- Вы можете отказаться, адмирал. Я позову вместо вас лейтенанта Ретклиффа или лейтенанта Редбёрна…

Норрингтон, хотя и видел всех офицеров каждый день, с трудом вспомнил обоих. Хотя, казалось бы, не такие они были тихие и неприметные, как вот этот армейский, чьей фамилии так и не удалось запомнить за всё плаванье. Один молодой, другой чуть ли не ровесник Датчанина. Кажется, кто-то упоминал, что Ретклифф сам надеялся на пост второго помощника. И чтобы теперь заменил в суде? Успеешь заменить адмирала, мальчик. Редбёрн… Редбёрн… Кажется, он начал во время пирушки разговор о мятежах. Или нет? Странновато, что в свои годы он не дослужился хотя бы до лейтенанта-коммандера. Ну, допустим. Есть люди без амбиций. Возможно даже, честно служит, но связей не хватило, ладно… Нет. Не ладно. Судить доверили ему. Значит, он должен с этим справиться. Неожиданная обязанность, но он не вправе переложить её ни на кого другого.

- Я не это имел ввиду. Прошу меня извинить, но, кажется, один из нас армейский офицер, а не флотский?

- Но ведь закон, устав не говорит, что армейский офицер не может быть судьёй, - в этом Вир был, конечно, прав. Но всё же…

- Но всё же, при всём моём уважении, это дело сугубо флотское…

Неловкую ситуацию разрешил сам армейский:

- Я не буду судить, я лишь задам подсудимому пару вопросов.

Капитан кивнул и снова вызвал вестового. Поколебавшись, он велел Альберту привести мистера Флинта. Кормчего… А чем вдруг стали плохи офицеры? Не выбрал между Ретклиффом и Редбёрном? Не помнит, у кого из них сейчас вахта? Кстати, разве Флинт сейчас не на вахте? Впрочем, капитану решать. Когда Альберт вышел, мелькнула мысль, что надо бы кому-то сообщить Очкарику, что его… ну да, любовник, погиб. Нехорошо, если парнишка узнает одновременно со всеми и чем-то себя выдаст. Придумать какой-нибудь невинный предлог, пока Альберт не привёл Флинта… Капитан, наверно, не оценит, если команда узнает о случившемся до окончания суда, но едва ли Очкарик тут же побежит делиться со всеми новостью… Он не успел придумать предлог. Вошёл лекарь, неправдоподобно быстро управившийся с медицинским заключением, а вскоре явились и Альберт с Флинтом. Заседание началось.

Капитан Вир занял место у правого борта, «судей» посадил у левого. Снова привели подсудимого. Вид у парнишки по-прежнему был совершенно потрясённый. Капитан заговорил, что удивительно, не упоминая “ангелов сражающих”, напротив неожиданно сухо и сжато:

- Каптенармус доложил мне, что подсудимый уличен в распространении недовольства среди матросов, принятия стороны врага, попытке организации мятежа…

- Нет! - подал голос подсудимый, но косых взглядов судей хватило, чтобы усадить его на место и заставить замолчать.

- … И попытке подкупа матросов французскими деньгами. Я велел подсудимому отвечать. Сначала он заикался, а потом ударил Джона Клэггарта в лоб. Дальнейшее вам известно.

Лейтенант Сеймур кивнул и повернулся к подсудимому:

- Капитан Вир закончил свою речь. Всё было так, как он сказал?

- Да, - теперь голос подсудимого звучал как будто спокойнее.

- Вы знакомы с военным уставом?

- Да.

- И знаете, какое вам полагается наказание?

- Да.

Второму помощнику показалось, что парень хочет что-то добавить, но он старается отвечать кратко, зная о своём недостатке. Тем проще было записывать. А лейтенант Сеймур продолжал.

- Тогда почему вы сделали то, что сделали?

Боясь сбиться, парнишка заговорил быстро, как ученик, отвечающий наскоро выученный урок, который опасается забыть, не договорив. Записывать стало труднее. Адмирал сокращал слова и думал, какая всё-таки тварь успела так промыть мозги несчастному Убогому?

- Я верен моей стране и своему королю! - чужие слова, намертво вбитые в голову. Адмирала передёрнуло. Так мог бы от сердца говорить боевой офицер, вроде него самого, но не мальчик, который наверняка ещё месяц назад и не задумывался ни о стране, ни тем более о короле. Речь звучала так же неестественно, как выглядел бы тот, кто её говорил, если б вдруг напялил офицерскую форму… Парень как будто услышал мысли одного из судей, - Это правда, я никто, - ты старший фор-марсовый. Дай в лоб ещё тому, кто внушил тебе такое… такое, - Не знаю даже, где родился, - а вот это от души… - И жизнь у меня была нелёгкая, - это тоже похоже на правду, - Но я бы никогда!.. Никогда не пошёл бы на такие низости! Это ложь! Ложь! Ложь! - парнишка повторял как заведённый. Надо было успокоить его, тем более лейтенант Сеймур собирался задать следующий вопрос.

- Суд верит вам, - с благодарностью посмотрели все собравшиеся. Адмиралу почему-то захотелось дать в лоб каждому. Хорошо бы, с силой мистера Бадда… Сеймур продолжал допрос…

- Вы злоумышляли против каптенармуса?

- Нет, у нас не было вражды. Я только хотел ему ответить. Я не хотел его убивать. Если бы язык меня слушался, я бы его не ударил. Но он подло оболгал меня прямо в глаза перед моим капитаном, и я должен был ответить ему! Вот я и ответил ударом!

Второй помощник надеялся, что его вздох не услышат. Но это же надо было взять на борт такое диво… Заговорил армейский.

- Так ты заикаешься? - а вот тут парню не повезло. Он так старался говорить гладко, что незнакомому человеку и в голову бы не пришло, что он заика.

- Иногда, сэр.

- Это так, - подтвердил адмирал, заметив как поднялась бровь у армейского. Тот оглянулся, и пришлось объясниться, - Мы с лейтенантом Сеймуром вместе привели его сюда с торгового судна. Парень заикается. Лейтенант может подтвердить.

Сеймур кивнул. Армейский чуть улыбнулся.

- Это тогда он что-то кричал про права человека?

Какого дьявола он знает?!

- Не знаю, что вам рассказал лейтенант Сеймур, но “Правами человека” назывался торговый корабль.

- Я не рассказывал! - адмирал не ожидал от обычно спокойного и насмешливого Сеймура такой горячности. Должно быть, и правда не рассказывал. Чего же тогда так рявкнул на бедного мальчика? Привычка? Чтоб другим пример рвения показать? Молодец, показал…

- Вы, или кто-то из младших офицеров, - Норрингтон постарался придать своим словам примирительный тон, - Как бы то ни было, полагаю, моряк имеет полное право попрощаться со своим кораблем, как бы он ни назывался.

- Разумеется, - так же миролюбиво проговорил армейский, - Хотя я бы всё же доложил командованию.

В лице Сеймура что-то дрогнуло.

- У нас с вами разное командование, - напомнил адмирал несколько резче, чем собирался, однако лейтенанта его слова успокоили. Армейский улыбнулся.

- Конечно. Боюсь, мы немного отвлеклись, - он снова обернулся к подсудимому, наблюдавшему за перепалкой начальства со страхом и недоумением, - Ты утверждаешь, что каптенармус обвинял тебя лживо. Но почему же он лгал, и лгал так злобно, если, по твоим же словам, между вами не было вражды?