– Если мы намерены победить, нам потребуются не только все солдаты в Пятом, но и все солдаты в остальных легионах. Я со своими друзьями, так сказать, проверяю воду каждый день – и, доложу вам, время пришло. Во всем треклятом лагере не найдешь ни одного довольного легионера! У каждого из вас есть знакомые в других легионах. Идите и поговорите с ними так, как мы разговаривали сегодня. Скажите, что всем нам следует держаться вместе.

Люди кивали и улыбались. Им нравилось то, что они слышали. Пизону стало не по себе.

– Предположим, остальные легионы поддержат нас. Что потом? – спросил седой солдат. – У командиров для нас один ответ, и нам он придется не по вкусу.

В глазах легионеров заметалось беспокойство, но оратор, не давая страху завладеть душами людей, торопливо заговорил.

– Для командиров – вот что! – прошипел он, имитируя удар кулаком. – И вот! – Он поднялся и ударил о землю подошвой подкованной сандалии. – А если и тогда не захотят нас слушать, то отведают вот это!

К полному изумлению Пизона, Костистый движением обозначил колющий удар гладием, несколько раз отведя локоть назад и резко выбрасывая руку вперед. Низкий одобрительный звериный рык легионеров сопровождал эту яростную пантомиму. Костистый хищно оскалился. Зрелище было неприятное.

– С осторожностью выбирайте тех, с кем будете говорить, – наставлял оратор. – Если командиры что-то узнают, вас высекут до полусмерти – и это в лучшем случае. И всё же не медлите. Такие вещи невозможно долго хранить в тайне. Кто-нибудь проболтается, и дело будет загублено. – Он окинул взглядом лица легионеров. – Вы со мной?

– Да, – хором ответили все. Пизон присоединился к прочим, дабы не вызвать подозрений. Он заметил, что Вителлий поступил так же.

– Тогда идите, – велел Костистый. – Сейчас самое время, другого не будет. Встретимся завтра, здесь, в этот же час. С помощью богов скоро четыре легиона ответят на наш призыв.

Играть в кости расхотелось, и Пизон не возражал, когда Вителлий предложил вернуться в палатку. Они вышли вместе с остальными на улицу, стараясь не встречаться взглядом с Костистым и близнецами, все еще дежурившими возле палаток. Когда друзья достаточно отошли к расположению своей центурии, Пизон негромко спросил:

– Как думаешь, это серьезно?

– Согласен, жалованье у нас небольшое, хотелось бы прибавки, но затевать мятеж?.. Это же безумие.

– Такие центурионы, как Тулл, – редкость, – ответил Вителлий. – Он один на десять тысяч, Пизон. Есть достойные командиры, их немало, но большинство – отбросы. В большой бочке всегда много гнилых яблок. Ты таких типов знаешь. Септимий, командир когорты, или мерзавец по прозвищу Принеси-мне-другую.

Центурион, имевший обыкновение ломать виноградную палку о спины подчиненных и требовавший, чтобы ему тут же принесли другую, был известен всему лагерю. Пизон благодарил богов, что не у него служит.

– Кажется, его зовут Луцилий?

– Ага. Неудивительно, что солдаты настроены выбить из него демонов преисподней или сделать кое-что похуже.

– Одно дело говорить об этом, и совсем другое – делать, – возразил Пизон.

Вителлий хлопнул его по спине:

– Ты хороший человек, Пизон. Даже иногда слишком хороший. Если б я служил у такого, как этот любитель ломать ветки о солдатскую спину, при случае точно загнал бы клинок ему меж ребер.

Откровения Вителлия ошарашили Пизона не меньше, чем призывы Костистого к открытому мятежу.

– Ты хочешь принять в этом участие? – прошептал он.

– Я этого не говорил, – возразил Вителлий. – Но если б не Тулл был моим центурионом, то, возможно, принял бы. А тебе замысел не понравился?

– Конечно, нет! Тулл спас нас в лесу. Если б не он…

– Успокойся. Я тоже там был, ты забыл? – отрезал Вителлий.

– Не забыл. – Пизон отогнал возникшие перед глазами картины гибели боевых товарищей.

– Я никогда не подниму руки на Тулла, – сказал Вителлий. – Никогда. Хотя бо`льшая часть остальных командиров и взгляда доброго не стоит.

– Но не убивать же их за это!

– Ничем хорошим это кончиться не может. – Вителлий, поджав губы, задумался. – Как бы то ни было, Тулл должен все узнать.

Напряжение, давившее на плечи Пизона, исчезло. Он готов был бежать к командиру прямо из палатки, в которой состоялась сходка, но потом им овладели сомнения – а возможно ли доверять Вителлию? Теперь сомнения рассеялись, и для Пизона это стало огромным облегчением, причем не только потому, что они были старыми друзьями.

Далее им предстояло раскрыть план Костистого перед Туллом, и мысль об этом пугала их больше, чем сам мятеж.

Арминий возвращался домой. Весь день и всю ночь он провел в священной дубовой роще, расположенной возле поселка. Солнце только что взошло. В такое утро, прохладное, ясное и немного сырое, одного лишь глубокого вдоха хватало, чтобы понять – осень близко, до нее рукой подать. В голубом небе носилась, то ныряя, то взмывая вверх, стайка стрижей, и их печальные крики возвещали о скором отлете.

Арминий едва не шатался от недосыпания. Ночью он накачался ячменным пивом, и голова теперь гудела, как барабан. Но гораздо хуже было то, что за всю ночь бдения бог грома Донар так и не явил никакого знамения – ни доброго, ни тревожного. Арминий боролся с разочарованием. С какой стати бог должен являть ему знамение? Такие вещи по заказу не происходят. Да и не был он ревностным почитателем божеств. В отличие от большинства соплеменников, считавших посланием свыше каждый раскат грома или пургу, Арминий относился к таким вещам со скепсисом.

Несмотря на весь свой цинизм, он не забыл ни кровавый обряд, который наблюдал в детстве, ни бешеную бурю, разыгравшуюся пять лет назад в Тевтобургском лесу, когда он заманил римлян в ловушку. Тогда погода сыграла немалую роль в уничтожении врагов. Арминий разработал детальный план, собрал большие силы, и его союзники жаждали римской крови. Он был уверен в успехе, и даже силы природы пришли на помощь, обеспечив ему победу. И последнего римского орла он нашел каким-то сверхъестественным образом. Его конь испугался ворона, рвавшего труп легионера, и сбросил Арминия в грязь, перемешанную с кровью. Там он и наткнулся на золотого орла, завернутого в римский плащ. Вслушиваясь в громкие крики недовольного ворона, Арминий почти верил, что бог грома одобряет его действия. Возможно, падение с лошади было знамением Донара?..

Знамений не было пять долгих лет.

Римляне больше не переходили реку, которую они звали Рейном. Но это скоро случится. У Арминия было много лазутчиков в поселках, раскинувшихся по западному берегу реки, и он получал столько донесений по самым разным случаям, что они не могли не содержать какой-то доли правды. К весне снова придется поднимать племена и убеждать вождей становиться под его команду. Авторитет Арминия среди соплеменников сомнению не подлежал, и он мог бы обойтись без божественного одобрения, но поддержка Донара была бы не лишней.

«Дай мне знак, о Великий, – попросил Арминий. – И поскорее».

За густо покрытыми листвой буками и грабами уже виднелся поселок. Оттуда доносились пронзительные крики играющих детей и мычание перегоняемых на новое пастбище коров. Слева слышался стук топоров – кто-то рубил дрова; справа доносился смех работавших на овощных грядках женщин. В любой момент Арминий мог повстречать родичей; важно было выглядеть достойно, как подобает вождю. Он протер припухшие глаза, стряхнул со штанов комья присохшей грязи и усилием воли придал себе бодрости.

Рослый, крепкий мужчина в самом расцвете сил, Арминий был не то чтобы красив, но производил сильное впечатление внушительной внешностью. Копну черных волос дополняли черная же борода и квадратный подбородок, а пристальный взгляд серых глаз могли выдержать немногие мужчины. Как военный вождь племени херусков, он был одет в темно-красную тунику, штаны, сотканные из наилучшей шерсти, и зеленый плащ, украшенный бахромой. С обшитой золотом перевязи свисал длинный кавалерийский меч, который римляне называли «спата». Клинок сам по себе был настоящим произведением оружейного искусства. Отковали его из лучшей стали, какую только можно купить за деньги, рукоять выточили из палисандрового дерева, а навершие – из слоновой кости. Меч был и гордостью, и радостью вождя. Многих римлян сразил он этим мечом – и сразит еще больше, когда придет время.