— Было бы куда лучше, если бы нам не вбивали в голову, что мы — высшая раса, а все остальные — так, второй, если не третий сорт. Норды, впрочем, от нас не отстают, тоже считают себя самой лучшей человеческой расой, потому, наверное, нас особенно и ненавидят…

— Но это ведь глупо! Все мы равны перед Всесоздателем, и можем вернуться в этот мир в любой форме — человеком, эльфом, зверем или же птицей…

Я позволил себе улыбнуться и прижать скаалку к себе. Как мне отплатить за всё то добро, что она сделала для меня?

— Потому я и чувствую себя идиотом. Фрея, ты ведь сможешь простить меня? Вы с отцом были добры ко мне, приютили меня, ты заботилась о нас всё это время, что мы были в походе, а я должен буду убить твоего отца только потому, что об этом просит демон.

— Отец придумает что-нибудь, — успокоила она. — И никому не придётся умирать раньше срока.

Как же мне не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась.

***

— С тех пор ты начал жалеть, что вообще пришёл в Талмор?

Вопрос Арнгейра показался мне глупым, лишённым смысла. Нет, я ни дня не жалел, что пришёл служить туда, ведь как иначе бы я осознал ошибочность и глупость всего, чему Талмор учит?

— Нет, Мастер. Иначе я бы не оказался на Солстхейме, не познакомился с Фреей, не оказался бы в конечном итоге здесь. Но возвращаться туда я не очень хочу.

— Не возвращайся, — посоветовал Мастер. — Тебе там всё равно больше нечего делать.

В ответ я лишь усмехнулся: в жизни никогда и ничего не было так просто.

Уже поздно: Седобородые устали слушать, я — рассказывать, и после небольшой работы по хозяйству Высокий Хротгар погрузился в сон.

========== Подчинение ==========

Снова надо мной было мертвенное небо Апокрифа, вокруг — его гнетущая тишина. Что-то заставило меня опустить взгляд на пол, и увиденное заставило меня закричать. Я не увидел собственных ног, моё тело превратилось в покрытый шерстяным плащом кожистый мешок, руки оказались костлявыми когтистыми лапами. Вместо крика из груди вырвался лишь противный скрип…

Я в ужасе подскочил. Это был сон, всего лишь ещё один дурацкий сон.

Мне всё же удалось прокрасться на кухню, найти там бутылку вина и осушить её. Разум заволокло туманом, я добрёл до своей лежанки и снова провалился в сон.

Небо вокруг меня заволокло тучами, дышать было тяжело, в голове стоял неразборчивый шёпот. Я поднимался на вершину горы. Вокруг становилось всё темнее, само солнце, казалось, угасало, дышать становилось всё тяжелее, снег становился серым, рассыпался прямо в воздухе. Я позволил себе приглядеться внимательнее — нет, это вовсе не снег. Подошёл к краю обрыва, внимательнее пригляделся — внизу горела деревня, до меня доносились крики. Тело почувствовало невероятную боль, что-то сжигало меня, я оглядел себя и понял, что оказался объят пламенем, мои руки чернели и рассыпались на глазах…

Из кошмара меня вырвал Арнгейр. Старик не стал лишний раз расспрашивать меня, лишь молча отвёл на кухню, а после завтрака вывел во двор.

— Сегодня ты должен познать третье слово Безжалостной силы — Dah, что означает «толкать». Ты толкаешь мир — но в ответ мир толкнёт тебя. Вспомни всё, что ты узнал о FUS и RO — и реши, сможешь ли ты толкнуть мир так, чтобы удержаться на ногах самому.

FUS — это сила, это поток горной реки или дуновение ветра.

RO — это равновесие, это ловкая форель или тонкий древесный лист.

Dah — это толчок, который заставляет форель плыть по течению, а древесный лист лететь по ветру.

— FUS-RO! Dah!

Последнее слово прозвучало будто в пустоту.

— Посмотри на все три слова, — посоветовал Арнгейр.

Я сконцентрировался. Острое FUS, мягкое RO. Dah — короткое, сильное, быстрое. Жёсткое. Горный поток и многолетние ветра меняют форму камней. Камни способны сопротивляться этому, принимать гладку, круглую форму. Сила. Равновесие. Сопротивление, а не толчок?

— Думай.

Мир балансирует, я — точка опоры. Нет. Точка опоры — рядом, ведь я сам на другой стороне этого маятника. Или я — одновременно и точка опоры, и противовес? Может, это я балансирую, а точка опоры — целый мир? Но кто тогда противовес? Снова я?

— FUS! RO!

Скамп.

Сила. Равновесие. Толчок.

-FUS-RO! Dah!

А если пойти от обратного? Мир толкает меня. Я сохраняю равновесие. Толкаю мир в ответ.

— FUS-RO-Dah!

Крик хоть и состоял из трёх слов, но получился недостаточно сильным.

Я снова рассматривал все три Слова. Горная река и форель в её водах — единое целое. Чтобы выжить, форель перепрыгивает опасные пороги, уклоняется от камней — но взамен река даёт ей дом и шанс ускользнуть от врагов, что поджидают её на суше. Воды реки — дом для форели, но для этого форель должна быть достаточно быстрой, сильной и ловкой.

На каждое действие есть противодействие. Каждое противодействое должно быть уравновешено.

— FUS-RO-Dah!

Раздался гром, какая-то сила тащила меня назад до тех пор, пока столкновение с большим сугробом не остановило меня. Слишком сильно — не помню, чтобы драугров отбрасывало назад после Криков.

— Отдохни.

Арнгейр повёл меня на кухню, где предстояло готовить обед.

— Мне снилось, что солнце угасало, — зачем-то признался я. — Снова.

Старик попросил меня рассказать этот сон подробнее.

— Я поднимался на вершину горы, когда небо потемнело. Снег превращался в пепел, а внизу горела какая-то деревня. Затем меня самого охватило пламя… И я проснулся.

— Возможно, тебе снилось будущее, — предположил Седобородый. — По слухам, Уриэль Седьмой увидел во снах свою смерть. Возможно, тебе снились твои страхи — такое тоже часто бывает.

— Но мне уже второй раз снится потемневшее небо, — напомнил я. — И всё же на что я — ваша единственная надежда?

Арнгейр снова ничего не ответил, велев мне внимательнее следить за похлёбкой.

— Арнгейр? — настаивал я; старик пытался перевести тему, снова заговорил о готовке обеда. — Не уходи от ответа.

— На то, что ты восстановишь между смертными и драконами равновесие, — уклончиво ответил Седобородый.

Его ответ меня не устраивал: когда-то давно драконам, как я понял, поклонялись, драконы выбрали себе «любимчиков» из числа руководивших поклонением жрецов, эти жрецы, однако, принялись злоупотреблять своей властью. Народу, как водится, это не понравилось. Поставленная драконами верхушка в конце концов была свергнута, драконы вместо того, чтобы назначить новую верхушку из числа победивших, принялись всячески вредить победителям и были закономерно истреблены. Теперь же некая сила вернула уничтоженных драконов к жизни, и те принялись, по всей видимости, мстить за истребление. Я не собираюсь искать равновесие между мстительными злобными тварями и «смертными», как назвал Арнгейр людей, меров и зверолюдов.

— Драконы жгут города, убивают смертных и не предлагают ничего взамен, — парировал я. — Они хотят править на кладбище, мы этому справедливо сопротивляемся.

В ответ Арнгейр с неловкой улыбкой пробурчал что-то невнятное; затем в обеденный зал зашли остальные Седобородые и принялись за еду. Я снова задал тот же вопрос — на сей раз всем им. Старики перешептались, в комнате стоял гул, от которого на столе застряслась посуда, а огонь в очаге чуть не погас.

— Мы покажем тебе кое-что, когда ты будешь готов, — ответил Арнгейр. — Но сначала ты полностью освоишь Безжалостную Силу и расскажешь нам, как ты одолел Мирака.

***

Конечно, Мастер. Я расскажу тебе, как я одолел Мирака, и чего мне это стоило.

Мы с Фреей вернулись в деревню скаалов через два дня ближе к вечеру. Я волновался, до сих пор не мог придумать, что и как сказать Сторну. Отец и дочь крепко обнялись, старик с улыбкой позвал нас в свой дом, затем предложил помыться после почти недельного отсутствия… Что-то внутри меня шевелилось, из глубин души поднималась странная… обида? Зависть? Я ведь уже и не помнил, каково это — быть кому-то нужным и кем-то любимым. Я ведь точно помню, что мать любила меня — да, порой она была строгой, и чем старше я становился, тем больше требований ко мне предъявляли и тем меньше ласки я получал, отец тоже был ко мне доброжелателен… Как же давно всё это было!