- Можете не объяснять мне про жару и обычаи большинства матросов. Я сам был матросом в водах карибского бассейна, - взгляд Датчанина стал заинтересованным. Взгляды офицеров и подсудимого тоже. Чтобы представить блестящего офицера драющим палубу требовалось неплохое воображение. Сказал бы кто-то коммандору Норрингтону года два назад, что ему суждено драить пиратскую посудину, принял бы за плохую шутку. Но адмирал Норрингтон уже понял, что от судьбы можно ждать чего угодно, - Вижу, теперь всем интересно меня слушать. Превосходно. Итак. Вы своими глазами видели обвиняемого на палубе в прошлую ночную вахту?

- Да, сэр, - лицо Датчанина снова стало непроницаемым, но в глазах сохранилось некоторое любопытство и даже относительное доверие.

- Хорошо. Он все время оставался на верхней палубе или может быть спускался? Как вы понимаете, даже если он не спал после отбоя или как-то нарушил технику безопасности, у него есть более серьезные проблемы.

Датчанин метнул взгляд в сторону Бадда. Он не знал, как ответить, чтобы не навредить подопечному.

- В мои годы уже трудно доверять глазам, - опять этот тон, опять вполне бодрый старик дряхлеет на глазах, адмирал, ни разу в жизни не ударивший ни одного подчинённого, понял, что мечтает выбить всё притворство из старого хрена, - но молодёжь порой любит поболтать после отбоя, а если болтать на палубе, можно всех перебудить… Ребята будут не рады, сэр. Так что да, я понимаю, к чему вы клоните, сэр. Он спускался с кем-то на руслень, - желание избить сразу пропало и сменилось благодарностью. Может теперь дело пойдёт проще. Старик, по крайней мере, подтвердил историю с русленем.

- У вас есть предположение, с кем? - старик снова обменялся взглядами с Баддом. Проклятая солидарность взяла верх.

- Никак нет, сэр.

- Но вы уверены, что спускался именно Бадд?

- Билли с его ростом не узнать трудно, - сложно было спорить. Но провокатора рано или поздно вычислить удастся. Обязательно удастся.

- Хорошо… Попробуем вычислить хотя бы должность собеседника, - и попробуем заставить старую занозу проникнуться немного большим доверием, - Я был матросом на небольшом судне. У нас не было определённых обязанностей, обязанности распределялись по утрам, как левая нога капитана захочет, и время побудки выбиралось каждый раз примерно так же. Но будь я матросом на линейном корабле, где опоздание на вахту грозит наказанием, я бы не ложился спать далеко от места службы. Откуда пришёл собеседник Бадда? Вы должны были видеть.

И снова свидетель обменивается взглядами с подсудимым… Куда это годится… Стоило посвящать его и выродков из командного состава в подробности плаванья на “Жемчужине”. Ещё растреплет, и подчиняться перестанут…

- Я не следил за палубой всю ночь, сэр…

- Но сейчас постараетесь вспомнить или вычислить, потому что если вы этого не сделаете, вашего подопечного повесят, и я ничем не смогу ему помочь! - нельзя было выдавать раздражение. Такие люди больше ценят спокойную уверенность. Но изменить что-то уже поздно. Тем не менее, адмирал ошибся. Маска Датчанина как будто начала осыпаться.

- Он шёл с юта… Ютовый, сэр.

- С юта? Я понимаю, вы не хотите выдавать сослуживца, но с каких пор на линейных кораблях ютовые подходят поболтать к фор-марсовым и не получают по зубам?

Старик мрачно вздохнул.

- От Билли не получали… Сэр.

- Чтож. Хорошо, пригласим ютовых, задернем занавески, вы попытаетесь опознать, кто из них лез ночью на руслень. Надеюсь, мистер Бадд вам поможет… Только ещё один вопрос… На палубу обвиняемый возвращался один? - в лице старика что-то дрогнуло, адмирал поспешил успокоить, - Не подозреваю, что был убит ещё кто-то из команды, помню, на утреннем построении присутствовали все, но хочу знать, этот ютовый вернулся на палубу или ушёл через пушечный порт?

- Должно быть, через пушечный порт, сэр.

- Спасибо. По крайней мере, мы наверняка знаем, что у человека, которого мы ищем, узкие плечи. Оставайтесь здесь, матрос. Можете присесть. Капитан Вир, с вашего позволения я велю боцману привести подозреваемых для опознания.

По лицу капитана, равно как и остальных офицеров, можно было понять, что история службы на “Чёрной жемчужине” им сейчас интереснее суда и тем более муторного опознания. Но на быстрое разбирательство суд уже не надеялся. Задавать свои вопросы теперь тоже никто не пытался. На вопрос второго помощника, капитан просто махнул изящной ручкой, мол, валяйте, что уж. Адмирал поблагодарил и вышел из каюты.

Боцман ожидал за дверью, как и было велено. В глубине души адмирал его даже пожалел. Но вопросы оставались.

- Вы привели только Датчанина, но не лекаря. Почему?

- Он сейчас кого-то лечит, сэр. Что-то срочное, сэр.

Ну, если всё-таки эпидемия… Попомнит тогда капитан фор-марсового Дженкинса…

- Тогда прямо сейчас не зовите. Выстройте на палубе всех ютовых, которых не было на вахте этой ночью.

- Так точно, сэр!

========== Часть 11 ==========

Генерал! Пусть меня отдадут под суд!

Я вас хочу ознакомить с делом:

сумма страданий дает абсурд;

пусть же абсурд обладает телом!

(И. Бродский)

Адмирал уже собрался осматривать ютовых, выстроившихся на палубе с не самым дружелюбным видом (почти все прессованные, стояли по стойке смирно, рож не корчили, ртов не кривили, но взгляд на вроде бы спокойном лице иногда может сказать слишком многое), но тут понял, что боцман собрал не всех.

- Вас просили свистать всех ютовый, не несших вчера ночную вахту, - взгляд боцмана метнулся к адмиральской кобуре, пришлось говорить как можно мягче, что на самом деле звучало ещё более пугающе, - Не могли же вы отправить на ночную вахту человека в очках? Где Новичок?

Адмирал не вспомнил фамилии Очкарика и порадовался, что знает кличку, данную парню остальными. Мало общаясь с другими офицерами и, тем более, с матросами, Джеймс неважно запоминал клички и под настроение придумывал свои. Обращался по званиям или по должностям. Кто бы мог подумать, что теперь это начнёт мешать. Впрочем, кто сказал, что боцман помнит Очкарика по фамилии? Судя по виду боцмана, он сейчас ярче всего помнил, как адмирал на него сорвался.

Впрочем, толстяк быстро взял себя в руки.

- Он в лазарете, сэр.

Джеймс отогнал воспоминание о том дне, когда впервые увидел Очкарика в лазарете. Если бы только тогда он не стал слушать мольбы ютового и донёс бы на Клэггарта капитану, всей истории бы не было!.. Но теперь уже ничего нельзя изменить. Видимо, самой судьбе было угодно, чтобы все ошибки адмирала Норрингтона оказывались непоправимыми. И ладно, тогда не донёс, но и теперь так завертелся с этим проклятым процессом, что совсем забыл заранее сообщить Очкарику о смерти Клэггарта. Ещё хорошо, если парень сам угодил в лазарет, без посторонней помощи. Морской дьявол знает, как горе очкастое могло выдать себя перед командой, и как команда могла это воспринять!

- Ясно. Вводите всех в каюту капитана по одному. Кого старик опознает, оставьте там для допроса. К допросу я вернусь.

Вот так. Теперь это забота боцмана. Можно навестить больного в лазарете. Чем дрыхнуть в перерыве, лучше бы вызвал к себе Очкарика, и с парнем сейчас было бы всё в порядке… Или хотя бы почти всё.

В лазарете стоял тяжёлый запах крови, спирта и каких-то трав, заставивший бывшего алкоголика с тоской вспомнить Тортугу (и отданную на склад боцманскую фляжку с грогом). В следующую секунду Норрингтон заметил сидящего на койке Великана-капрала с кружкой какого-то отвара в руках. Почти по-детски испуганное выражение лица странно сочеталось с огромным ростом и внушительными мускулами. Должно быть, в трюме бедняга постоянно скребёт затылком потолок… И не только в трюме. Как давно он служит и был ли хоть раз в настоящем бою? Здоровяк хотел было вскочить, чтобы поприветствовать адмирала по форме, но был жестом оставлен на прежнем месте. Было не до него. Сухо ответив на приветствие доктора, по всему виду, тихо клянущего бурный денёк, Норрингтон прошёл к соседней койке.