Не было, не могло...

      Но вот же оно! Есть и может!

      У Алана перехватило дыхание. Права была Риста. Права. В том, что сказала. В том, чего не говорила. Многое может сделать тепло, если оно такое, какое нелюди называют питательным и сладким. Многое... Даже невозможное.

      - Эй, красотка, куда собралась? - кокетливо пробасил один из стражей. Алана прошибло холодным потом: тот обращался к Ристе.

      - В предместье, к сестрице в гости - бельишко постирать, - в меру развязным тоном, в самый раз для незамужней прачки при благородных господах, ответила она.

      - Чем же ты его так запачкала, что без сестрицы не справишься, - подступился еще один страж.

      Риста пожала плечами:

      - Мое дело стирать, пачкать господам положено. Да только без проточной воды тут не обойдешься. А в речке-то да в четыре руки мигом вычистим!

      Надсадно, болезненно звенели струны ее тепла, но она не сдавалась, играла до конца. Алан лишь поразился такой выдержке.

      - Ну и работенка у тебя! - вздохнул еще один страж из тройки, что досматривала выходящих.

      - Зато и платят неплохо, - подбоченилась Риста.

      - О-о-о! - в один многозначительный голос протянули стражи.

      Тепло Ристы превратилось в холод и сжалось плотным комком. Набрав воздуха в грудь, она сварливо поинтересовалась:

      - Вы вздыхать будете или досматривать?

      - Кого? - удивился первый страж. - Корзину? Или лучше тебя?

      - Ежели тебя - так это мы с радостью! - ввернул второй.

      Ледяной ком сжался еще сильнее.

      - Но-но! - вдруг осадил товарищей третий страж. - Мы тут для досмотру стоим. А девок щупать в борделе будете!

      - Вам каждую пеленку развернуть или сами в куче покопаетесь? - ехидно спросила Риста.

      Стражи переглянулись:

      - Чего-о?

      - А того! У господ моих ребенок маленький. На дню по десять раз гадит, только успевай пеленки менять!

      Один из досмотрщиков сунулся было к корзине, но тут же отшатнулся, сраженный едким ароматом младенческих сюрпризов.

      Алан едва заметно усмехнулся: никак малыш-нелюдь удружил. А теперь лежит себе тихонько на дне корзины, хоть и не спит, дышит сквозь прутья... Маленький сообщник! Будто понимает, что нельзя шевелиться и шуметь. А, верно, и впрямь понимает, впитал это понимание с теплом Ристы. Человеческий ребенок так бы не смог...

      Стражи мялись. В присутствии старшего храмовника возложенные обязанности надо было выполнять до конца и со всем полагающимся рвением. Но последнего вид и запах грязных пеленок явно не добавляли.

      Все ждали Алана. Все же главным досмотрщиком был он. А он пил, хлебал жадными глотками Ристино тепло, пусть сжавшееся в комок, пусть оплетенное ледяными путами страха... В последний раз. Так хотелось напиться, надышаться им в последний раз!

      Как повезло этому маленькому нелюдю! С ним всегда будет это тепло, оно будет принадлежать ему. Почему ему? Почему именно ему?!

      Говорят, нелюди не испытывают чувств, свойственных людям. Но то, что сейчас горело и царапалось у Алана внутри, у человека называлось бы завистью.

      И мелькнула вдруг мысль - крикнуть: «Да! Это баронесса! И у нее ребенок!», не отпустить Ристу, побыть с ее теплом еще недолго...

      Разве он, Алан, этого не заслуживает?..

      - Нет! - поспешно сказал он, гоня прочь свои мысли и чувства и искренне надеясь, что мгновения его промедления не покажутся подозрительными.

      Старший храмовник Март едва заметно кивнул стражам.

      - Ладно, красавица, проходи, - с облегчением махнул рукой один из них.

      Еще не веря своей удаче, еще не позволяя таять страху, Риста пошла прочь, за ворота.

      - А может, ты еще и портки мне постираешь? - нахально выкрикнул ей вслед страж с басовитым голосом.

      - Жену заведи - пускай она стирает! - бросила она в ответ.

      Мужчина задумчиво хмыкнул и буркнул себе под нос:

      - Была б жена такой красоткой - сам бы стирал...

      Кто-то из услышавших усмехнулся, кто-то поморщился. Но только нелюдь мог бы понять, что за вскользь брошенной фразой скрывался не ядовитый подкол, а робкое, чуть неуклюжее, но такое жаркое и бережное, никому еще не высказанное тепло...

      Между стражами и горожанами занялось обсуждение женских прелестей и обязанностей, в рамках Священных откровений и с оглядкой на фигуры храмовников, естественно.

      Алан не слушал. Провожая своим чутьем уходящую вдаль Ристу, он ощутил вдруг, как вырвалась из ледяных оков и устремилась ему навстречу неудержимая волна тепла, звенящего, чистого, упоительного, как наполняется им темный холодный колодец... Наполняется и не спешит опустошиться.

      Ведь теперь это было его, Алана, тепло.

* * *

      Холод осенней ночи пропитал надежный камень храмовых стен. Казалось, даже от темноты веяло морозом.

      Впрочем, все как обычно для маленькой кельи нелюдя Алана. Только свеча не горит.

      Какой прок в крошечном хрупком трепещущем огоньке, способном затухнуть от легкого дуновения? Какой в нем прок, если другой огонек растет, обретает силу внутри, в глубине ледяного колодца? Только задуть его не так просто.

      Алан лежал на ледяном мягком матрасе, под холодным шерстяным одеялом, неспособным согреть вечно стылое тело нелюдя. Лежал и улыбался мерзлой темноте.

      Риста, Риста... Удивительная Риста. Ее тепло - настоящее, согревающее, сладостное. Ее тепло не кончается, его хватит на всех.

      Быть может, Феминия и создавала женщин такими? Тогда почему подобных Ристе Алан не встречал?

      Это Балиор ошибся в своем наказании? Или супруга его где-то ошиблась тоже?

      Или дело не в богах, а в людях. И не нужно обладать особым правом, чтобы просто дарить тепло...

      Риста, ты только дойди. Только живи. Ты одна несешь в себе ответ.

      Тепло росло внутри Алана, распускалось ярким цветком, проращивало корни в стенах колодца, оплетая, упрочняя, скрепляя их.