- Я понял, папа теперь с Костиковой мамой живёт, - произнёс он дрогнувшим голосом. – Но меня папа не должен забыть? Скажи ему, пусть мне на сотовый звонит. Он, наверное, ещё не знает, что ба Лю подарила мне сотовик.

Я попыталась связаться с бывшим мужем, чтобы передать просьбу сына. Однако ни по сотовой связи, ни по стационарному телефону мне не удалось до него дозвониться. Тогда послала ему эсэмэску с нашими с Тошкой координатами – должен же он когда-нибудь просматривать сообщения.

В общем-то, я не горела желанием с ним разговаривать, но обиды уже не чувствовала. После развода в моём сознании как будто что-то рухнуло. И ноющих обломков, как ни странно, не осталось. Перестала страдать и жалеть себя, перестала вспоминать Валеру, он всё дальше уходил в прошлое. В душе не осталось даже сожаления, может, потому что осознала, что после его измены он мне не нужен. Теперь бывший муж был для меня чужим человеком. По сути своей, так всегда и было – только я этого не хотела понимать.

А ещё ощущала свободу. Словно скинула с себя тяжёлую ношу. Похоже, подспудно жившее во мне чувство вины перед загнанным в постылый брак Валерой исчезло. Ему не о чем теперь сожалеть.

И я свободна! Такой невероятный эмоциональный подъём охватил меня, что хотелось летать. Казалось, всё мне по плечу, всё удаётся. Над материалами так усиленно работала, что их стали хвалить на редакционных летучках коллеги, а читатели замечать.

Частенько нас с Тошкой посещал Денис. Его остроты меня веселили. Но я не была в него влюблена, хотя, бесспорно, с ним мне легко и интересно. С его стороны, скорее всего, тоже ко мне нет глубокого чувства, может быть, испытывает лишь лёгкое влечение - это меня радовало, поскольку ещё не была готова к серьёзным отношениям с мужчиной. Не хотела быть никому обязанной и от кого-то зависимой. Видно, Денис понял это и умерил пыл и напористость, перестал при мне забавляться разговорами, которые обычно люди называют флиртом, держался по-дружески.

«Мы только друзья, не более того – никаких обниманий и целований!» - это условие, высказанное мной ему как-то раз, он принял без возмущения, но всё равно при встрече и расставании норовил обнять меня и поцеловать.

- Во Франции принято, встречаясь, целоваться, - заявил, заметив мои недовольно нахмуренные брови. – От поцелуев там никто ещё не умирал, только крепче народ становится.

Денис время от времени приглашал меня куда-нибудь: то в театр, то в кино, то в парк. Я отказывалась-отнекивалась, но однажды поддалась на уговоры – его и бабушки («Не дело ни с кем не встречаться, так можно и одной остаться!»), согласилась пойти с ним в театр.

Субботний вечер обещал быть тёплым и спокойным – это удивительно, ибо в Москве в середине октября обычно по-нудному прохладно и мокро. Вырядившись в новое ярко-синее платье, купленное мамой в одном из недешёвых бутиков, конечно, не от Кардена, но прелестное - из приятной на ощупь, бархатистой ткани, с глубоким треугольным вырезом и узкими рукавами - я заканчивала у зеркала макияж, как вдруг прозвучал зов домофона.

Кто же это может быть, недоумевала, бабушка с Тошкой уехали к дедушке на дачу - он жил там, по большей части, так как на даче проведено отопление и дом там двухэтажный, кирпичный, скорее, не дача, а загородная усадьба, там тихо, спокойно для дедовых «растительных» экспериментов. Не могли же они вернуться! А до прихода Дениса оставалось по крайней мере ещё полчаса. Прежде чем взять трубку домофона, оглядела себя в зеркале и осталась довольна своим видом. Всё вполне прилично: глаза из-под густо накрашенных ресниц сверкают голубизной, осветлённые в Волгограде пряди, поправленные в московской парикмахерской, по-прежнему сохраняют контур романтической причёски, облегающее фигуру платье придаёт элегантность и стройность фигуре. Денис придёт в восхищение – он всегда всё замечает.

Однако вместо красивого баритона криминалиста-атлета, неожиданно услышала в домофоне хриплый голос Валеры. Я с ужасом замерла – его-то только мне и не хватало! Явился как чёрт из табакерки в неподходящий момент. Может, не впускать, не портить себе настроение. Пожалуй, поднимет шум, неудобно перед соседями. Всё равно ведь проникнет в подъезд.

И вот мы, как два ястреба, лицом к лицу. За те секунды, пока мой бывший муж поднимался на наш пятый этаж, во мне успело накипеть раздражение: я только-только приобрела внутреннюю стабильность и уверенность, а с ним вновь замаячили впереди ненужные волнения. Ни за что не позволю ему себя выбить из колеи!

Забавно, и слова не успела сказать, чтобы выразить кипевшее во мне негодование – что, позвонить нельзя, зачем сваливаться как снег на голову – как Валера бесцеремонно опередил меня, накинувшись с оскорблениями, которые казались ужасно несуразными, потому что отнести их можно было, скорее, к нему, чем ко мне. Я опешила от удивления.

- Почему ты орёшь? – наконец придя в себя, попыталась остановить разъярённого экс-мужа.

- Ты меня бессовестно бросила, как ты могла уехать с Тошкой в никуда! – опять начал возмущённо кричать Валера. – Как будто я мразь распоследняя! Как ты додумалась хранить ту злополучную расписку все годы, я думал, она уничтожена! Почему она всплыла на суде, и я в глазах сына теперь дерьмо-дерьмом, никогда не отмоюсь!

Ах, это расписка его возмутила – дошло до меня. Стало быть, он чинил препятствия разводу на суде, выходит, сам виноват, иначе адвокат не воспользовался бы распиской – ему приказано было прибегнуть к ней лишь в крайнем случае. Я хотела сказать об этом Валере. Но какой там, остановить его означало бы встать грудью перед мчавшимся грузовиком. Говорить что-либо было бессмысленно. Легче дать ему выговориться.

- Мой сын – это всё для меня! Понимаешь ли ты, что будет, если он узнает о расписке?! – с содроганием выдохнул Валера и неожиданно стих, словно укатившийся за далёкие горы гром.

От мысли, что Тошка, чего доброго, узнает об отказе отца от него ещё до его рождения – сколько же комплексов он приобретёт! – внутри у меня похолодело.

- Ты прав, я заберу её у адвоката и уничтожу, - промямлила виновато, но тут же против воли сорвалось с моих губ: - Ты за этим приехал? – Слава богу, сердце моё не стучало усиленно и не замирало, как обычно бывало при виде мужа. Чувствовала себя спокойно, словно передо мной совершенно чужой человек.

Тем не менее невольно заметила, Валера осунулся, похудел и казался не выспавшимся. Под глазами – тёмные круги, на подбородке и щеках – двухдневная щетина. Крохотной змейкой в душе шевельнулась жалость. Ну, нет, не дам ей развернуться, следует задушить её поползновения в зародыше.

- Я не признаю развод, без твоего присутствия на суде он не действителен, - вдруг категорично заявил Валера, - твой адвокат так заморочил мне голову, так давил, а потом вывалял меня в дерьме, представив перед судьёй законченным эгоистом, что мне ничего не оставалось, как согласиться с разводом. Хотя я был не согласен и теперь против. Это был не суд, а психоз какой-то вперемежку с гипнозом. – В голосе его звучала неподдельная горечь. – Я никогда не откажусь от сына, так и знай!

- Хорошо, - спокойно согласилась я, чем, похоже, обескуражила Валеру, он удивлённо уставился на меня, - я не запрещаю тебе видеться с сыном. Он тоже очень скучает по тебе. Можешь приезжать, когда захочешь, только предварительно позвони, а то вот сейчас он на даче, ты увидишься с ним только завтра. Ты когда возвращаешься домой?

- После суда я сюда переехал - в Москве обосновался. Живу у Виктора пока, помнишь фотокора, который изредка ночевал у нас, когда был в командировке в нашем городе. – (Я кивнула, припомнив лохматого и бородатого фотокорреспондента одной из столичных газет). - Он помог мне устроиться в рекламное агентство. Нет, не туда, где Андрей, - словно подслушав мои мысли, уточнил Валера, - совсем в другое агентство. Андрей вроде как в длительной командировке, я его не видел с тех пор, как ты уехала. Всё собираюсь к нему сходить. Он стал странный какой-то, сам не звонит и не отвечает на мои эсэмэски, может, что-то случилось у него на работе.