Случайность часто появляется в точке пересечения процессов, каждый из которых имеет необходимый характер. Великие географические открытия по праву можно рассматривать как необходимое следствие исторического развития средневековой Европы. Необходимым был и процесс развития народов Америки и Индии. А вот в точке пересечения этих двух необходимых процессов мы получаем явление явно случайное: появление европейских мореплавателей на берегах Америки и Индии отнюдь не вытекало из процесса развития этих стран.

Момент случайности вносится в исторические события и деятельностью человека, имеющего, как мы видели, право на выбор. Знакомые с историей России, очевидно, помнят трагические повороты Семилетней войны, внезапное изменение ее хода после смерти Елизаветы Петровны (1761): Петр III, давний поклонник Фридриха II, немедленно заключил с ним мир, что оказало существенное воздействие на всю расстановку политических сил в Европе.

Анализируя причины исторического движения общества, Г.В.Плеханов указывал, что влияние общих и особенных причин дополняется в этом движении действием причин единичных, т. е. личных особенностей общественных деятелей и других «случайностей», благодаря которым события получают индивидуальную физиономию. «Единичные причины, – указывал он, – не могут произвести коренных изменений в действии общих и особенных причин, которыми к тому же обусловливаются направление и пределы влияния единичных причин. Но все-таки несомненно, что история имела бы другую физиономию, если бы влиявшие на нее единичные причины были заменены другими причинами того же порядка»[34].

Наряду с истиной (тезис о влиянии единичного, случайного) это высказывание содержит и традиционное вплоть до последнего времени дискриминационное отношение к случайности: ведь случайность остается непаритетной необходимости – она может быть лишь ее формой либо дополнением к необходимости. Между тем достижения современной науки позволяют понять, что по фундаментальности своей роли случайность не уступает необходимости.

Согласно синергетике, когда на систему, находящуюся в сильно неравновесном состоянии, действуют расшатывающие ее колебания (флуктуации), наступает критический момент – система достигает точки бифуркации, о которой выше уже шла речь. И в этой же точке принципиально невозможно предсказать, в какое состояние перейдет система. Здесь вступает в права господства случайность. Она подталкивает то, что остается от системы, на новый путь развития, а после того, как путь (один из многих возможных) выбран, вновь вступает в силу необходимость – и так до следующей точки бифуркации, то есть до общего кризиса системы[35].

Фундаментальная роль случайности проявляется еще в одном чрезвычайно важном аспекте, о котором тоже уже шла речь – в явлении необратимости, характеризующем большинство процессов общественного развития.

Когда лет двадцать пять назад в стране появились первые серьезные исследования по проблемам человека и его деятельности, а затем начался и самый настоящий бум литературы в этой области, многим он показался очередной модой: пресытимся, и мода пройдет. Но на поверку выяснилось, что интерес к этой проблематике вполне закономерен и нарастал по мере того, как все больше заходила в тупик наша социальная действительность. Яснее и яснее становилось, что все зависит от нашей деятельности, от ее интенсивности, от нашего профессионализма, от уровня нашей культуры (производственной, моральной, политической и т. д.). Теперь, видно, настало время из этой истины делать практические выводы.

1. Каковы характерные черты общественной практики?

2. В чем проявляется несводимость социального к биологическому?

3. Возможно ли сопряжение установки «иметь» и установки «быть» в смысложизненной позиции личности?

4. Почему подавляющее большинство процессов общественного развития носит необратимый характер?

5. Понятны ли Вам основные тезисы волюнтаризма и фатализма? Что бы Вы могли возразить на них?

6. В каком смысле можно говорить о фундаментальной роли случайности в историческом процессе?

В социальной философии издавна идет поиск элементарной «клеточки» социальной системы, т. е. такого «простейшего образования», с анализа которого было бы правомерно начинать исследование системы в целом. Иными словами, философы и социологи давно ищут нечто аналогичное физическому атому или биологической клетке. Такой поиск несомненно оправдан. Но как осуществить его, с чего начать, что взять за основу, а что за критерий. Результатом поисков и исследований были различные предложения. Например, «социальный атом», сконструированный основоположником социометрии Я.Морено, который определял его как совокупность индивида и тех лиц, с которыми он эмоционально контактирует в каждый данный момент. Сразу же бросаются в глаза два существенных конструктивных порока «социального атома» – во-первых, его мимолетность, лимитированность «данным моментом», и во-вторых, сведение всех взаимодействий между индивидами только к духовным, а последних только к эмоциональным.

Если придерживаться исторического подхода, то в качестве такой «клеточки» в социальной философии последовательно выступали индивид (хотя изолированный индивид отнюдь не представляет собой социальное явление), семья (явление на самом деле весьма сложное в структурном отношении), «самое примитивное, недифференцированное общество» (но даже самое древнее из них – родовую общину – нельзя считать простейшим образованием) и уже упоминавшийся «социальный атом».

Однако социальная философия пробовала себя не только в этих тупиковых направлениях. В середине XIX в., а затем в XX в. нашлись два течения, сумевшие прорваться к истине. Мы имеем в виду школу Карла Маркса и школу Питирима Сорокина. Первый из них во главу угла поставил общественные связи и складывающиеся на их основе отношения между людьми, противопоставив их в качестве «клеточки» обособленному индивиду. «Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу»[36] – делает вывод Маркс. Оставив в стороне то, что различает две школы, мы обнаруживаем в принципе такой же подход у Сорокина. Индивид или даже миллион изолированных индивидов не составляют социального явления, не говоря уже о его простейшем образовании. «Индивид представляет собой лишь физический, биологический или психологический феномен»[37] – таков вывод Сорокина, а социальные связи и отношения обозначены у него как «значимое человеческое взаимодействие» и провозглашены в качестве «родового социального явления», т. е. такого общего для всех социокультурных явлений свойства, с которого и должно начинаться изучение структурного аспекта социума.

Итак, в обеих концепциях «клеточка» общества усматривается в общественных связях, взаимодействиях, отношениях.

В предыдущей главе были рассмотрены проблемы человека и его деятельности. Именно в ходе своей деятельности человек вступает в разновидные и многомерные отношения с себе подобными, причем будучи порождены деятельностью, эти отношения, в свою очередь, являются ее необходимой общественной формой. Любое взаимодействие людей как общественных существ, по необходимости принимает общественный характер.

Надо сразу же оговориться, что понятие «общественные отношения» в литературе встречается в двух смыслах: в широком, когда имеются в виду все, любые отношения между людьми, поскольку они складываются и реализуются в обществе (в том числе и межличностные, даже интимные отношения), и в узком, когда под ними понимаются только отношения между большими социальными группами, имеющие непосредственно общественный характер (производственные, межклассовые и внутриклассовые, международные и внутриполитические, межнациональные, экологические и т. д.). Впрочем, в двух смыслах употребляется в литературе и понятие «социальное» – как все общественное и как относящееся только к одной из сфер общественного, к социальной сфере (социальное обеспечение, напр.).