Оргазм был сильный, болезненный и горький. Я упал на пол, рядом с Пыхом, приклеенным к стене на присоску, и рыдания сотрясли меня до кончиков мокрых волос.
Хватит! Хватит этого безумия. Пора закапывать стюардессу. Мне нужны новые отношения. Точка.
Поэтому, сидя в кафе и ожидая Радугу, я был настроен категорично. Если мальчик не будет отталкивающим, мне надо преодолеть себя и попытаться попробовать с ним. Валерьянка, принятая перед выходом, подействовала, и дрожи не было. Но неопределенность и сомнения никуда не делись.
Радуга пришел вовремя. Юноша, появившийся в дверях кафе не был похож на гея, (никаких сережек в ушах, фенечек и подвесок не было), и на Эзру тоже не был похож. Хотя он старался — красная рубаха, наброшенная на белую майку, длинные вьющиеся волосы, общее в облике, безусловно было.
— Ньют, — я протянул ему руку для пожатия, и пожатие вышло крепким. Его рука дрожала.
— Люк, — представился он, и видно было, что он очень нервничает, — очень приятно!
Я кивком подозвал официанта, и мы заказали по чашечке кофе.
Я разглядывал его, проводя параллели с Эзрой, и не находил их. Не те движения. Не тот голос, не такое телосложение. Все было не таким. И мне было хорошо и плохо одновременно. Но я заставил себя задвинуть Эзру, и переключиться на Люка.
— Ну, давай, рассказывай, что ты там обещал в сообщении? — грустно улыбаясь, сказал я. Нельзя было показывать, что я читаю форум, поэтому придется слушать об Эзре и опять терпеть.
Люк заволновался, заёрзал на стуле, пряча глаза.
— Прости, тебе, наверное, неприятно, но Эзра сошелся со своим бодигардом и, судя по всему, влюблен в него, потому что ведет себя совсем не так, как раньше. У меня есть фотография, где они. где они. целуются., — и он совсем сник.
Слушать об этом было выше моих сил, и, видя, как мучается Люк, надо было прекращать это истязание. Я положил свою ладонь на его руку, лежащую на столе, — Хватит. Достаточно. Мне действительно это неприятно слышать. Тем более, что я вчера встречался с Эзрой, и мы расстались, оставаясь друзьями.
Я глядел на подрагивающую руку, накрытую моей рукой, на его ошарашенный взгляд, который он прятал, разглядывал стол, пол, свои брюки, только бы не смотреть мне в глаза или на наши руки, и понимал, что мальчик не вызывает во мне отторжения. Значит, буду действовать по плану.
— Люк, я не кусаюсь, честно-честно! — улыбнулся я, ловя его взгляд и робкую улыбку.
Хотя, если его положить на кровать животом, накрыть своим телом и прикусить мочку уха, то это будет считаться, что я кусаюсь? — странная мысль посетила меня. Я сглотнул и посмотрел на его губы. Уголки губ приподняты вверх, это значит человек часто улыбается. Широкая носогубная складка, четко очерченная верхняя и немного смазанная нижняя губа. Широкий в месте горбинки нос, широкие брови, широкий подбородок. И испуганные карие глаза.
Нам принесли кофе и можно было прерваться, но я хотел закрепить успех, заставить его разговориться и успокоиться.
Как ни странно осознавать, но я был спокоен, как танк. Волнение куда-то ушло, и на его место пробралось любопытство естествоиспытателя. Я почувствовал в себе желание изучить и приручить этого зверька.
Кофе был вкусным, но горячим, и, отставив чашечку, я спросил:
— Сколько тебе лет, Люк? Ты учишься?
Люк сделал глоток кофе и, успокаиваясь прямо на глазах, порадовал возрастом согласия. Еще один плюсик в продолжение знакомства с ним.
— Учусь на сценариста, мне очень нравится! Есть идеи снять свой фильм! — он оживился и рассказ полился, как полноводная река. Мальчик любит поболтать. И стеснение куда-то делось. Глаза загорелись и он стал поглядывать на меня совсем по-другому, чем вначале знакомства. Во взгляде был восторг и обожание, и это окрашивало его щеки в нежный румянец.
— Погуляем в парке? — предложил я, и Люк вспыхнул, как свечка, затряс головой, совсем как я, когда не мог говорить в присутствии Эзры.
По парку мы шли неторопливо, Люк, кстати, был одного со мной роста, и если смотреть на нас со стороны, мы не были похожи на геев или парочку. Просто хорошие знакомые. Люк шел в полушаге от меня и заливался про свою учебу соловьем. Каких знаменитостей он встречал, какие интересные ситуации бывают на съемках, и что конечный продукт совсем отличается от того, что бывает задумано в сценарии. Он был в своей стихии и это помогало ему справляться со смущением. Видно было, что я ему понравился, и ему хотелось произвести на меня наилучшее впечатление. Ну, совсем как я, когда говорю про любимую флору и фауну.
Я сделал несколько селфи с ним, и он даже засветился от радости каким-то нежным светом.
Мне хотелось продлить знакомство, и, видя, что Люк побоится проявить инициативу, я предложил ему сходить в кино. Он так радостно согласился, даже не уточняя на какой фильм, что меня это позабавило и даже понравилось. Всё-таки обожание это не так плохо. Хотя откуда оно ко мне — простому, обыкновенному, рыжему, веснушчатому, нескладному человеку?
Я не могу вспомнить название фильма, хоть мы и досмотрели его до конца.
В самом начале, когда погас свет, Люк ёрзал на сидении, не решаясь проявить инициативу. Но я решил подождать и посмотреть, на сколько его хватит. Он то выкладывал руку на подлокотник, дергал ею, тут же снимал, и снова мучительно выкладывал ее между нами.
Ясно, как божий день, что ему хотелось прикоснуться ко мне, но он боялся, что этим жестом может оттолкнуть от себя, но противиться себе ему было трудно.
Я решил подтолкнуть его перейти на следующий уровень исследований, и сам положил руку на подлокотник между нами. По замершей напряженной позе Люка было видно, как он решается на этот шаг. Было очень забавно наблюдать за его поведением. Забавно и приятно.
«Ну, же, Люк!» — мысленно подбадривал его я. «Решайся!»
Мне вот легко было бы взять его руку в свою, т.к. я ничего не чувствовал к нему, но чистота эксперимента требовала дождаться, пока он сам примет решение.
Он положил свой локоть на краешек подлокотника, рядом с моим, и дрожащим мизинцем, задержав дыхание, погладил мою кисть.
Молодец мальчик. Решился. Надо дать сахарок. И я перевернул руку ладонью кверху.
Люк отмер, шумно выдохнул, и положил свою ладонь сверху, нерешительно переплетая наши пальцы. Я легонько пожал ему руку и посмотрел на него.
В темноте зала отблеск от экрана подсвечивал его глаза. Он смотрел на меня не отрываясь, и вдруг поднес мою руку к лицу и поцеловал. Губы у него были горячие, мягкие и нежные.
Люк перевернул мою руку ладонью вверх и начал целовать ее всю. Медленно. Жарко выдыхая в ладонь, выцеловывая пальцы. Это было волнующе. Даже дружок в штанах зашевелился, любопытный какой! А Люк всё не отрывал от меня взгляда.
Я отнял свою ладонь у него, и он выдохнул, опустил плечи и голову.
Ну-ну, мальчик! Какой же ты эмоциональный.
Подняв подлокотник вверх, я развернулся к Люку, и приподнял его голову за подбородок, заставив посмотреть на себя. На его лице неверие сменялось надеждой, радостью и он потянулся лицом ко мне, как цветок к солнцу.
Этот поцелуй был пробным, исследующим, археологическим. Он не умел целоваться. Подставлял губы, неумело проявлял инициативу, пытался повторять за мной.
Как… как… щеночек. Это умиляло до невозможности. Я запустил пальцы в его волосы и обхватил его широкие губы, нежно проведя своими губами, засосал нижнюю губу, которую он все время закусывал, когда стеснялся. А мне нравится этот эксперимент. Люк велся и поддавался так охотно, что его неопытность даже радовала. Он вцепился двумя руками в мою куртку и, видимо, не контролировал себя, потому что начал постанывать.
Мне пришлось прерваться и прошептать, приложив палец к его губам:
— Тихо! Т-с-с-с!
Он закивал головой, и, сглотнув, потянулся к моим губам, так и не отпустив мою куртку.
В этот раз я дал ему возможность поцеловать меня — он охватил мои губы и начал их неумело посасывать, дрожа всем телом.