Что касается женщин (а, как я уже говорила, это оказались вдовы и незамужние девушки), то ими на первых порах занялась Марина Витальевна. Она увела их в баню, откуда потом вскоре донеслись выражения, достойные исключительно знаменитых загибов Петра Великого, ибо нормальными словами физическое состояние наших новых временных соплеменниц было описать невозможно. Как оказалось, совсем недавно клан потерял почти одновременно двух важных персон - Мудрую Женщину, которую во время сбора лекарственных трав задрал пещерный медведь, а через некоторое время от старости и отсутствия медицинского ухода умер и старый шаман клана Северных Оленей. Правда, как сказала мне Дара, ходят разговоры, что старость тут ни при чем и шаман умер потому, что перемудрил с настойкой на сушеных мухоморах. То ли добавил в нее чего-то не того, то ли просто перебрал с количеством. Наш шаман Петрович такую дрянь не пьет - и слава Богу, здоровее будет. Хотя, когда он начинает читать нам свои проповеди, от его речей озноб продирает до самых костей и без всяких мухоморов. Силен Петрович, силен.

Новеньких поставили на засолку рыбы. Так как бочек нам из-за нехватки времени не заготовили, то солили ее в выстланных полиэтиленовой пленкой ямах, пересыпая ее слои солью и перекладывая собранными Фэрой еще летом травами-приправами. Осенью еще до нашего появления в этих краях примерно таким образом племя Огня солило добытую на охоте свинину, а точнее, дикую кабанятину. Забегая вперед, скажу, что вкус у рыбки оказался вполне приличный, и в нашем двадцать первом веке в каком-нибудь 'Ресторане первобытной кухни' за одну порцию лосося такого вот посола 'от Фэры и Петровича' гурманы платили бы сумасшедшие деньги. Хотя, говорят, что кое-кто из Олених чуть было не упал в обморок, увидев, какие количества драгоценной соли имеются в распоряжении приютившего их племени.

Соль тут буквально на вес золота. Ведь добывают ее, скобля соляной пласт в неукрепленной шахте каменными инструментами, а потом добытую соляную крошку расфасовывают в кожаные кисеты и разносят их по кланам на обмен, как величайшую драгоценность. А Петрович своими перфораторами добыл этого сокровища несколько тонн, набив трюм своего кораблика так, что опять пришлось выбрасывать балласт. В настоящий момент, если брать в расчет котирующиеся здесь материальные ценности, наше племя самое что ни на есть богатое в окрестностях. Возможно нашлись бы горячие головы, решившие отобрать у нас это богатство, но вот головы мужчин-волков, торчащие над берегом на их собственных копьях, служат предупреждением для всех, кто, гонясь за призраком богатства, в то же время еще не готов расстаться с собственными головами.

За ту соль, которую нам явно не израсходовать до конца, мы можем выменять у местных все, чего нам сейчас не хватает для жизни, и в первую очередь - теплые шкуры северного оленя, которые необходимы для пошива зимней одежды и обуви, а также изготовления теплых матрасов и одеял на зимнее время. Кое-что мы взяли в трофеи при разгроме клана Волков, но этого нам мало, ведь Сергей Петрович говорит, что каждый член нашего племени должен быть одет тепло и удобно. В первую очередь, одежда и обувь для поздней осени и зимы необходимы как раз нам, французам, одетым для местного климата весьма легко, я бы даже сказала, легкомысленно. А дыхание настоящих холодов уже не за горами.

Помимо всего прочего, с тушек лосося снимают кожу, которую подвергают специальной обработке. Я с удивлением узнала, что из такой тонкой, но очень прочной кожи можно делать разные полезные вещи от демисезонных курток, сумок, кошельков и модельной обуви до нательного белья. Пока что эту кожу всего лишь снимали с тушек, очищали от остатков мяса и высушивали, растянув на специальных гладко оструганных досках. Весь остальной процесс обработки будет происходить потом, зимой, когда дни будут короткими, ночи длинными, а женщинам племени Огня останется лишь рукодельничать, выходя из дома только в баню и по естественным надобностям. Что касается мужчин и тех женщин, которые 'как мужчины', в том числе и для меня, то им работа найдется всегда, ибо для них зима, когда встанут реки, это время дальних лыжных походов, больших охот и еще больших приключений. В то же время обычные домашние женщины и девушки будут шить, изделия из рыбьей кожи и оленьих шкур, и рожать детей.

19 ноября 1-го года Миссии. Воскресенье. Поздний вечер. Дом на Холме.

Люси д`Аркур - бывший педагог и уже не такая убежденная феминистка

С некоторых пор я стала хорошо спать. Я уже не вставала по ночам, чтобы выйти прогуляться. Друг обычно спал со мной, устраиваясь между плечом и головой. Приятно было ощущать его теплое тельце и шелковистую шерстку. От его усыпляющего мурлыканья я очень быстро погружалась в блаженную нирвану, которую, однако, мог прервать даже незначительный шум. Правда, сны я видеть перестала. Нет, точнее, вроде бы что-то и снилось, но по пробуждении я не помнила ничего, со мной оставалось лишь приятное ощущение легкости и освобождения, словно во сне меня утешал ангел. Но ведь только я ни в каких ангелов не верю... Значит, это мое подсознание подкидывает мне такие образы. Интересно, что бы сказал психоаналитик?

В эту ночь я проснулась от звуков деловитой суеты внизу, на первом этаже. Кто-то торопливо сновал там, доносились приглушенные голоса. Я прислушалась. Однако слов было не разобрать, и тогда я тихонько встала и на цыпочках подошла к двери, раздумывая, выйти или нет. Меня раздирало любопытство. В нашей комнате, кроме меня, больше никто не проснулся, только Марина Жебровская заворочалась и тяжко, со стоном, вздохнула во сне - наверное, ей снились кастрюли и поварешки, которые преследовали ее в кошмаре (уж я-то догадывалась, что эта девица ненавидит кухонную работу, но ей приходилось через силу этим заниматься ради своих каких-то целей, постоянно притворяясь, будто делает она это с удовольствием и от души).

Мой сон окончательно улетучился. Я решила спуститься и под видом того, что мне нужно в туалет, узнать, что же там происходит. Как я ни старалась все делать бесшумно, тяжелая деревянная дверь все же издала при открывании глухой стук. Я замерла, пытаясь понять, не проснулся ли кто-то из наших. Вроде нет. Даже Жебровская теперь лежала тихо, и даже не сопела. И вдруг оттуда, снизу, раздался приглушенный женский крик, перешедший в стон. Я невольно вскрикнула, закрыв рот рукой. Что это могло быть? Я терялась в догадках, продолжая мяться возле полуоткрытой двери, чувствуя, как беспокойство начинает скрестись в душе своими острыми коготками. И я буквально подпрыгнула, когда вдруг в тишине комнаты тихо, но отчетливо прозвучал голос Жебровской, полный скрытой издевки:

- Что, мадмуазель Люси, застыли как статуя? Испугались? Это одна из туземок рожает. Неужели нельзя догадаться? Так что успокойтесь и ложитесь спать, это эпохальное событие не имеет к вам никакого отношения и потому не стоит вашего беспокойства.

Она зевнула, демонстрируя свое полное безразличие к происходящему. Лицемерка Жебровская... А ведь она всячески старалась войти в доверие к этим русским. Более того, как приближенная к русской докторше, она одной из первых должна была спешить туда, где, возможно, требуется ее помощь. Знали бы они ее истинное отношение... Впрочем, эти русские далеко не дураки. Когда-нибудь Марина покажет свое настоящее лицо - и тогда даже сложно сказать, что с ней произойдет...

Что касается меня, то, узнав причину суеты и женского крика, я испытала странное чувство. Конечно, мое любопытство теперь было удовлетворено и можно было спокойно продолжать спать. Но что-то подсказывало мне, что заснуть у меня не получится. Вопреки словам Жебровской, я ощущала сопричастность к происходящему. Ведь это теперь - мой мир и моя жизнь, и все, что здесь происходит, так или иначе касается и меня. В нашем достаточно узком сообществе не может быть иначе.

И непреодолимая сила заставила меня начать спешно одеваться для того чтобы спуститься вниз. Как я могу проявить свое участие в родах туземки, я не представляла, но то, что я должна быть там - было для меня несомненным.