– Ужас, какая ты, Элен… бессердечная! – тихо рассмеялся юноша.

– Очень, Ромэн, стараюсь, изо всех сил, изо всей моченьки, по краю, можно сказать, хожу, чтобы бессердечие свое сохранить. – Ульяна вдруг замолчала, насторожившись. С другого конца моста донесся хруст снега под грузными шагами – в морозном воздухе, среди ночной тиши они звучали отчетливо, как молот по наковальне. – Смотри, идет! Идет обратно.

Действительно, в бледно-желтом свете фонарей показалась черная фигура с котелком на голове. Делин шел обратно быстрее и решительнее, нервно вышагивая и, похоже даже, бубня себе под нос ругательства.

Ульяна сорвалась с места и бросилась ему под ноги, едва не сбив.

– Колядки, колядки, открывай ворота, отворяй сундучки, дай конфет и пирожки! – взвизгнула она.

– Тьфу ты, – шарахнулся в сторону Делин. – Поди прочь, мелюзга. До Сочельника еще добрая неделя, если не больше.

– Ну, удалось вам его убедить? – Девушка стянула с головы картуз.

– Черт бы вас побрал, Ульяна Владимировна! Меня чуть Кондратий не хватил.

– О, пора привыкнуть. Ну, так что Иван Несторович-то?

– Ничего. Уперся, как баран, и ни в какую. Его Герши увещевал, все по полочкам ему разложил, на пальцах что-то показывал, мол, гиблое дело вы, месье, задумали. Тот руки на груди скрестил, брови нахмурил, губы поджал и, похоже, даже не слушал, просто, как каменное изваяние, сидел, очками грозно посверкивая. А когда узнал, что вы с Ромэном нас надоумили за ним в Россию ехать, так еще мрачнее сделался. Говорит, жизнь и безопасность человечества на кону, потому игры в сторону. Так им, говорит, и передайте. Пусть не мешаются.

– Стало быть, он знает, что мы с Ромэном здесь? – ужаснулась девушка.

– Нет, мы же условились молчать об этом. Я свое слово привык держать в отличие от вашего, Ульяна Владимировна.

– Это хорошо, – с искренним воодушевлением ответила Ульяна, даже приобняв за локоть бывшего исправника. – Это очень хорошо, что вы такой честный, иначе что ж на земле-матушке творилось бы, если б совсем не было честных и благородных людей вроде вас. А что Герши? Колобок наш не проговорился?

– Вроде нет. Не знаю, – отмахнулся бывший исправник. – Иван Несторович не все переводить изволит. Чувствую, что он только то, что ему на руку, мне пересказывает. Хитрец экий. Они с Герши у госпожи Шуберт останутся, вместе в Бармен поедут. Может, оставить их в покое? Адвокат смышлен, дело свое знает.

– Ничегошеньки он не смышлен. Он же за Элен Бюлов тоже гоняется, аки борзая за лисой, но несколько дней в одном купе с ней ехал и ни разу не признал коварную преступницу. Такой же олух царя небесного, прости Господи. Оба они друг друга стоят. Попадут в переделку, неужели вы этого не понимаете?

– А мне с того какая печаль? – Делина не очень-то порадовала аллегория с царем небесным и борзыми.

Он, конечно, в глубинах души и за собой признавал склонность к откровенному идиотизму, не будет же нормальный человек так одержим погоней, но слышать о сем малоутешительном откровении из уст той, которая ему столько раз рожек наставила, было неприятно. И даже обидно чуть ли не до слез. Ну вот почему у одного на руках то тузы, то бубновый ряд, а другому – сплошь мелочь всякая!

– И вы позволите ему пойти в охранку? – всхлипнула девушка.

Кирилл Маркович как-то сник, сконфузился, по лицу пробежало мрачное облачко.

– Я обещал ему дневник его достать.

– Обещали? Вы?

– Да, говорю, сейчас перед праздниками беготня в Управлении, а на Святки покойней будет. Просил обождать неделю.

– Да вы просто спасли нас! Неделю! Ты слышишь, Ромэн? У нас целая неделя.

– П-пьять дней, – поправил француз, отчаянно стуча зубами, пританцовывая и хлопая по ушам рукавичками.

– К кому он собирается обратиться? У вас есть кто на примете?

– Да из всей команды, что за бюловским зверем гонялись, один начальник отделения по охранению безопасности и порядка, Георгий Аркадьевич, остался. Вот к нему Иноземцев и собирается идти.

– Этот человек знает, где дневник?

– Знать-то знает, да достать его уж точно не возьмется. Архив Полицейского Управления совсем в другом месте находится. Екатерининский канал, дом сто три.

– От Гороховой два шага.

– И там свой начальник имеется.

– Да что ж вы кругами ходите! Его имя?

– Семен Петрович, фамилию не припомню… кажется, Михайлов или Михайловский. Дважды его видел, когда вас выслеживали. Надворного советника ему дали как раз.

– Надворного? Мои поздравления. Как он выглядит? Высок ли? Сколько лет? Семью имеет? – допытывалась Ульяна, едва ль не за грудки схватив бывшего исправника.

Делин, прекрасно понимая, что такому напору сопротивляться нет смысла, да любопытно было, что девчонка замышляет, продолжал отвечать, хоть и с неохотой.

– Среднего росту будет, блондин с проседью, сорока, быть может, лет.

Ульяна бросила быстрый оценивающий взгляд на Ромэна.

– Он сойдет?

Делин ответил, ни минуты не задумавшись, немало чем поразив Ульяну.

– Сойдет. Ежели под мундир одежи побольше надеть. В теле Семен Петрович. Вы уж больно легкая да воздушная и росту небольшого. А принц египетский как раз будет.

– А вы, Кирилл Маркович, сообразительны, – усмехнулась девушка, с озорством подмигнув. Но тотчас изменившись в лице, нацепив маску вселенской сосредоточенности, заявила: – Мы попадем в Архив. Но к завтрашнему дню мне нужно знать об этом человеке все! О семье, где живет, чем живет, кто кому родственником приходится, о слабостях и прочие мелочи. Чем их больше будет… этих самых мелочей да тонкостей, тем проще нам будет сыграть свои роли.

– Какие роли? – сузив глаза до тонких щелочек, спросил Делин.

И ведь ни воспрепятствовать не мог, и участие принять и охотно было, и боязно. Все, чем жил он, пожертвовал, чтобы изловить эту маленькую бестию. Словно мотылька, манила его на свой яркий волшебный свет, будто китайский фонарик. Уж и терять теперь было нечего, кроме как вновь последовать за ней, то ли из азарта, то ли по иным каким неведомым душевным причинам. Да хоть бы из любопытства, чего греха таить, выведать, в конце концов, все секреты ее фокусов.

– Ваша роль – доставить нам всю информацию. Завтра видно будет. Но ночь перед Рождеством обещает быть… – тут Ульяна сделала торжественный жест заправского циркача, разведя руками невидимый занавес, – не-за-бы-ва-а-аемой.

Сердце Делина похолодело. А как увидел то, что девушка и юный миллионщик из Парижа перекинулись шкодливыми взглядами, а следом многозначительно улыбнулись во все тридцать два зуба, совсем ушло в пятки.

Но про Михайлова он все подчистую выведал. Повезло. В ту же ночь, отправившись на Апраксин двор, знакомых стал искать по кабакам и по игорным домам, повстречал-таки одного знакомого филера в отставке, затем другого. Ведь всех, кто в деле бюловском участвовал, поувольняли, не назвав причины. Не любили чиновники дел, которые в воздухе повисали, не любили преступников, которых изловить не удалось. Всегда удобно закрыть глаза на промахи по службе, это и для отчетности удобней, и хлопот меньше. Сам таким был, чего опять же греха таить.

– С людьми им легче обойтись дурно, чем с бумагами. Бумагой в нашем мире поболе дорожат… Эх!.. Дневник не уничтожили, все документы аккуратно в папочке покоятся, – давал отчет Кирилл Маркович Ульяне.

Все трое закрылись в гостиничном номере «Большой Северной», где Ромэн и Ульяна со всей помпезностью остановились под именами Зои и Николя Габриелли, якобы знаменитой в Европе пары медиумов – брата и сестры.

Ульяна за обе щеки уплетала цукаты, положив большое блюдо себе на колени, и внимательно слушала. Одета она была как дочь раджи, не меньше. Вся в серебре. Поверх темно-синего платья с кружевами и тюрнюром через одно плечо на манер индийских сари была перекинута шаль тонкого шелка с изящной индийской вышивкой. Лица Ульяны не узнал бы никто, даже Иван Несторович, до того оно было изменено с помощью красок: подведенные глаза, размашистые, тонкие, иссиня-черные брови, алый ротик, серьга-кафф в носу с цепочкой, уходящей к уху. По прямому пробору черного парика ко лбу спускалась диадема. И в довершение ярко-алый узор в виде капельки на межбровье. Один только ее экзотичный вид позволил беспрепятственно занять лучший из номеров гостиницы. Господин Соловьев, владелец, сам хлопотал о номере, делая всяческие намеки на ангажементы, надеялся повеселить гостей сеансами спиритуализма в новогодние праздники.