Появление понятия открытия совпало с планами успешной экспедиции Колумба, но сам он не пользовался этим термином, поскольку писал отчеты о своей экспедиции не на португальском, а на испанском и латыни. Ближайшие по значению латинские глаголы – invenio (находить), reperio (приобретать) и exploro (изучать), от которых образуются существительные inventum, repertum и exploratum. Invenio использовал Колумб для объявления об открытии Нового Света, reperio – Ян ван дер Страт для названия альбома гравюр, иллюстрирующих новые открытия (ок. 1591), а exploro – Галилей, когда сообщал об открытии лун Юпитера (1610){117}. В современном переводе все эти слова часто передаются словом «открытие», но при этом мы забываем, что в 1492 г. устоявшегося понятия «открытие» еще не существовало. Даже по прошествии ста с лишним лет Галилей, писавший на латыни, был вынужден прибегать к таким обтекаемым фразам, как «неизвестный всем предшествующим астрономам», чтобы передать его смысл{118}[84]. Вскоре во всех европейских языках укоренилось одинаковое метафорическое использование слова «открыть» для описания путешествия с целью поиска новых земель. В авангарде шел португальский язык, поскольку португальцы первыми, начиная с 1421 г., предприняли ряд экспедиций с целью найти морской путь к островам пряностей в Индии, вдоль побережья Африки (попутно выяснив, что, вопреки общепринятому мнению, которому учили в университетах, в экваториальных областях не слишком жарко и там можно жить). Слово descobrir использовалось уже в 1484 г. и означало «исследовать» (вероятно, это перевод латинского patefacere, открывать). Однако в 1486 г. Фернан Дульмо предложил совершенно новый вид предприятия, путешествие через океан на запад, в неизвестные края, с целью найти (descobrirse ou acharse – открыть или найти) новые земли (это было через два года после того, как Колумб предложил плыть на запад, чтобы добраться до Китая){119}. Вероятно, путешествие так и не состоялось, однако это было бы скорее открытие, а не исследование. Дульмо ничего не открыл, но его идея открытия вскоре зажила своей жизнью[85]. Новое слово начало распространяться в Европе после публикации в 1504 г. второго из двух писем, написанных (предположительно) Америго Веспуччи, где он описывал свои путешествия в Новый Свет по поручению португальского короля. Это письмо к «Пьеро Содерини», написанное и впервые опубликованное на итальянском языке, к 1516 г. выдержало уже больше десяти изданий. В итальянском тексте девять раз встречалось слово discoperio, позаимствованное из португальского; в переводе на латынь (с промежуточным французским) слово discooperio встречалось дважды{120}. Это было первое использование слова в современном значении «открытие»: discooperio есть в поздней латыни (слово встречается в Вульгате, латинском переводе Библии), но лишь в значении «обнаруживать». Поскольку discooperio отсутствует в классической латыни, широкого распространения термин не получил; в любом случае концепция открытия была настолько новой, что поначалу требовала разъяснения. Веспуччи любезно пояснял, что пишет об обнаружении новых земель, «о которых ничего не сообщали древние писатели»[86]. Новое слово распространялось так же быстро, как и известия о Новом Свете. Фернан Лопеш де Каштаньеда опубликовал свой труд «История открытия и завоевания Индии португальцами» (História do descobrimento e conquista da Índia) (то есть Нового Света) в 1551 г.; его быстро перевели на французский, итальянский и испанский, а затем на немецкий и английский, и он сыграл ключевую роль в укоренении этого нового слова. О скорости его распространения можно судить по появлению в названиях книг: голландский язык – 1524 (но затем только в 1652); португальский – 1551; итальянский – 1552; французский – 1553; испанский – 1554; английский – 1563; немецкий –1613.
Книгопечатание Ниже приводятся данные о количестве напечатанных экземпляров книг; естественно, это лишь приблизительная оценка. Революция в книгоиздании была масштабной, но одновременно растянутой во времени, и этот процесс в точности совпадает по времени с научной революцией (см. ниже). В 1500 г. она только начинала ускоряться: (Из Buringh & van Zanden. Charting the ‘Rise of the West’, 2009. 418.) Если для Веспуччи концепция открытия была новой, то, наверное, это же относится и к изобретению? В XVI и XVII вв. порох, книгопечатание и компас чаще всего упоминались в числе изобретений, доказывающих превосходство современных людей над древними. Все они появились до путешествия Колумба, но мне не удалось найти письменных упоминаний о них до 1492 г.{121} Именно открытие Америки продемонстрировало значение компаса; книгопечатание и порох, возможно, тоже считались революционными в своих областях, но были признаны таковыми только в постколумбовский период. И для этого были веские причины: считается, что первое сражение, исход которого решил порох, состоялось в 1503 г. при Чериньоле, а до 1500 г. влияние книгопечатания было невелико. Мы привыкли к разным значениям слова «открытие» и поэтому склонны предполагать, что оно всегда означало примерно то же, что и в наши дни. «Неожиданное открытие – оказывается, мне положен возврат налога», – говорим мы. Но «открытие» в этом значении следует за упоминанием об открытии Колумбом Нового Света; именно путешествия с целью поиска новых земель дали толчок к использованию слова «открыть» в значении «обнаружить», и этому способствовала практика перевода invenio как «открытие». После 1492 г. основное значение слова «открыть» – не просто «обнаружить» или «выяснить»: тот, кто объявляет об открытии, подобно Колумбу, заявляет о том, что он первым сделал это, проложил дорогу тем, кто последует за ним. «Мы открыли тайну жизни», – во всеуслышание объявил Фрэнсис Крик в пабе Eagle в Кембридже 13 февраля 1953 г. – в день, когда они с Джеймсом Уотсоном поняли структуру ДНК{122}. Открытия – это определенные моменты в необратимом историческом процессе. Концепция открытия несет с собой представление о времени как о линейном, а не циклическом. Если открытие Америки было счастливой случайностью, то оно сделало возможным еще более выдающуюся случайность – открытие открытия{123}[87]. Я сказал «более выдающуюся», поскольку именно само понятие открытия изменило наш мир так, как не могло изменить просто обнаружение новых земель[88]. Раньше считалось, что история повторяет себя, традиция служит надежным путеводителем в будущем, а величайшие достижения цивилизации принадлежат не настоящему или будущему, а прошлому, Древней Греции и классическому Риму. Конечно, наш мир создан наукой и технологией, но научный и технический прогресс зависит от существования одного важного допущения – допущения о возможности открытий[89]. Новый подход кратко изложил Луи Леруа (или Региус, 1510–1577) в 1575 г.{124}. Ле Руа, который был профессором греческого и перевел «Политику» Аристотеля, первым полностью осознал особенность новой эпохи (я цитирую по английскому переводу 1594): вернутьсяGrafton, Shelford & others. New Worlds, Ancient Texts (1992). 80; Galilei. Le opere (1890). Vol. 3. 57; выше, p. 56. вернутьсяGalilei. The Essential Galileo (2008). 47; Giordano da Pisa: «Non é ancora venti anni che si trovó l’arte di fare gli occhiali, che fanno vedere bene, ch’é una de le migliori arti e de le piú necessaire che’l mondo abbia, e é così poco che ssi trovò: arte novella che mmai non fu. E disse il lettore: io vidi colui che prima la trovó e fece, e favvellaigli» (цит. по Renaissance Vision, 2007. 5); и Filarete: «Pippo di ser Brunelleschi inventò la prospettiva, la quale precedentemente non si era mai usata… Benché gli antichi fossero acuti e sottili, essi non conobbero la prospettiva» (цит. по Camerota. La prospettiva del Rinascimento, 2006. 61). вернутьсяСравните рассказ Джордано да Пиза (написанный на итальянском в 1306 г.) об изобретении очков, о которых он услышал в проповеди: «Не прошло и двадцати лет с тех пор, как было найдено [si trovó] искусство изготовления очков, призванных улучшить зрение. Это одно из самых лучших и необходимых искусств в мире. Как мало времени прошло с тех пор, как было найдено новое, никогда не существовавшее [arte novella che mai non fu] искусство». Проповедник сказал: «Я видел человека, первым нашедшего очки, и я беседовал с ним». Совершенно очевидно, что у Джордано не было слова для таких понятий, как «изобретение» или «открытие», и поэтому он прибегнул к парафразу: «новое, никогда не существовавшее искусство». Филарете (ум. ок. 1469, писал на итальянском) так рассказывал об изобретении перспективы Брунеллески: «Пиппо ди сер Брунеллески нашел [inventò] ту перспективу, которая в прежние времена не применялась… Несмотря на ум и искусство древних, они не были знакомы с перспективой». Inventare не могло адекватно передать идею открытия чего-то, прежде неизвестного. Филарете прекрасно понимал: читатели полагают, что любое открытие является повторным, и поэтому посчитал необходимым выразить несогласие с этой точкой зрения. вернутьсяО значении слова descobrir см.: Morison. Portuguese Voyages to America (1940). 5–10, 43 (значение в 1484 г. переведено Морисоном как «исследовать»), 45, 46 (1486, переведено Морисоном как «открывать»). См. также: Randles. Le Nouveau Monde (2000). 10 о слове descubre, которое появилось в испанском в 1499 г. и означало «открывать». вернутьсяАргументом в пользу утверждения, что концепция открытия в 1486 г. была новой, могут служить документы XIV в. (Verlinden. Lanzarotto Malocello, 1958), посвященные первому путешествию португальцев на Канары. «Predictarum insularum fuerunt prius nostri regnicole inventores» [ «первые, кто нашел эти острова, были из нашего королевства»], 1188; «avendo délie nos as yllas que trobou e nos gaanou que som no mar do Cabo Nom» [ «получив от него острова, которые он нашел и завоевал для нас»], 1197 – здесь слова inventores по trobou, по всей вероятности, подразумевают открытие. Но фраза querentes ad eas insulas, quas vulgo repertas dicimus [ «направившись к тем островам, которые в обычной речи мы называем «найденными»], 1191, показывает, что «найденный» – это всего лишь распространенная фигура речи (разумеется, невозможно «найти» необитаемый остров, поскольку его никто не «терял»). Более того, образованные люди знали, что не существует такого понятия, как открытие, – и действительно, Канары были известны римлянам. вернутьсяCaraci Luzzana. Amerigo Vespucci (1999). 321–383; можно найти на http://eprints.unifi.it/archive/00000533/02/Lettera_al_Soderini.pdf. В более ранних рассказах о Новом Свете нет слова discooperio, а оригинальный итальянский текст не сохранился. Вальдземюллер слишком хорошо знал латынь, чтобы скопировать в своей Cosmographiae introductio слово, использованное Веспуччи. О’Горман считает, что invenio Вальдземюллера следует переводить как «задумать», а не «открыть», но тогда игнорируется тот факт, что Вальдземюллер работал с латинским текстом письма Веспуччи, в котором discooperio уже было переведено как invenio (O’Gorman. The Invention of America, 1961. 123 и n. 117). вернутьсяWaldseemüller. The Cosmographiæ introductio (1907), 88 (перевод исправлен; см. xliv). Полезную дискуссию можно найти в Brotton. A History of the World in Twelve Maps (2012). 155, 156, но Броттон цитирует (166, 167) неправильный перевод Вальдземюллера (из Hessler. The Naming of America, 2008), создавая впечатление, что Вальдземюллер полагал, будто Птолемей знал об Америке, и таким образом намекая, что даже у Вальдземюллера отсутствовало полноценное понятие открытия. Латинский текст и достоверный перевод см. в: Waldseemüller. The Cosmographiæ introductio (1907). xxviii. 68. См. также, например, Grynaeus. Novus orbis regionum ac insularum veteribus incognitarum (1532). Это противоречило заявлению Колумба о том, что найденная им во время первых двух путешествий земля была «хорошо известной древним, а не новой, как утверждают завистники и невежи» (цит. по: Washburn. The Meaning of ‘Discovery’, 1962. 12). Даже в 1535 г. Овьедо все еще защищал точку зрения, что о существовании Нового Света просто забыли: Bataillon. L’Idée de la découverte de l’Amérique (1953). 44; O’Gorman. The Invention of America (1961), 16. По их мнению, новым был не Новый Свет, а пересечение океана. вернутьсяСм., например, Wolper. The Rhetoric of Gunpowder (1970). вернутьсяWatson. The Double Helix (1968). 197. вернутьсяО рождении открытия: Fleming (ed.). The Invention of Discovery (2011) и Margolis. It Started with Copernicus (2002). Ch. 3 – в этих работах не исследуется новая терминология. О любопытстве: Huff. Intellectual Curiosity and the Scientific Revolution (2011); Harrison. Curiosity, Forbidden Knowledge (2001); Ball. Curiosity (2012); Daston. Curiosity in Early Modern Science (1995); Daston & Park. Wonders and the Order of Nature (1998). 303–328. Интересный рассказ о культурных основах современной науки можно найти в Muraro. Giambattista della Porta, mago e scienziato (1978). 171–179. вернутьсяУделяя такое внимание «открытию», я предлагаю объяснение новым культурным ценностям позднего европейского Возрождения. В качестве характерной европейской ценности можно назвать и «любопытство», но тогда требуется найти объяснение, откуда вдруг взялось одобрение любопытства (которое всегда считалась грехом); благосклонно к нему стали относиться только в конце XVII в. (один из первых примеров мы найдем у Гоббса в «Природе человека» (Humane Nature, 1650), где любопытство определяется как «жажда знания»). Таким образом, одобрение любопытства следует рассматривать как следствие, а не как причину научной революции. Я убежден, что «открытие» является полезной категорией при сравнении культуры позднего европейского Возрождения с другими культурами: критику утверждения, что в Китае тоже предпринимались экспедиции для поиска новых земель, см. в: Finlay. China, the West and World History (2000). вернутьсяРазумеется, изобретение не менее важно, чем открытие. Но главные изобретения современности основаны на предшествующих научных открытиях: для паровой машины, например, это закон Бойля. Конструкторы первых паровых машин не знали о скрытой теплоте, но понимали, что такое давление воздуха, и это позволило им осознать, что паровая машина может быть не только игрушкой, как для Герона Александрийского, но способна обуздывать громадную энергию. вернуться«В XV в. морские экспедиции португальцев обнаружили небольшие группы новых островов и расширили знания европейцев об уже известных континентах, но осознание, что в мире есть новые континенты, неведомые в древности, открыло разлом во времени и пространстве. По сравнению с более ранними описаниями путешествий работы, написанные после 1492 г., демонстрируют обостренное чувство новизны и возможностей – каким новым и разнообразным может быть мир» (Daston & Park. Wonders and the Order of Nature, 1998. 147). См. также, например: Humboldt. Examen critique (1836). Vol. 1. viii – x. вернутьсяBury. The Idea of Progress (1920). 44–49. |
