Снаружи было холодно и сыро - значительно холоднее, чем было раньше, когда мы выезжали из Пойяка, к тому же, кажется, недавно прошел дождь, и вся трава и кусты были покрыты каплями воды. Посветив себе под ноги, мы обнаружили поразительный факт - дороги там нет, более того - судя по всему, ее там никогда и не было. Подивившись, мы прошли чуть назад по тормозному следу нашего автобуса и обнаружили то место, где он обрывается, будто отрезанный ножом на мокрой траве... Еще мы выяснили, что находимся на травянистом склоне холма, поросшем редкими раскидистыми соснами, в одну из которых, будто появившись прямо из воздуха, вписался наш автобус - и это было все! Что за чертовщина... Как такое могло произойти?! Как ни метался мой мозг в поисках объяснения этого феномена, ответа не было.
Уже тогда у меня было предчувствие, что наше положение куда тяжелее, чем казалось первоначально, и что возвращение домой откладывается надолго, если не навсегда. О своих соображениях я ничего не стала говорить сопровождавшим меня ребятам - мне вовсе не хотелось, чтобы они окончательно пали духом; да и предчувствия - это не факты, и в них еще надо очень тщательно разбираться. Кроме того, Патрисию била крупная дрожь, ей было холодно, но она наотрез отказывалась возвращаться в автобус - будь проклята эта Вобла, то есть мадмуазель Люси...
Немного посовещавшись, мы решили подняться по склону на вершину холма и оттуда осмотреть окрестности. На предмет - есть ли в этом окружающем нас непроглядном мраке хоть один живой огонек - в смысле освещенные окна дома, костер или даже фонарь. Если он есть, то мы его обязательно увидим.
Так мы и сделали. Подниматься на холм было не особенно тяжело, но туфли Патрисии, не приспособленные для таких прогулок, постоянно вязли в холодном мокром песке, и я поклялась что мадмуазель Люси обязательно заплатит за это издевательство над человеком - ведь есть же в этой стране, куда нас занесло каким-то неведомым способом хоть какие-нибудь власти, способные привлечь к ответственности эту злобную стервь.
До вершины холма (или того, что за нее можно было принять в темноте, потому что подъем прекратился), мы поднимались почти час, на ощупь скитаясь среди деревьев и густых спутанных кустарников, при этом лишь изредка подсвечивая себе фонарем. А идти-то там было метров двести или триста - но зато какие это были метры и в каких условиях... Или мне просто показалось, что мы поднимались целую вечность? И вот наконец мы были там, где корабельного типа сосны возносили свои вершины к темному небу. Было очень холодно, из рта шел пар, но мы, поддерживая несчастную Патрисию, уже стояли там, куда стремились. Но и тут нас ждало разочарование - стволы сосен перекрывали обзор практически во все стороны и опять не было видно не зги - видимо, напрасно мы поднимались на этот холм.
Но неожиданно стучащая зубами от холода Патрисия сказала, что слышит звуки, как будто где-то неподалеку на холостом ходу работает мотор, и вроде бы еще доносился лай собак. Прислушавшись, я тоже услышала нечто похожее - и тут же подумала, что собаки, конечно, могут быть дикой стаей, но вот диких моторов не бывает по определению, и значит, где-то поблизости должны быть люди. Скорее всего, мы каким-то непостижимым образом оказались где-нибудь посреди дикой Сибири, или не менее дикой Канады, где от человека до человека не менее пятисот километров. Сибири я не боялась совершенно. Самое главное, что там больше нет большевиков с их ужасными лагерями - а все остальное просто неважно.
И тут Роланд, поплевав на руки, сказал, что он сейчас залезет на дерево и осмотрится. Я хотела было ему запретить, но потом махнула рукой - ведь все равно делать-то что-то надо. Мы все замерзли, промокли и уже хотели есть - так что выяснить, в какой стороне находится человеческое жилье, было насущной необходимостью, пусть даже это будет замок людоеда. Но сперва у Роланда с залезанием на дерево ничего не получилось, потому что в бору на нижних частях сосновых стволов не было ни веток, ни даже сухих сучков, на которые можно было бы поставить ногу. Без специального инструмента на ноги, при помощи которого монтеры забираются на свои столбы, тут делать было нечего.
Немного побродив в темноте по бору (причем, кажется, даже зайдя на противоположный склон холма - относительно той стороны, откуда мы пришли), мы смогли обнаружить высокое и ветвистое дерево какой-то лиственной породы (похоже, дуба), и Роланд, еще раз поплевав на изрядно замерзшие ладони, полез вверх по его веткам, а мы подсвечивали ему фонарем. Так продолжалось минут пять или даже больше, а потом сверху раздался ликующий крик Роланда: 'Огонь! Огонь!'. Наверное, так же кричал матрос Колумба, завидевший впереди неизвестную землю, или греческие наемники Ксенофонта, увидевшие море, означавшее для них возвращение на Родину.
Когда минут десять спустя Роланд, радостный и возбужденный, спустился с дерева, он рассказал, что видел довольно яркий одиночный фонарь на высоком столбе, не так уж далеко от нас - и вроде бы в его свете были видны строения, похожие на одиноко стоящую ферму. Посовещавшись, мы решили двигаться туда и просить помощи. Надеюсь, что на этой ферме есть телефон, или хотя бы рация, и они смогут вызвать вертолет со спасателями. То, что мы находимся не во Франции, для всех уже представляло бесспорный факт - в цивилизованной и обжитой стране просто нет таких мест, где на десятки километров вокруг не было бы ничего, кроме одного-единственного огонька. Как мы сюда попали - это совершенно иной вопрос; а пока мы должны дойти туда, где есть люди и попросить у них помощи. Когда мы тронулись в путь, то на моих часах было без пяти два ночи. Однако я ничего не понимаю... Если мы перенеслись в Канаду или Сибирь - то, когда у нас была ночь, у них должны были быть вечер или утро. Что же это, в конце концов, значит? Что ж, остается только надеяться, что в скором времени все прояснится и мы получим ответы на все наши вопросы. Одно бесспорно - история, приключившаяся с нами, явно выходит за рамки обычной - не иначе, как сюда вмешались какие-то высшие силы... Так я размышляла, пока мы шли, и от подобных дум мурашки бежали по моей коже и душа наполнялась мистическим трепетом... О плохом думать не хотелось.
Дорогу нельзя было назвать легкой. Сперва мы чуть не свалились в большую промоину, потом искали место, где можно переправиться через ручей с болотистыми топкими берегами, потом обходили еще один лесок, растущий на холме значительно ниже того, с которого мы только что слезли - и лишь затем, пройдя немного по лугу, примерно в километре от себя увидели вожделенный фонарь, яркий, как путеводная Вифлеемская звезда. Судя по виду, это был светодиодный уличный светильник, то есть самый что ни на есть высокотехнологичный в мире источник света.
К тому моменту туфли Патрисии совсем развалились, и она говорила, что от холода и боли не чувствует своих ног. Помощь была уже так близка, что Роланд поднял свою подругу на руки и понес на свет фонаря, а мы с Мариной только и могли идти за ним следом, светя ему под ноги издыхающим фонарем, чтобы он не упал. Ферма, к которой мы вышли, оказалась совсем не огороженной, более того, дома в ней были какого-то странного вида, будто построенные под копирку - с маленькими слепыми окошками, в некоторых из которых были видны мерцающие отблески топящихся очагов, а над трубами вился легкий дымок. Там были люди, там был свет, там была цивилизация и именно там мы надеялись получить так необходимую нам помощь.
Но подойти совсем близко нам не дали. Едва только мы приблизились к домам на пару десятков метров, как откуда ни возьмись выскочили две собаки и принялись облаивать нас со всей возможной злобой. Одна из них была очень большой и лохматой, ну прямо как настоящий маленький медведь. Замерев на месте, мы уже думали, что сейчас нас прямо здесь разорвут и съедят, но собаки не переходили определенную черту, будто ожидая прихода своих хозяев.
Мы принялись кричать на всех языках, какие знали (я на английском, французском и русском, Марин на французском и русском, а Роланд только на французском), что мы мирные люди, что у нас нет оружия и что мы очень устали и замерзли, и что у нас на руках есть пострадавшая девушка, которой нужна помощь. Почти сразу же в двух домах зажегся свет, но несколько мужчин, вооруженных ружьями, появились только из ближнего к нам дома. Они отозвали собак, потом один из них - высокий, чуть грузноватый, с винтовкой на сгибе локтя - подошел к нам. Теперь я могла его очень хорошо разглядеть. Весь вид его внушал почтение и благоговение - он был важен и величав, этот человек с большими сильными руками, в накинутом на голое тело пятнистой куртке, шнурком на шее, на который нанизаны клыки зверей. И еще что-то было в нем такое родное и доброе, что я сразу прониклась к нему симпатией. А он, пряча ироничные искорки, что так и сыпались из его глаз, осмотрел нас с ног до головы и сказал по-русски с легкой усмешкой:
