– Я уже говорила, – сказала она вслух, – что не могу подписать ваш документ. Это было бы непра…

– Вот, возьмите! – Гальперина буквально силой втиснула ей в руки свернутый в несколько раз пластиковый пакет. – Подумайте как следует: мы ведь обе женщины, да?

– Алина, почему ты не рабочем месте? – раздался грозный окрик. Повернув голову, она увидела приближающегося Мономаха. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Девушка хотела вернуть пакет Гальпериной, но та уже вскочила на ноги.

– Инна Петровна, вы отвлекаете моих подчиненных от их обязанностей! – сухо продолжал Мономах.

– Я ухожу, – ровным голосом ответила жена адвоката. Создавалось впечатление, что это не она буквально минуту назад хлюпала носом, рассказывая о своих злоключениях.

Алина проводила взглядом ее удаляющуюся спину, прямую, как стиральная доска. Мономах тоже не задержался, но медсестра поймала его осуждающий взгляд. Понял ли он, что она держит в руках? Алина не обманывалась насчет того, что находится в пакете, а зав отнюдь не дурак, да и поведение жены адвоката предсказуемо. Алина тупо уставилась на пластиковый пакет с котятами. Интересно, Гальперина заранее подготовила его, не будучи уверена в силе убеждения Красько, или распотрошила кошелек уже после визита к Мономаху? Пыталась ли она подкупить и его до того, как Алина вошла в кабинет? Если так, то ничего не вышло, иначе под документом стояла бы его подпись, а сам он попытался бы убедить Алину выполнить просьбу Гальпериной. Но что он теперь подумает? Она должна была сразу вернуть пакет Инне, но внезапное появление Мономаха сделало возврат невозможным: как бы они обе выглядели, если бы Алина начала отпихивать пакет, преодолевая сопротивление?!

Первым ее порывом было кинуться следом за Мономахом, чтобы объяснить, что произошло на самом деле, однако она не успела его осуществить.

– В пятой палате практикантка никак в вену не попадет! – пыхтя и отдуваясь, выпалила тетя Глаша, ковыляя по коридору к Алине. – Иди давай, а то она до смерти пациентку залечит!

Бросив последний взгляд в сторону, куда ушел заведующий, Алина подавила вздох и, сунув сложенный пакет в карман халата, поспешила за санитаркой.

Алину одолевали тревожные мысли. То, что супруга Гальперина пыталась всучить ей деньги, а главное – то, что Мономах стал свидетелем этого, выбило ее из колеи. Развернув дома пакет, она увидела внутри десять банкнот по пять тысяч – Инна не поскупилась! Надо обязательно все вернуть, только вот как? Может, она снова придет в больницу, и тогда у Алины появится шанс? Но что же теперь, постоянно носить такую большую сумму с собой в надежде встретиться с супругой адвоката? Деньги жгли ей руки – надо же, впервые она поняла, что означает эта поговорка!

Уложив Русика в постель и почитав ему на ночь сказку, Алина устроилась в гостиной отвоеванной у бывшего мужа квартиры, закуталась в шерстяной плед и, желая отвлечься от тяжелых раздумий, потянулась за купленным в больничном киоске женским романом. В такие вечера Алина жалела об утрате телевизора, который Георгий вместе с другими «трофеями» утащил «с поля боя», как метко выразилась адвокат Арнаутова. Под мерное жужжание голосов незнакомых людей на экране легче избавиться от гнетущего чувства одиночества. Алина не привыкла находиться одна. В больнице она окружена коллегами и пациентами, а дома сынишка заполнял своей маленькой персоной каждый свободный сантиметр пространства. Но сейчас, когда он мирно спал в детской, Алина остро ощущала вакуум вокруг себя. Тишина, несмотря на отсутствие телевизионных шумов, не была полной. С улицы доносились звуки проезжающих авто, на потолке мелькали световые пятна от фар и фонарей, однако внутри квартиры Алина слышала лишь собственное дыхание да громкое, навязчивое тиканье часов.

Отложив книжку, она поднялась и прошла в кухню. Открыв холодильник, достала початую бутылку вина, подаренного Арнаутовой на повторное новоселье, и плеснула немного в бокал. Хорошо, бывшему не пришло в голову забрать и посуду: он счел ее слишком хрупкой для перевозки и недостаточно дорогой. Алина немного подержала вино во рту, прежде чем проглотить. «Вот до чего я докатилась! – с удивлением подумала она. – Выпиваю одна, как заправская алкоголичка!» Снова распахнула дверцу холодильника и достала упаковку сыра – так, по крайней мере, создается видимость закуски. Вернувшись в гостиную, Алина вновь взгромоздилась на диван и, лениво пощипывая сыр, вернулась к чтению.

Она и не заметила, как заснула, а проснувшись, не сразу поняла, что ее разбудило. Оказалось, телефон. Вернее, звук, который он издает при получении текстового сообщения. Открыв его, Алина несколько минут непонимающе пялилась в экран. Нет, она не пойдет, хватит с нее неприятностей! С другой стороны, как не пойти? Бабушка говорила, что нужно держать слово, а если не уверена, что сможешь, не стоит опрометчиво его давать. Но ведь бабушка понятия не имела, в какой ситуации окажется ее внучка! Она взглянула на часы: половина второго. Кто, спрашивается, по доброй воле выходит из дома в такое время? Правда, на улице светло, ведь сейчас пора белых ночей, но все равно неуютно брести куда-то в полном одиночестве. Да и как она доберется? Можно, конечно, взять такси…

Алина нацепила джинсы и майку, накинула шерстяную кофту и вышла в прихожую. Не включая свет, чтобы Русик, не дай бог, не проснулся, нащупала кроссовки и натянула их на босу ногу.

Абсолютно уверенная, что совершает ошибку, Алина тихонько прикрыла за собой дверь.

Мономах не сразу сообразил, что звенит у него в ухе. Только когда шершавый язык влажно коснулся его небритой щеки, он понял, что ухо в порядке, а звонит на самом деле телефон. Не открывая глаз, он отпихнул ирландского волкодава, запрыгнувшего на кровать, и нащупал мобильный.

– Влад? Это Гурнов.

Остатки сна слетели с него, как не бывало: патологоанатом не стал бы звонить без причины.

– Ты сделал вскрытие?

– Ты в курсе?

– Аутопсии Суворовой?

– Нет, разумеется! Я про Гальперина.

– С какой ста…

– Ваш бузила помер ночью! – не дослушав, выпалил Гурнов, и Мономах едва удержал в руке трубку. – Муратов уже прискакал, хоть и воскресенье. Говорят, как сел на телефон, так и трындит с кем-то… Ты спишь, что ли?

Мономах взглянул на циферблат электронных часов: начало первого! Нормально, с учетом того, что лег он около двух ночи. И тут до него окончательно дошел смысл сказанного патологом: адвокат Гальперин, головная боль всего отделения, умер, и главный приехал в больницу в выходной день «расследовать» обстоятельства его смерти!

– А от чего он умер-то?! – пробормотал он. – Еще в пятницу все нормально было…

– Ну, было – не было, я не в курсе. Знаю только, что лежит он у меня в прозекторской, совершенно без признаков жизни. С другой стороны, у него ведь терминальная стадия рака, так что сам понимаешь.

– Ерунда какая-то… Ты будешь проводить вскрытие?

– Прискакала женка гальперинская и настрочила отказ: говорит, нечего потрошить страдальца, и так он натерпелся!

– Он ночью умер, так кто же ее предупредил?

– Понятия не имею. На самом деле, – добавил Гурнов с нотками удивления в голосе, – и впрямь непонятно, уж больно быстро информация просочилась к родственникам! Муратов не звонил. Во-первых, не по рангу ему, во-вторых – кому нужен лишний геморрой? Кстати, странно, что он до сих пор тебя не дернул. Какую-то пакость замышляет, не иначе!

– Кажется, ночью дежурил Мишечкин?

– Ты, брат, слишком многого от меня хочешь! – Мономах так и увидел мысленным взором, как Гурнов разводит своими длинными руками с большими ладонями, похожими на крылья цапли. – Я в больничке вообще случайно оказался: кое-какие документики надо было заполнить, а тут такое!

– Прости, – вздохнул Мономах, проводя пятерней по спутанным волосам. – Спасибо за звонок.

– Знаешь, как говорят: кто предупрежден, тот вооружен. Удачи!