– Сдурел, что ли? Какого ляда тебе земля сдалась? Здесь её мало? – младший коллега по бизнесу и по совместительству полубывший мент Колян рассмеялся, орошая слюнями вперемешку с водкой весь стол.

– Да дело тебе говорю. Государство само землю даёт. Бесплатный гектар. Получить может каждый. Из любой точки страны. Главное, чтобы российский паспорт был. Какая разница, что на Дальнем Востоке. Зато искать далеко. И всего-то – бумажки нужно сделать, что осваиваем. Частное кладбище. Где-нибудь в далёкой тайге. Знаешь, такое экокладбище. Для продвинутых пользователей. Чтобы лежать себе под соснами, а сверху шишки, белочки. Даже слоган тёща придумала: «Лучшая жизнь после смерти начинается там, где восходит солнце», – слова лились из обычно молчаливого Вована, словно судьба давала ему шанс, за который нужно было ухватиться, как сперматозоиду за матку, чтобы переписать всё начисто. – Тут, знаешь, сколько проблем, чтобы трупы хоронить? Одна была надежда на реновацию, чтобы дома новые строили. Но мороки не оберёшься. Камеры везде понатыкали, чтобы за стройкой следить. Вот, представь, бросаешь ты чучело мёртвое в бетон, а рядом уже твои полуколлеги стоят, в погонах дырки под звёздочки просверливают. Ну к лешему всё. Сам поеду филиал основывать. Чтобы комар носу не подточил.

Накануне вечером Филипповна просчитала бизнес-план. Выходило и чисто (даже с налётом благотворительности – можно же хоронить бесплатно видных деятелей искусства, так сказать, сделать потом арт-кладбище), и выгодно. Подумать только, можно же осваивать гектар. А если записать на семью и друзей, то целую новую индустрию открыть, предложив бывшим и действующим партнёрам новую услугу по качественному и надёжному захоронению. Концы не в воду – концы в землю. В ней, родимой, все и встретимся. В оборот пойдёт и Маринка, даром что ли, жена. Она возглавит фонд «Посмертие». Будет предлагать бесплатные подземные номера любимцам муз различных категорий. У кого поднимется рука ворошить прах какого-нибудь известного за пределами поэта Изюмова? Пусть лежит себе в пентхаусе подземного дома. А под ним можно затолкать человека два-три, а, может, и больше – как земля осядет.

– Марина, подумай сама, какое ж грязное дело, – верещала тёща, заговорщицки подмигивая зятю. – Твой муж решился на благородный поступок. Цени это. И о нём забывай. Никто не кусает кормящую руку. Совершенно бесплатный перелёт, проводы. Где ещё поэту, писателю или художнику лежать, как не там, в тайге, где вековые сосны, неведанные тропы, и ни одна тварь не будет мешать походу в вечность. А мы выйдем, не побоюсь этого слова, на международный уровень.

– И вот так уже все твои в бизнес решили ввязаться? – икнул Колян, рассматривая напарника.

– Деньги любят тишину. А там – тихо. Населения почти нет. Представляешь, рядом с заповедником возьмём. Или ещё где. Какая разница? Мне больше нравится Приморье. Вода, леопарды там, тигры, какая только хрень не водится. Убьём большой круг аудитории. Главное, быть первыми, поляну застолбить. С местными я договорюсь. Что с ними вообще договариваться! Кто там есть? Никого. Две полукрысы на треть страны, – сам загоготал на свою шутку Вован.

– Филипповна, – осоловело икнул Вован, – Вот твой и гектар жинки пойдёт на кладбище. А свой оставлю в резерве. Отдельно пойдёт. Вот смухлюешь, свяжу тебя, брошу в вертолёт и скину где-нибудь в Хабаровском крае или Якутии. Там, где особенно зол дальневосточный клещ. Чтоб, если укусил, так смертельно. А выживешь, дурой до конца дней останешься. А что, так и напишу в заявке, беру землю под сохранения потомкам. Что думаешь, – смеялся он своей шутке, – ты там же сильно природу не повредишь, сама гляди её частью станешь. А потом через недельку приеду, выживешь – заберу домой. Будешь как домашнее животное. Не выживешь – не судьба.

Филипповна застыла Ленскими столбами, что за свою жизнь и не такое видали. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Она лишь незаметно писала на телефон тирады зятя. Так Филипповна делала даже со своим мужем. Это уже несколько раз облегчало ей жизнь.

– Слышь, а ты с парашютом-то прыгала? Представляешь, он же не всегда открывается, – хлопнул её по плечу Вован. – Тебе бы в покер играть. Верю, что налоговая тебя ничем не прошибёт. Понимаю, почему тебя батя выбрал. Интересно, понимаешь ли ты, почему он выбрал меня?

Через пару часов Колян получил аудиозапись от Филипповны. Там был явно слышен заплетающийся голос его кореша. Из записи была удалена первая часть, где упоминалась Филипповна. Для того чтобы Колян всё понял точно и наверняка, к записи прилагалась эсэмэс, что это ему планируется участь быть вброшенным где-то в тайге.

Если её дочь и была вдовой, то эта роль к ней не клеилась. Всё величие горя на себя приняла Филипповна, став королевой-матерью, оплакивающей зятя-сына.

– Не хнычь, ботокса на тебя не напасёшься, – цыкнула она на дочь. – Ты его никогда не любила. Не то что я. Он мой бог-сын, кровью скрепивший твой следующий брак и мой новый бизнес. Агнец, что рядился в волчьи шкуры. Что ни говори, любила я этого мальчика. Нравилось смотреть, как всё он думает, что обыгрывает. Но мой счастливый билет – джокер в рукаве. Не знаю, что больше рассердило Коляна: что его за силу не считают или про двух полудохлых крыс? Знание – сила. Главное, как информацию подать. Особенно если она абсолютно правдива. Сейчас придёт стилист. На похоронах ты персона номер один.

Филипповна всё рассчитала точно. Вован был балластом, грузом для семьи. Он должен быть сдан в утиль, как малиновый пиджак, что не подлежал перелицовке. Пусть все первоначальные накопления были сомнительного происхождения. Теперь пираты надевали на руки перчатки и отправляли детей учиться за границу, преимущественно в Лондон. Безусловно, Вован не мог не понимать, что ему ставят капканы, только вот ни разу не увидел холод и презрение в глазах тёщи.

– Марина, – поправила причёску Филипповна, – надеюсь, ты понимаешь, что твой муж был святым человеком, который пал жертвой несправедливости. Теперь ты всем расскажешь, что посвящаешь свою деятельность его памяти. Надеюсь, ты будешь жить долго и счастливо.

Вечером следующего дня федеральные каналы толпились в очереди за интервью у главы фонда «Посмертие». Женщина с безупречной репутацией, вдова известного московского бизнесмена отдаёт дань уважения мужу, претворяет в жизнь его последнюю идею. Соинвесторами проекта стали неизвестные предприниматели из АТР.

Ты когда-нибудь встречался с богом? Не смейся, вопрос серьёзный. Не про музеи с пыльной живописью и холодными статуями. Не про церковь, куда ходят, лишь бы отметиться, будто у дьявола есть записная книжка с заметками: этот ходил и ставил свечку, огонь ему под котёл поменьше; а сверху и не бог, а строгий, но не очень внимательный учитель. Ему подсунешь плагиат из интернета – не заметит. Это вопрос про встречу. Про личного бога. Вот нас трое братьев. Казалось бы, общая мама. А у каждого – своя. Моя – застёгнутая на все пуговицы. Пучок такой, что ни одна волосинка не выйдет из общего строя. Из детства – только строгий голос: иди да братьев из сада забери. А для малого – тёплая. Ему уж под тридцать, а всё льнёт к ней, как телёнок. Среднего не поймёшь. Спросишь про мать. Ответит: ну мама как мама. Как будто что она, что пятно солнца на стене. У каждого есть свой Гоголь, свой город, своя Москва. Даже если ты никогда не был в столице, она живёт пучком ассоциаций и фантазий, что делает её почти живой. С богом всё сложнее. Чаще о нём не думают, как о чёрной дыре. Может, он и есть, а, может быть, и нет. Как жизнь на Марсе. У Ницше он умер. Но, чтобы умереть, надо было и жить. Я вот сам не знаю. Иногда кажется, зря приехал сюда. Был шанс поступить в лучший вуз страны, бросить всё это Приморье – за него и ухватился зубами. Тогда казалось, вырвался из капкана, теперь всегда будет солнце над головой. Столица – блеск огней. Но фальшивый. Думаешь, что звёзды, а это лишь фонарь слепит в лицо. Теперь ни здесь, ни там. Ни жилья. Ни толковой работы. Вернуться невозможно. Не повернуть реку вспять. Яблоня цвела, да цветки опали. Так и бухчу немного, разменивая жизнь на фантики банкнот.