Придурок! Сказала же ему не называть меня так! Но свое сообщение все же удалила.

Как сложно… Придется отказаться от стольких дорогих и нужных привычек. Курить одну на двоих сигарету, когда у самой еще полпачки. Звонить среди ночи, потому что приснился дурацкий сон. Внезапно находить в своем кармане шоколадку, когда совершенно точно знаешь, что ничего не покупала. Разве справедливо отбирать у меня лучшего друга всего через какую-то пару недель романтических отношений? Эй, вселенский разум, мы были с ним вместе почти пять лет, это, простите, что-то да значит!

Хрен ей, по-настоящему разозлившись, я толкнула размышления в другое русло. Я не отдам Тёму какой-то там художнице, пусть она хоть тысячу раз красивее меня. Разве это преграда? Так, трухлявая ветка, перешагнуть через которую – плевое дело для человека, готового ради своей любви взять с разбегу Эверест. А я готова. Ну, почти…

Укрепившись в своей мысли, после пары я двинулась в деканат, чтобы забрать заказную корреспонденцию для доставки – приходилось подрабатывать, чтобы оплачивать крохотную квартирку поближе к кампусу и не ездить через полгорода домой. Тёме повезло больше, потому что удалось втиснуться в общежитие, но мне нравилось просыпаться и засыпать без мельтешащей перед глазами соседки, так что приходилось вкалывать.

- Сегодня только пара писем, - мне сунули небольшую стопку.

Исторический, медицинский… блин, дизайна нет. Придется выкручиваться.

Когда в запасе осталось только одно письмо, я двинулась к корпусу дизайнеров – у них там все было не как у людей: народ толкался на газонах с огромными планшетами для рисования, в холле торчала жуткая фигура, чтобы собрать которую, наверное, пришлось перерыть пару помоек в округе. Даже у деканата стены были увешаны странными картинами из камней. Как-то в ожидании секретаря я потрогала один – и он отвалился…

- Лера! – позвала меня Анжела Владимировна. Она тут же скрылась за дверью. – Положи на стол, я сейчас!

На столе у нее уже красовалось пару башен из бумаг, и я приткнула письмо под монитором. Не зная, что делать, я покачалась с носка на пятку. Нужно было непременно задержаться, чтобы она заметила – письмо-то для социологов, но Анжела Владимировна уже с головой погрузилась в шкаф, пытаясь что-то найти.

- У вас сегодня настоящий завал, - сказала я.

- Как всегда в начале семестра, - послышалось из шкафа.

- Давайте, может, я сама зарегистрирую письмо? – предложила на всякий случай. С Анжелой Владимировной мы довольно хорошо ладили – она всегда мило со мной здоровалась, иногда угощала леденцами и даже готова была потратить пару своих драгоценных минут, чтобы расспросить меня об учебе.

- Нет-нет, я сама! Сейчас!

Не прокатило. Еще бы она пустила меня за свой компьютер.

- Но вам все равно нужно расписаться в получении.

- Иду!

По селектору раздался раскатистый мужской голос – декан у дизайнеров, в отличие от всего остального, был строго-однотонным: строгим – в общении и однотонным – в выборе костюмов:

- Я жду!

Анжела Владимировна подпрыгнула и заметалась, выхватывая из шкафа сразу целую стопку папок.

- Давайте я зарегистрирую, - сунулась я под руку, - и распишусь заодно. У меня пара скоро.

- Хорошо, хорошо, - махнула она рукой и умчалась, раскачиваясь на шпильках, в кабинет декана.

Другое дело. Я влезла между башен и засуетилась, как будто не списки студентов искала, а взламывала личный банковский счет. Как ее там? Вика Авдеева? А-а…

С монитора на меня глянуло ангельское создание, как будто только сошедшее со страниц модного журнала. Виктория Авдеева оказалась не просто красоткой, она была воплощением всего того, что так нравилось парням в девушках: белоснежная кожа, большие глаза, длинные, чуть вьющиеся на кончиках волосы. Такую только защищать от малейшего дуновения ветра.

А еще она была полной противоположностью мне.

3. Месть

Ну что я ей скажу? Привет, ты забрала моего парня, поэтому я вырву столько твоих волос, сколько успею, пока нас не разнимут? Мысли путались точно так же, как и ветки перед глазами: внахлест, мешая друг дружке, и из-за этого я не могла рассмотреть ни девушку, ни собственных решений.

Поправочка! Тёма не мой парень.

Вика Авдеева оказалась даже лучше своей фотографии – к пышной шевелюре добавились миниатюрная, кукольная фигурка и такая тонкая талия, что я, наверное, смогла бы обхватить ее пальцами… Взять, например, и переломить. Бр-р!

Она была милой. Такой милой, что при других обстоятельствах я бы погладила ее по головке и предложила потаскать по кампусу планшет, который смотрелся у нее подмышкой, как надувшийся от ветра парус. В юбке до колен и джинсовой безрукавке с меховым воротником она выглядела изящной и современной, а двигалась – как будто слегка пританцовывала от невозможности устоять на одном месте. Наверняка парни в нее влюблялись пачками. Но разве Тёме нравились такие? Я не могла припомнить ни одного другого его романтического увлечения. Он, конечно, засматривался на девушек, мог сказануть что-нибудь по поводу коротких юбок или длины торчащих из-под них ног, но никогда не делал попыток с кем-то сблизиться, пока я была рядом.

Вот и ответ, подсказал изнутри гаденький голосок: ты, как присохший лейкопластырь, не опускала Тёму ни на минуту, чтобы он мог хотя бы попытаться построить отношения с другой. Потребовалось почти пять лет, чтобы ты поняла: люди вырастают даже из дружбы. Как будто дружба – это детский костюмчик, который рано или поздно все равно придется повесить в шкаф.

Вот и Тёма вырос… Чтобы быть с кем-то вроде Вики Авдеевой.

Бред – сидеть в кустах и теребить так и не доставленное социологам письмо. Время уже послеобеденное, и если не успею, возникнут лишние вопросы, особенно после того, как Анжела Владимировна не найдет в системе и следа зарегистрированной почты. Так можно лишиться удобной подработки и снова бегать по близлежащим кафе, в поисках тех, кто готов принять студентку только на полдня.

Тёмыч сказал бы мне:

- В любой непонятной ситуации просто бери – и делай!

Это было его девизом, правилом при встрече с любым препятствием. Он видел стену – и искал, за что бы уцепиться, чтобы перемахнуть ее. Утыкался в несправедливость – и разбивал в кровь кулак (или нос, если несправедливость оказывалась мощнее). А если ступал на шаткий мост – обвязывался веревкой и прыгал против ветра. Меня до мурашек пробирало всякий раз, когда он ухал вниз, раскинув руки, словно гравитация и любая другая сила не были над ним властны. Тёма ни за что не стал бы отсиживаться в кустах.

Просто бери – и делай, Лерка. Я вылезла, наконец, на дорожку и одернула свитер, смахивая налипший мусор. У меня, конечно, не такое миниатюрное сложение и талию не сжать в кулаке, но я и не уродина, особенно если накануне легла спать натощак и не забыла умыться. Тёмыч говорит, что я забавная – наверное, потому что могу его рассмешить, в каком бы сама ни была настроении. При мне он смеялся, запрокинув голову, от души, а мои внутренности всякий раз в ответ собирались в комочек, чтобы оставшееся пространство до пределов могло заполниться его заразительным счастьем. Всегда боялась в такие моменты, что не удержусь и поцелую его.