– А если очень тяжело, так тяжело еще не было.
Введенский не сразу нашелся что сказать.
– Чем тяжелей, тем больше необходимости это сделать. Это означает, что груз настолько велик, что пригибает к земле. И очень немногие способны его сбросить и выпрямиться.
– Считаешь, что тебе удалось?
Введенский покачал головой.
– Нет, до этого далеко. Это только первый шаг. Хотя, быть может быть, самый трудный.
– Скажи, Марк, ты действительно полагаешь, что церковь не нужна, что она приносит больше вреда, чем пользы?
– Да, – не сразу ответил Введенский. Я давно это чувствовал, но когда писал книгу, когда изучал источники, делал анализ, то убедился в этом окончательно. И вряд ли меня кто-то сумеет переубедить. Не хочу тебя обманывать.
– Знаешь, я дала твою книгу отцу. Он обещал ее прочесть в ближайшие дни. Он уже слышал о ней.
– И что он сказал? – Введенский знал, что Вера очень любила и уважала отца, он был для нее высшим моральным авторитетом. Так же, как для него свой отец.
– Он был непривычно хмурым. Посмотрел на меня долгим взглядом, но больше не сказал ничего.
– Ты же понимаешь, он не примет моей книги.
– Да, – согласилась Вера.
– Что же тогда?
– Не знаю.
Марк понимал, какой не простой выбор придется сделать Вере, и ему стало ее жалко. Но и он не может ничего изменить. Это уже не в его силах. Еще до написания книги, такой шанс был, но сейчас его уже нет. Все же правильно сказано в Библии: « Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Если слово произнесено, оно останется в веках. И никакая сила не способна его выкорчевать.
– Нам предстоят непростые времена, Вера, – тихо произнес он.
– Это я уже поняла.
– И что ты думаешь об этом?
– Ничего.
– Как ничего? – изумился он.
– Так, ничего не думаю, – пожал она плечами.
– Но ведь от этого, возможно, зависит наша с тобой судьба.
– Да, возможно.
– Но тогда, прости, не понимаю.
– Но что ты хочешь от меня. Даже если ты прав, мне трудно согласиться с твоей правотой. И я ничего не могу с собой поделать. Я словно бы разрываюсь на части. Это так мучительно.
Введенскому стало стыдно за свой эгоизм. Он думает только о себе, а каково ей, учитывая из какой она семьи, какое получила воспитание, какую должность занимает отец. Если она примет его сторону, это, скорей всего, означает разрыв с семьей, со всем своим окружением. А ведь кроме отца, у нее еще трое братьев. И все священники. Это самый настоящий клан, о них так и говорят.
– Я виноват перед тобой, – с раскаянием произнес Введенский.
– Нет, – решительно возразила Вера, – ты написал то, что считал верным. Эти мысли тебе внушил Бог.
– Я тоже так считаю, – удивился ее словам Александр.
– Но и мысли твои оппонентам тоже внушает Бог.
– Выходит, он разным людям внушает разные мысли.
– Да, – кивнула Вера.
– Как же определить, кто прав?
– Не знаю. Но все правы быть не могут. Значит, кто-то один.
– А вариант, что все не правы, ты не рассматриваешь?
– Нет, так Он не поступает. Кто-то обязательно выступает от Его имени. Вот только трудно определить, кто именно.
Никогда Вера не говорила ничего подобного, и Введенский был во власти растерянности. Он не знал, радоваться ли ее словам или огорчаться.
Вера внезапно встала.
– Я сейчас пойду, Марк. Что хотела тебе сказать, я сказала. А больше пока ничего не знаю.
Он не стал ее удерживать. Проводив девушку, Введенский вернулся в квартиру, сел в кресло, в котором минуту назад сидела Вера и сохранившая еще ее тепло. Пожалуй, в их разговоре промелькнул некий проблеск. Он будет бороться за нее.
6.
Вечером Введенский договорился встретиться со своим бывшим сокурсником и приятелем Дмитрием Бурцевым. Тот желал обсудить с ним некоторые вопросы. Ехать ему на встречу не очень хотелось, но и не ехать он не мог, так как был сильно ему обязан. Бурцев целиком профинансировал издание его книги, так как перед этим несколько издательств отказались ее выпускать. Узнав об этом, Бурцев, за одну ночь прочитал рукопись, а утром ворвался в его квартиру и заключил Марка в объятия. «Это то, что нам нужно больше всего! – восторженно закричал он. – Беру все расходы на себя. И не только по изданию, но и по распространению».
Введенский был несколько смущен такой перспективой, ему не слишком хотелось, чтобы издание финансировал его приятель. В последнее время имя Бурцева приобрело немалую, но скандальную известность. И такая помощь могла бы его скомпрометировать.
Бурцев взглянул на Введенского и все тут же смекнул. «Не беспокойся, никто о том не узнает, – усмехнулся я, – все сделаем так, что не докопаются. Создадим фонд, посадим туда приличного человека – и формально деньги поступят из этой организации. Ну, как согласен?». Ничего другого Введенскому не оставалось, как согласиться.
Так все и получилось, на книги в качестве издателя стояло название фонда «Победитель». Введенскому оно не очень нравилось, казалось ему претенциозным, да и лично ему не хотелось никого побеждать. Но Бурцев думал иначе; в последнее время он помимо бизнеса активно занялся политикой, причем, быстро прослыл в качестве одного из лидеров радикалов. Особенно он стал популярен среди некоторой части решительно настроенной молодежи. А это обстоятельство весьма смущало Введенского. Сам он старался держаться в стороне от излишне активных агрессивных политических движений.
После выхода книги из типографии Введенский и Бурцев еще не виделись. Еще утром Дмитрий попросил прийти к нему вечером в клуб. По понятным причинам Марк не мог ему отказать. И хотя особого желания туда отправляться не испытывал, но прекрасно понимал, что. Вопреки своему желанию поедет туда.
Дело заключалось еще и в том, что Введенскому очень не хотелось встречаться с Бурцевым именно в клубе. Если быть точнее, это была смесь ресторана с политической тусовкой. Там отирались преимущественно радикально настроенные молодые люди. Это заведение организовал сам Бурцев, который как-то заметил Введенскому, что ни что так не объединяет единомышленников, как хорошая еда.
Кормили там, в самом деле, очень даже неплохо, Бурцев выписал откуда-то иностранного повара, который добросовестно отрабатывал свою большую зарплату. Но если с едой было все в порядке, то царящая там атмосфера была Введенскому не по душе. Чрезмерно резкие речи, периодически переходившиеся в потасовки политических противников, вызывали у него неприязнь и отторжение. Ему вообще была мало интересна политика, не потому, что он не понимал ее значения, но она была чересчур преходяще, все в ней было только временное, его же интуитивно тянуло на вечное. Такую его позицию Бурцев никак не желал принимать, и все время настойчиво тянул Введенского в свои ряды. Он же как мог сопротивлялся, несмотря на то, что приятель обладал железной хваткой. Но пока сломить его волю ему до конца не удавалось. Хотя несколько раз на свои шумные акции ему Введенскому удавалось зазвать. После чего Марк давал себе слово больше никогда на них не присутствовать. Но все же позволял периодически снова себя уговорить побывать на них.
Введенский вошел в клуб и сразу же заметил Бурцева, который сидел в окружение двух прелестных особ. Он знал, что Дмитрий весьма неразборчив в любовных, точнее в сексуальных связях. Он был из тех натур, которому постоянно требовались новые женщины. Поэтому до сих пор не женился, хотя имел пару незаконнорожденных детей, которых содержал, но с которыми почти не общался. Он сам признавался, что у него на данный момент другие интересы. И Введенский хорошо знал, какие именно. И это вызывало у него сильную тревогу и опасение за его дальнейшую судьбу.
Завидев Введенского, Бурцев довольно небрежно отодвинул девушек и направился ему на встречу.
– Рад тебя видеть. Пойдем за стол.
Они сели за стол и буквально через мгновение возле них появился официант. Он подобострастно изогнулся перед хозяином заведения.