– Ты сказал, что Бибула силой изгнали с Форума. В этом, часом, не был замешан Клодий?

– А кто же еще? Его чернь поддерживает Цезаря и народную партию.

– А что насчет Милона?

– Они ссорятся, но в данный момент Клодий берет верх. Милон – союзник Цицерона, а Цицерон, наверное, сейчас уже пакует свои пожитки. Когда Клодий получит пост трибуна, он позаботится о том, чтобы первым делом отправить Цицерона в изгнание, использовав в качестве повода казнь заговорщиков Катилины.

– Казнь была необходима, – неловко сказал я.

Мне самому не нравилась затея с казнями, но в кои-то веки мы с Катоном согласились друг с другом: было бы безумием применять конституционную защиту к людям, которые как раз и занимались тем, чтобы с помощью насилия ниспровергнуть конституцию.

– Нет необходимости меня убеждать, – сказал Лисий. – Казни – только предлог. Цицерон боролся против перехода Клодия в плебеи, призвав на помощь все свое юридическое и политическое искусство, а этого искусства у него немало. И Клодий ничего не забыл.

Он отхлебнул вина и отставил чашу в сторону.

– Но срок полномочий Цезаря подходит к концу. Его манят события в Галлии.

– Я был там с посольством вместе с Кретием как раз перед тем, как мы отправились выполнять миссию в Александрии. Тамошним людям мы очень не по нутру.

– Они – темные варвары. Союзники изменяют Риму и присоединяются к тем, кто сопротивляется экспансии римлян на свободную галльскую территорию.

– Не могу их за это винить. Я имею в виду тех из них, кто свободен. Иногда мы слишком бесцеремонно хозяйничаем на территории других народов. Но у союзников нет причин нас покидать.

– Однако появился новый фактор. – Лисий тянул время просто потому, что ему нравилось заставлять меня настаивать на деталях.

– Новый фактор? Не вторжение ли с того острова на севере… Британия, или как он там называется?

– О нет! Восточные галлы уже несколько лет сражаются друг с другом.

– Это я знаю. Одну группировку возглавляют эдуи, а вторую, кажется, арверны. Ситуация меняется так быстро, что трудно за ней уследить.

– Обстановка осталась прежней. Как бы то ни было, пришла весть, что арверны проигрывают, и поэтому они, глупцы, решили, что им нужны, ну… союзники.

Я чуть не выронил чашу.

– Храни нас Юпитер! Ты имеешь в виду, что германцы снова перешли Рейн?

– Похоже на то. Пока только в качестве наемников, но у них есть новый и явно амбициозный царь Ариовист. Последнее, что я слышал, – это что царь все еще к востоку от Рейна, но мои источники говорят, что на западном берегу может быть уже больше ста тысяч германских воинов, а германцы давным-давно жаждут богатых земель Галлии.

Я застонал. Чужестранцы, как правило, делятся на три сорта. Есть забавные, вроде египтян и сирийцев. Есть и забавные, и жуткие, как галлы. А еще есть германцы – откровенно ужасающие.

– Уж конечно, Сенат не посылает Цезаря в Галлию с наказом выгнать оттуда германцев? – спросил я.

– Ни в коем случае. Я подозреваю, что Цезарь сперва позаботится о том, чтобы гельветы не мигрировали на римскую территорию. Этого боятся уже много лет. Он не может спокойно промаршировать к Рейну, оставив их у себя за спиной. Думаю, Цезарь собирается сокрушить гельветов, потом повернуть на северо-восток и бросить вызов германцам и их галльским союзникам. – Лисий униженно улыбнулся. – Конечно, это всего лишь моя теория. Я не военный человек.

Мой собеседник смотрел на мир из своего посольства, но он умел читать карту и здраво воспринимал политику, когда шла политическая игра мировых масштабов. Я не сомневался, что в сложившейся ситуации он очень близок к истине. Римские территории не простирались до Рейна, но в течение многих поколений мы считали эту реку своей неофициальной границей. Если германцы ее перешли, то был признак враждебности.

– Никто и никогда не приобретал сокровищ, сражаясь с германцами, – сказал я. – Галлы в сравнении с ними – богатый народ.

– Но человек может завоевать славу и триумф, – заметил Лисий. – И кто из римлян последним побеждал германцев?

– Марий, конечно, – ответил я. – При Аквах Сестиевых и при Верцеллах.

– А каково величайшее желание Цезаря, как не стать новым Марием? Он добивался популярности всю свою карьеру, всегда подчеркивая, что Марий – его дядя со стороны жены.

– Да, это разумно, – признал я. – Но меня изумляет, что даже такой человек, как Цезарь, может верить, что у него хватит сил победить германцев! Несколько побед в Испании не чета такому. К тому времени, как Марий выиграл те битвы, он почти самостоятельно собрал свои легионы и вел их к победе двадцать лет. Нельзя же просто взять и в качестве нового проконсула принять под командование заслуженные легионы, ожидая от них такого же послушания и преданности.

Сказав это, я понял, что, вероятно, ошибаюсь. Все, включая меня самого, много лет недооценивали Гая Юлия.

– У Цезаря есть гениальный дар убеждать простой народ, – сказал Лисий. – Нет более простых людей, чем легионеры. Они – самая могущественная сила в мире, более могущественная, чем политики и консулы, более могущественная, чем Сенат. Марий знал это, и Сулла тоже знал. А Помпей никогда этого не понимал, поэтому его солнце садится.

Когда я приготовился уходить, Лисий вышел со мной под руку.

– Деций, друг мой, я как всегда счастлив тебя видеть, но не ожидал, что ты появишься до исхода следующего года, когда подойдет к концу срок пребывания Клодия в трибунах.

Он снабдил меня кое-какой конфиденциальной информацией и теперь ожидал ответного одолжения.

– Должен признаться, я сам удивлен, – отозвался я. – Меня неожиданно вызвали с Родоса. Это как-то связано со смертью Целера.

В глазах хозяина дома загорелся заговорщицкий восторг.

– Известнейший человек. Мы потрясены горем из-за его безвременной кончины. Твоя семья ожидает, что ты приложишь в этом деле свои… уникальные таланты.

– Не могу вообразить, зачем еще я им понадобился. Я не любимец семьи.

– Но перед тобой блестящее будущее, – соловьем разливался Лисий. – Я уверен, лет через десять-двадцать ты станешь самым выдающимся из всех Метеллов. Ты должен приходить ко мне почаще, пока будешь в Риме. Возможно, я смогу тебе помочь: чего я только ни слышу!

Он, конечно, хотел, чтобы и я передавал ему все, что смогу узнать. Это может стать честной сделкой.

Я слабо верил в его предсказания насчет моего блестящего будущего. В то время добиться выдающегося положения в жизни Рима можно было либо благодаря воинской славе, либо благодаря чрезвычайному долголетию (Цицерон, как всегда, являлся исключением). Я ненавидел военную жизнь, а мои перспективы дожить до сорока лет выглядели чрезвычайно ничтожными.

Но как ни странно, я и в самом деле добился известности, которую предсказал мне Лисий много лет тому назад, хотя способом, который ни одному из нас и не снился. Я – единственный из Цецилиев моего поколения, который все еще жив.

Однако насчет Цезаря Лисий ошибся. Его не интересовала возможность стать новым Марием – он хотел был единственным и неповторимым Юлием Цезарем.

Семейное собрание состоялось в доме моего отца. Гермес постучал, янитор[6] открыл дверь, и мы вошли. В старом особняке было сверхъестественно тихо.

– Хозяин и остальные в триклинии, – сообщил мне старый привратник. – Ваш мальчик должен остаться в задней части дома вместе с остальными рабами.

Это объясняло, почему тут так тихо.

Гермес скорчил рожу.

– Я просто подожду снаружи, на улице.

– Ты имеешь в виду – в таверне на углу, – усмехнулся я. – Ступай в задние комнаты.

Мой слуга с кислой миной зашагал прочь. Я ему посочувствовал. Он не хотел быть изгнанным в задние комнаты главным образом потому, что в городском доме моего отца не водилось юных хорошеньких рабынь.