Опять этот ублюдок припёрся? — пробурчал он.
— Эстормо сейчас тяжело в жизни, будь милосерднее, — попросил жрец. На норда, однако, это не произвело ни малейшего впечатления, милосердным ко мне он быть не желал.
— Здесь гнилой эльфятиной воняет, — процедил Каст. — Можешь не ждать меня, старик, я к родне в Рорикстед завтра поеду.
От этого человека ничего иного я не ожидал — наоборот, обрадовался, что он собрал свои вещи и ушёл. Буду спать не на полу, как думал сначала, а в кровати.
— Не понимаю, как ты это быдло терпишь? — моему возмущению не было предела. Рунил, боевой офицер (пусть и отставной) армии Альдмерского Доминиона, чистокровный альтмер, наверняка состоявший в Талморе, даже не пытается поставить какого-то деревенского мужлана на место! Вот окрепну — и объясню этому норду, как надо себя со старшими вести!
— Больше никто не хочет помогать мне, — качнул плечами старик. — А я уже слишком стар, чтобы следить за кладбищем в одиночку. Ладно, давай ужинать. Как обычно, небогато…
— Не страшно, — перебил я.
Еда казалась мне совсем безвкусной, но отчего-то я съел всё. Затем выпил такой же безвкусный чай — и даже не смог понять, из чего он сварен.
— Тебе хоть дали какое-нибудь лекарство? — поинтересовался Рунил.
Лекарство… Я ведь оставил это зелье в Вайтране, в комнате. Даже ту записку от жреца не взял. Что же, буду в наказание терпеть слабость и постоянную усталость.
— Я… забыл его в Вайтране.
— Ничего, я поговорю с Зарией.
И снова этот старик проявляет ко мне неслыханную доброту, словно я чем-то дорог ему. Не верю, что всё это лишь из-за того, что я чем-то напомнил ему погибшего сына. Может, всё-таки пытается выслужиться передо мной, как перед талморским юстициаром?
— Просто не верится, что ты настолько добр ко мне, — невзначай заметил я. — На какое-то мгновение там, в Вайтране, мне казалось, что от меня все отвернулись, желают мне скорейшей смерти… Скажи, что ты хочешь от меня в благодарность?
Жрец позволил себе несколько смешков.
— Ты и правда глупый мальчишка. Или Талмор настолько испортил тебя, что ты перестал верить в добро.
Не лжёт. Моё выработавшееся за годы службы чутьё подсказывало мне, что Рунил не лжёт мне, что ему действительно ничего не нужно от меня.
— Я уже стар, Эстормо, — продолжил он. — Всё, чего я хочу — это умереть с мыслью, что мне не стыдно за прожитые годы. Или по крайней мере знать, что я искупил всё причинённое каким-либо разумным существам зло.
— Но ты вполне способен пережить здесь всех!
— Кто знает, мальчик, — старик грустно усмехнулся, осушил кружку с элем до дна. — Кто знает. Но если ты и правда хочешь мне помочь… Я не буду настаивать или нагружать тебя слишком тяжёлой работой — но, думаю, небольшая помощь с кладбищем поможет тебе быстрее восстановиться.
Конечно, я помогу ему поддерживать на кладбище порядок. Хоть так отплачу ему за то, что он не отворачивается от меня, что дал мне кров и пищу. А если Эленвен намекнёт, что я совсем уж бездарен и мне лучше оставить службу, я вернусь сюда, в Фолкрит. Вот местным потеха будет: два чистокровных алинорских альтмера, бывшие члены Талмора, боевой маг и юстициар, возятся со скайримскими покойниками, ухаживая за местами их погребения! Может быть, после смерти Рунила я займу его место, затем вытащу с того света какого-нибудь ещё бездарного талморца… Так и традиция сложится, что за фолкритским кладбищем будут отставные талморцы следить.
— Конечно. Я буду помогать тебе.
После ужина Рунил принялся рассматривать мою испорченную одежду, велел мне принести ему горстку соли и воды, и обмазал крепким соляным раствором пятна крови, сказав, что завтра всё должно сойти. Остальное он просто велел замочить в тёплой мыльной воде.
— А откуда у тебя этот топор? — спросил он.
— Люди Балгруфа подсунули — вместо меча, который я нашёл на месте убийства Лоркалина. Велели мне таким образом подставить Братьев Бури.
— Значит, твоих коллег убили люди Балгруфа? И потому ему было важно разоблачить тебя и запугать?
Я кивнул.
— Даже не верится, что слышу это, — вздохнул жрец. — Про Балгруфа все только и говорят, насколько он мудр и благороден. Неудивительно, впрочем, что он не настолько благороден, каким пытается быть в глазах народа.
С недоумением посмотрел на старика.
— По-настоящему благородный человек у власти долго не задержится, ты ведь сам это понимаешь.
Да, конечно. Все более или менее крупные игроки на политической арене должны быть теми ещё хитрецами и подлецами. Если они не успеют первыми ударить — то сами получат кинжал в спину.
— Ладно, бери плащ и оттирай грязь, — приказал Рунил.
Я закатал рукава, склонился над тазом, где в мыльном растворе лежали мои вещи, наугад выудил что-то — штаны, кажется.
— Теперь ищи, где грязь, и оттирай.
— Намылить надо? — спрашивая это, я чувствовал себя идиотом.
— Нет, — на удивление, в голосе старика не слышалось ни единой ехидной нотки. — Бери двумя руками вокруг грязного места и начинай тереть.
Никогда я не чувствовал себя глупее, чем сейчас. Хорошо, что мы за дом зашли, и никто из местных нас не видит! Не то, наверное, сейчас со смеху бы попадали. Я тёр грязь, но не видел особой разницы, лишь вода становилась всё грязнее.
— Отложи штаны, ототри с плаща грязь и поменяй воду.
Я послушался Рунила, достирал плащ и вылил воду на землю. Старик тем временем налил в таз холодной воды и велел опускать туда вещи. Обречённо вздохнул: опять в ледяной воде плескаться.
— Просто прополощи как следует, вот так, — жрец подал мне пример, я принялся повторять за ним; Рунил тем временем взял мой плащ, я пытался возразить — всё-таки это мои вещи, но переубедить старика мне всё же не удалось.
Вдвоём мы закончили быстрее, даже отстирали рубахи и накидку. Рунил приказал мне занести вещи в дом и развесить их в подвале — и пока покойников там не было, я не возражал. Завтра всё равно вынесу их на улицу, на солнце быстрее высохнут.
— Видишь, ты справился, — ободрил старик. — Завтра с утра починим твою робу.
Усталость уже брала своё — и всё, что я мог сделать, это кивнуть головой. Завтра так завтра, оно и к лучшему.
— Не возражаешь, если я пойду спать? — спросил я.
— Конечно. Тебе нужно отдохнуть.
Спать я ложился, лишь сняв ботинки и рубаху — на большее просто не было сил. Едва щека коснулась подушки, как разум отказал мне, и я провалился в сон.