Я едва подавила раздражение.

- Хотел полюбоваться – пошел бы и сфотографировался. Фото печатают минут пять.

- Глупая ты, Лерка, - беззлобно сказал Тёма. – У меня теперь портретов – на весь факультет хватит. Хочешь, подарю? Анфас, профиль? Могу только одну спину, с автографом.

- Обойдусь, что я там не видела. Как зовут хоть твою художницу?

- Виолетта Авдеева – запомни это имя, она первокурсница и просто красотка!

Не знаю, что больше меня бесило: тот факт, что Тёмыч влюбился, или что пару недель скрывал от меня их знакомство. Мы рассказывали друг другу обо всем, даже самом сокровенном – это и цепляло нас друг за дружку крючочками: за руки, за плечи. Я знала его, как себя, и он мог то же самое сказать обо мне, если не считать крохотного местечка, куда я загнала свое настоящее чувство к нему. Открыть вдруг, что у Тёмы тоже имелось такое местечко, оказалось не просто неприятно – кошмарно. Наверное, так у всех влюбленных людей: розовощекая, счастливая, дурацкая любовь начинает захватывать тело через микроскопическую пору, распространяясь по венам вверх и вниз, пока не пробивается сумасшедшим блеском через один только взгляд. Тёма смотрел на меня и весь светился, а я гасила в себе не только сжатое до болезненной точки чувство, но даже саму мысль о нем. Лишь бы только он ни о чем не догадался.

Но я была не права. Однажды Тёма должен был сделать это – сказать в своей ироничной манере:

- Эй, Лерка, я встретил девушку моей мечты и теперь не принадлежу только тебе.

Мое сердце все равно бы разбилось. Сегодня, завтра – какая разница? Но он не имел права ждать, что я примусь прыгать от радости.

- Хочу как можно скорее вас познакомить. Давай сегодня вечером? На этот самом месте.

Паршивое кафе, паршивый кофе, паршивый вечер.

- Почему бы и нет?

- Я люблю тебя, Лера, - чмокнул он меня в макушку, поднимаясь, чтобы расплатиться.

- Отвали, долбанный чудик, - поморщилась я. – Тебе больше нельзя вести себя так двусмысленно. Что подумает твоя новая девушка?

- Что ты мой лучший друг.

Отлично. Просто отлично. Тёма был прав, как всегда: этим вечером я точно захочу напиться.

2. Соперники

- Не пойду, - бурчала я себе под нос, пока шла на следующую пару. – Глазеть, как они будут пить коктейль из одного стакана – фу!

Тёма давно говорил, что с девушкой, которую однажды выберет, рискнет на все эти милые нелепости: подержаться за руки под столом, пока никто не видит, заказать одно на двоих блюдо… Он был романтичным, каким бы хулиганом не старался казаться. Забраться хрен знает куда ради крутого фото, примчаться ко мне в аудиторию и разыграть срочный вызов в деканат, чтобы мы могли вдвоем прогуляться по пустому кампусу, стянуть с уличного прилавка заколку и украсить мои волосы – в его голове от идеи до шага не было расстояния даже в ладонь! Но именно это обещало – его девушке не придется скучать. Поцелуи под дождем и подвиги ради одной только улыбки прилагаются. Правда, не моей…

- Не пойду, - решилась я. Скажу, что загрузили после пар и откажусь. Должен же он понять, что в моей жизни могут быть вещи поважнее его влюбленности!

- Опять разговариваешь сама с собой, Морозова? – прилип к плечу Влад. – Странно это – уговаривать себя не идти и одновременно идти, не находишь?

- А? – пришлось даже обернуться, чтобы убедиться, что он говорит именно со мной, но позади больше никого не было. Значит, нагнал специально. – О чем ты вообще, Сосновский?

- Про девушек говорят – у них короткая память. Значит, ты настоящая девушка?

Он любил сказануть что-нибудь такое и ждать, пока краска не начнет покрывать кончики ушей, перетекая на щеки и шею. Влад Сосновский обладал удивительной способностью издеваться, даже когда пытался говорить комплименты, и я еще ни разу не смогла понять, зачем ему это. Лучше не отвечать, сам отвалится.

- Эй, Морозова, я с тобой говорю! – крикнул он в спину, когда я попыталась ускориться.

Не отвалится.

- Что тебе?

- Какая сердитая. Мы на одном курсе учимся вообще-то. – Он снова зашагал рядом, нарочно невпопад, чтобы ударять меня плечом. - Помоги мне с проектом по макроэкономике, а я взамен угощу тебя обедом.

В его улыбке скрывалось не злое, а хитрое, но если я что-то и знала о Сосновском – даже самых безобидных его словах всегда таился подвох. Влад был гением во всем, что касалось учебы – то, что мне давалось с зубовным скрежетом, он решал, даже не глядя. И это ему вдруг понадобилась помощь с проектом?

- С каким? С которым ты справился еще на прошлой неделе?

- Мне вернули его на доработку. Хочешь – сама посмотри.

Он порылся в рюкзаке и сунул мне под нос папку.

- Все честно.

- Ага, как же. – Взять папку в руки значило повестись, и я, проигнорировав, свернула в галерею, хотя от нее топать было гораздо дальше, чем напрямик.

- Морозова-а!

Он не стал догонять, но в аудитории все равно плюхнулся на ряд за мной. Пф, какая от меня помощь, если я сама чуть осилила теоретическую часть, а впереди еще вычислений как отсюда и до автобусной остановки. Кто бы мне самой помог. Сосновский бросил на стол записку, и я смахнула ее в сумку, чтобы не мусорить.

Незаметно достав телефон, я набрала Тёме сообщение с извинениями, но отправить не смогла, зависнув пальцем над экраном. Разве так уж важна моя обида, если Тёма, как бы сильно я не сходила по нему с ума, все равно оставался самым близким мне человеком? Мы держались друг друга, какие бы ни бушевали ураганы. Когда в старших классах умерла его мать, я неделю не вылезала из его дома, смотрела за ним, как за ребенком: поел ли, уснул. А когда Тёмыч сказал: «Давай свалим подальше», бросила в тот же день подработку и проехала с ним автостопом пару тысяч километров в один конец, пока родители не обратились в полицию. Меня могли сколько угодно запирать в наказание в своей комнате – Тёма все равно забирался через балкон, чтобы притащить попкорн и диск с новым фильмом. Он мог бы быть моим братом-близнецом, если бы не тот факт, что я любила его совсем не сестринской любовью. Но он не был виноват! И сейчас хотел разделить со мной совсем не горе, а большое счастье. И вместо того, чтобы поддержать, я написала: «Прости, Тёмыч, я в полной заднице с проектом, так что пусть твоя художница слопает за меня кусок пирога». Хорошенькое дело.

«Не пойду», - попробовала я опять себя убедить. Не слишком-то успешно, потому что даже от мысли пахнуло предательством.

Тёма словно услышал меня, потому что прислал в чате:

«Не забудь, в семь! Хочу поскорее познакомить двух моих самых любимых девушек!»