— Возможно, причина покажется вам несущественной, ваше высочество. Дело в моих первокурсниках. Я ведь преподаю. Летное мастерство — всего лишь год, конечно же, но один курс в военной школе Даккарая длится дольше, чем во всех других. Тринадцать месяцев, исключая лето. Переводные испытания как раз грядут в декабре — поэтому я и осмелилась обратиться к вам. Смена куратора редко кого не выбьет из колеи, а уж в самом конце курса, да еще и первого? Он ведь всегда самый сложный! Мне бы хотелось быть рядом. Наверное, это глупо, но они мои первые ученики. И… последние.

По всему было видно, что Амбер не слишком умеет просить, и необходимость все же пойти на это угнетает ее даже больше дерзости самой просьбы. Но она решилась на этот шаг — не ради себя, ради других, со всей честностью и прямотой, на которые была способна, и теперь ждала ответа.

Однако принц с ним не торопился. Закинув ногу за ногу и мерно покачивая ею в такт своим мыслям, он молчал. Молчал минуту, две, пять. И только когда измученная этой неопределенностью дочь герцога уже совсем было простилась с Даккараем, его высочество, словно очнувшись, поднял голову.

— Скажите, госпожа эль Моури, — ни с того, ни с сего спросил он, — действительно ли в эту школу так неохотно берут девушек?

— К сожалению, ваше высочество, — чуть погодя отозвалась она. — Многие считают, что быть наездником — исключительно мужское занятие.

— И вы с ними согласны?

— Конечно, нет.

Принц отстраненно кивнул.

— Вы говорили о первокурсниках, — припомнил он после еще одной, на этот раз короткой паузы. — Вы курируете их всех или какую-то определенную группу?

— И то, и другое, ваше высочество. Летное дело я преподаю всему курсу, но несколько человек находятся под моей ответственностью дополнительно.

Рауль удовлетворенно прищурился. И уточнил, ни капли не сомневаясь в том, что услышит:

— Девушки-кадеты?

— Да.

— Ясно. Исключительно мужское занятие… — он тихо хмыкнул, как показалось Амбер — насмешливо. И выпрямился:- Что же, госпожа эль Моури, благодарю за откровенность. И, в свою очередь, так же буду откровенен с вами: закона, что может удержать вас в столице, нет, но существуют традиции и порядок. Если вместо того, чтобы постигать нелегкие азы придворной жизни, вы вернетесь в Даккарай, это никому не понравится. Еще ни одна девушка, обрученная с Норт-Ларрмайном, после помолвки не покидала дворца. Вы станете первой, и боюсь, тогда вас осудят все. Вы к этому готовы?

— Готова, — пусть не сразу, но без малейшего сомнения в голосе отозвалась Амбер эль Моури. — Если вы меня не осудите, ваше высочество.

Рауль склонил голову, словно раздумывая над ее словами, хотя в этом не было никакой нужды. Разумеется, он не осуждал Амбер. И свое решение уже принял.

Другое дело, что ей оно вряд ли поможет.

— Государыня, да хранят ее боги, еще полна сил, — сказал принц. — И в ближайшее время, насколько мне известно, не намерена слагать с себя корону. А у нас с вами впереди будет целая жизнь, чтобы узнать друг друга, несколько месяцев ничего не решат. Я готов пойти вам навстречу, госпожа эль Моури…

Амбер приподнялась было на стуле, но поблагодарить его высочество за проявленное великодушие не успела. Оказалось, Рауль еще не закончил.

— К сожалению, — продолжил он, — одного моего согласия здесь недостаточно. Вы — невеста наследного принца Геона. И разрешить вам уехать может только та, что правит ими обоими.

— Ее величество…

— Да.

* * *

Вид с западной галереи дворца открывался просто невероятный. «Я, наверное, простояла бы здесь всю жизнь», — подумала Кассандра, опершись на перила и зачарованно глядя вниз. Там, далеко, изгибаясь вокруг берега пенной подковой, холодным перламутром искрилось море. Отсюда оно казалось живым — дышало, играло масляными лунными бликами и подмигивало Кассандре крошечными огоньками далеких фонарей на носах рыбацких лодчонок. Раскинувшийся над морской гладью Мидлхейм тоже переливался во тьме разноцветной колонией светлячков: желтые окна домов, лилово-белые линии фонарей на набережных, алые огненные точки на площадях и смотровых башнях… А над всем этим великолепием круглой, до блеска начищенной серебряной пуговицей висела луна. Она сияла в черном бархате неба, и даже крупные чистые звезды рядом с ней блекли, как дешевые стеклянные бусины. Луна, истинная царица ночи, величественная и недосягаемая в захватывающей дух вышине, сегодня как никогда была в своем праве — и до того ослепительна, что, глядя на нее, так и хотелось зажмуриться.

Кассандра не стала противиться этому. Опустив голову, она на несколько мгновений прикрыла веки, жадно впитывая в себя окружающие запахи и звуки. Монотонный шепот волн, терпкий аромат лилий… Отголоски музыки из бальной залы, дымная сладость далекого костра… Шорох крыльев одинокой птицы… И ласковое дыхание летней ночи, разлитое в воздухе драгоценным эфиром: безмолвный зов, отзывающийся в теле приятной истомой, а в сердце — тягучей, неутолимой жаждой чего-то. Неизведанного, тревожащего, но, несомненно, столь же прекрасного, как эта луна, как это море, как сама эта дивная, дивная ночь. Вот бы ей никогда не кончаться!..

С приоткрытых губ Кассандры слетел тихий вздох.

— Госпожа Д’Элтара, — раздалось над самым ухом. Девушка вздрогнула от неожиданности и открыла глаза. А после, кое-как стряхнув с себя блаженное оцепенение, повернула голову. Старший внук вдовствующей герцогини эль Вистан, который вызвался показать Кассандре «чудесный вид с западной галереи», и о котором она, оказывается, совершенно забыла, мялся рядом, переступая с одной ноги на другую. Судя по лицу, герцог пытался сказать что-то очень для себя важное. «Или уже сказал? — мысленно обмерла Кассандра. — А я тут растеклась киселем и всё прослушала?» Она поспешно улыбнулась молодому человеку и проговорила светским тоном:

— Вы были правы, это восхитительно! Никогда не смотрела на город с такой высоты.

— Я рад, что смог угодить вам, госпожа Д’Элтара, — отозвался он. Оглянулся, хотя кроме них двоих на галерее больше никого не было, нервным жестом огладил высокий воротник камзола и расправил плечи. — Смею надеяться, не в последний раз, потому что…

Эль Вистан запнулся и сделал глубокий вдох, будто готовясь с разбегу прыгнуть в холодную воду. Кассандра, почувствовав необъяснимое беспокойство, отодвинулась от перил — герцог был непривычно серьезен, румянец сбежал с его щек, а темные, глубоко посаженные глаза, напротив, зажглись каким-то неожиданным, если не сказать пугающим огнем. С трудом подавив желание попятиться, девушка бросила быстрый взгляд на спасительные и, увы, далекие двери галереи. Кавалер же, напротив, стоял слишком близко. И вел себя очень странно.

— С вами все в порядке? — храбрясь, выдавила из себя Кассандра. Молодой человек коротко кивнул. А потом, словно решившись, вскинул голову.