– Давай!

Колёса, медленно въехавшие на опасный участок, начинают набирать скорость, и кажется, что тот кусок под лопатой вот-вот выскочит. А Хисмат всё стоит, согнувшись в три погибели, скрипя зубами и забыв о больной пояснице, терпеливо выжидая, когда длинный состав пройдёт весь. Когда проходит последний вагон, он уже чуть не падает от головокружения.

Конечно, так пропускать поезда категорически запрещено. В таких случаях, согласно инструкции, дорога должна быть закрыта, движение поездов остановлено. Но так делать просто невозможно. На это уходит очень много времени. Да и не погладят никого по головке за закрытую дорогу, поднимется большая шумиха. Быть может, она и не коснётся самого смотрителя путей Хисмата. Наоборот, его могут даже похвалить за то, что вовремя принял меры. А что скажут бригадиру?

И всё же, какими бы образованными ни были этот бригадир и мастера, Хисмат ничуть не хуже знает дорожную работу, это факт. Он только сейчас числится на лёгкой работе – путевым обходчиком. Вон и шурин Карамат тоже поднаторел лишь благодаря ему, и хотя ходит в помощниках бригадира, а всё же столько, сколько Хисмат, ещё не знает.

Топчется на месте Хисмат, думая обо всём этом и замерзая в открытом поле, и лишь проходящие мимо поезда прерывают его мысли.

Ещё до прихода бригады Хисмат расчистил снег, чуть ослабил гайки на болтах и костыли – клинья на концах шпал рельса, который надо поменять. Бригада сразу же принялась за работу, едва прибыв на место. Никто сейчас не обращает внимания ни на падающие сверху хлопья мокрого снега, ни на вой ветра. Можно подумать, если сегодня, вот в этот час они быстро и чётко выполнят эту работу, то с завтрашнего дня их ждут райские наслаждения. С таким рвением взялись за работу, вздохнуть некогда, и даже не слышно ни слова!

Снежная метель беспрестанно набрасывается на них наряду с сильным ветром, дёргает за подолы, раскрывает полы шуб.

При свете фонаря Закария измерил длину рельса.

– Отрезаемый кусок довольно большой, может, не будем мучиться с пилой, – предложил Карамат.

И опытный Хисмат его поддержал:

– Действительно, пока этот станок наладишь, пока на нём распилишь, пройдёт ещё как минимум полчаса. Разреши, бригадир, попробуем так сломать?

По следу мела большим зубилом провели по мёрзлому железу неглубокую бороздку.

Раньше Закария не верил, что можно разрезать такой толстый рельс обычным зубилом, и очень удивлялся такому дикому способу резки стального рельса в период прохождения практики. И позже ему приходилось не раз сталкиваться с этим способом работы путейцев.

Карамат наносил удары большим молотом, Закария, водя резцом с длинной ручкой по «шейке» рельса, проложил глубокий след. Затем Карамат подозвал остальных:

– Подойдите сюда!

До сих пор расчищавшие снег и раздвигавшие клинья Хисмат, Магинур, Шамсельбану выстроились у рельса. Карамат начал давать короткие указания:

– Нагнулись! Вместе подняли!.. Ноги береги! Бросили!

Наконец, после того как они несколько раз так бросали рельс на уложенный поперёк шпал лом, на землю со звоном упал лишний её кусок величиной с локоть. Естественно, инструкции, по которым обучался Закария, были против укорочения рельса таким способом. Но такой метод значительно ускоряет работу. И поэтому иногда приходится закрывать глаза на незначительные запреты.

Вспотевший от скорой работы Закария, разгорячившись, сбросил сначала свою брезентовую накидку, потом и вовсе расстегнул шубу. Влажные варежки Дилюсы тоже валялись под ногами чёрно-бурыми пятнами. Она, несмотря на пощипывания, брала розовыми пальчиками мёрзлые болты, гайки и проворно закрепляла их на место. Закария накрепко закручивал их полуаршинным ключом. На другом конце рельса Шамсельбану и Карамат делают то же самое. А Хисмат и Магинур работают между ними, помогая друг другу. Хисмат вставляет костыли в рёбра шпал одеревеневшими от холода пальцами. А Магинур по-мужски широко размахивается десятифунтовым молотом и вбивает их.

Закария с самого начала хотел отпустить Хисмата.

– Ты замёрз, продрог, Хисмат-абый, возвращайся, грейся пока, – пытался он уговорить его.

Но Хисмат не ушёл. Сказал, что вместе вернёмся.

Закария и Дилюса как-то очутились на одном конце рельса. Теперь горячее дыхание девушки задевает и без того горящие, пылающие щёки Закарии. Хочется коснуться волшебных пальцев девушки, столь быстро и ловко двигающихся при свете фонаря, и хоть на миг удержать их в ладонях.

– Вы, оказывается, всё время ходите, склонив голову, будто топор в прорубь уронили.

Закария некоторое время не мог прийти в себя от неожиданности, что Дилюса так вдруг заговорила.

– Наверное, боитесь, что если поднимете взгляд, Кыя Тау обрушится на вас, – добавила Дилюса и первой весело рассмеялась своей удачной шутке.

– Эх, сестрёнка, это, наверно, оттого, что всё время хожу, глядя на шпалы и рельсы, ищу брак, – ответил Закария полушутя.

Девушка вдруг стала серьёзной:

– Вы уж не обижайтесь на папу за тот день, вы очень дороги ему. Он вас уважает.

Закария не успел ничего сказать, как всё заглушил гудок мчащегося поезда. Свет прожектора выскользнул со стороны Халиловского перегона и стал стремительно приближаться. И вот он выхватил из темноты черневшую среди моря снега кучку людей. Хисмат стоит у самого пути, вытянувшись, как солдат. Зелёный свет его фонаря направлен в сторону приближающегося поезда, означая: «дорога свободна, проезжай». В этот миг и у Закарии в глубине души вспыхнул зелёный свет тайной надежды…

В тёплые летние ночи порой тёмный небосвод озаряется яркими вспышками света. Кажется, будто где-то далеко-далеко, за горизонтом, беззвучно поблёскивает молния.

В оренбургской степи такое явление часто повторяется в разгар лета, когда поспевают хлеба и сочные арбузы. Считается, что если по ночам небо вновь и вновь озаряет зарница – урожай будет обильным… Сложно сказать, на чём основано это поверье. Но до сих пор в памяти вкус розовой мякоти сладких и сочных первых арбузных плодов, созревавших в эти дни, когда горячий воздух дрожит над полем-степью знойным маревом. Чувствуешь, как услаждается тело и душа, становится легче дышать, и мир вокруг становится просторней и светлей.

А если подумать, ведь не только в повседневной жизни, но и в нашем мире в целом бывают такие яркие незабываемые дни. В то время, когда сердце болит от разных притеснений и несправедливости, а душу терзают тяжёлые сомнения, вдруг жизнь, словно лучами зарницы, озаряется яркими днями, от которых в душе светлеет, надежды и чаяния приобретают новую силу. Такие вспышки случались и в жизни нашего всячески притеснённого, ущемлённого в правах народа. Один из таких периодов пришёлся на начало прошлого века. Поэт тех дней Сагит Рамиев, пожалуй, очень точно охарактеризовал все ощущения и переживания этого периода, этой эпохи:

Так поэт описывает бытие-существование нашего народа в ту пору и сообщает о наступлении дней, вселивших в сердца проблески надежды.

Он ясно даёт понять, что мечты о возможном возрождении были заложены появившейся на небосклоне Петербурга газетой «Нур» («Луч»), взошедшей в Оренбурге газетой «Вакыт» («Время»), освещавшей своими лучами Казанские края газетой «Таң йолдызы» («Утренняя звезда» / «Заря»).