«Да, да, он был бесконечно прав. Конечно, пришлось бы отдать Ежи в школу.» — мысли Ли были написаны на его красивом лице с бледной кожей. Рыжина длинных волос, все еще без единого седого волоска, традиционно укорачиваемая на 15 см раз в полгода, оттеняла тонкие, красивые черты лица. Мэд всегда читал своего мужа, как открытую книгу.
— Ну и какой тогда смысл разводиться? — улыбка, добрая, мягкая, понимающая, скользнула по лицу Мэдирса.
— Никакого. Ты прав, — блеклым, безэмоциональным голосом ответил Ли, глядя вдаль на спокойное море, яркими красками бликующие волны и заходящее светило. Признавать правоту Мэда было трудно. Видимо, действительно, он просто сорвался и не смог адекватно реагировать на предложение мужа. Мэд всегда был продуманным и ничего не решал с кондачка. Не то, что спонтанный Ли, привыкший делать все на эмоциях. Надо было признать, что гормоны, влиявшие на поведение и эмоциональный фон омеги, так или иначе сказывались на Лиане, хоть и сдерживались постоянно опытом прожитой жизни и мудростью. Но иногда, как в этом случае, где треволнения и постоянное напряжение просто раздавило и мудрость, и опыт, и хваленую стойкость Лианы, произошел сбой. А сдавать позиции и извиняться было трудно. Но надо. Опыт говорил, что Ли неправильно поступил. Но обида была все еще слишком сильна и тело как приклеенное сидело на топчане, боком к мужу.
Мэд поднялся и подошел к Ли, садясь за его спиной, и мягко погладил, разминая напряженные плечи.
— Ну, что ты, маленький мой? Разве я могу дать вас в обиду? Тебя, Ежи, Косю, дедулю — любого члена или друга нашей семьи?
Теплые руки мужа, прижимающие его к себе, тихий, спокойный шепот в макушку вызвали привычные мурашки желания. Тело было умнее Ли, оно подалось назад и прижалось к мужу. Молча. Оттаивая и наслаждаясь теплом и надежной опорой. Но только поддаваясь, а не делая шаг на встречу.
Ли хмыкнул, осознав, что ведет себя как малолетка: плачь-плачь, танцуй-танцуй, уходи, но останься, приходи, но вчера, поцелуй, но не туда, умри, но не сейчас…
— Прости меня, родной. Надо было раньше украсть тебя и дать отдохнуть. Виноват. Исправляюсь. — Мэд положил подбородок на плечо Лиатта, продолжая обнимать его руками за живот и не делая попыток принудить к чему-то.
Ли не торопился. Наслаждался объятиями. Он уже понял, что зрелость — это когда при виде красивого мужчины первым поднимается настроение. А Мэд был зрелым, умным, безумно красивым с посеребренными висками сединой альфой. И родным до последней клеточки. Ли задохнулся от любви, бесконечной, безграничной любви, которая поднялась из живота болезненными, сладкими спазмами, затопив его до самой макушки и не оставив внутри ни одного пустого места.
Он через силу разомкнул губы и прошептал, все так же глядя на море:
— Ты знаешь, как я люблю тебя? Как сильно я люблю тебя! — Ли повернул голову, ловя взгляд мужа и увидел там зеркальное отражение своей любви, плещущейся в зеленых глазах.
— Знаю, родной. Вижу. Чувствую. Прости, что вовремя не заметил твоего состояния.
Нилсир до сих пор иногда поучал Лиатта, подсказывал, направлял. Напоминал, что альфы нe боги, они всего лишь люди. Иногдa они страдают от тех жe сомнений, что и омеги. Иногдa им тожe нужно знать, что они нужны, что их выбрали. И он, Ли, снова чуть не похерил всё своими руками и дурацкими эмоциями.
— Как же мне повезло, Мэдди, как же мне несказанно повезло влюбиться в тебя! — Ли развернулся лицом к мужу и лизнул свою метку у него на плече, отчего Мэда прострелило насквозь судорогой, молнией, током и хриплый выдох положил начало их безумному, страстному сексу прямо на этом топчане, сидя, не отрываясь ни на секунду, вплетаясь и прорастая друг в друга на молекулярном уровне.
Им хватило трех дней, чтобы перепробовать все позы, которые знали, которые нащупали методом тыка, чтобы накупаться, наговориться, намолчаться, отъесться, отдохнуть и даже устать от отдыха, и вечером, после тихого, нежного секса Ли запросился домой, к детям, к проблемам, к семье.
— Мапа! Мапа! А в той школе, куда я буду ходить с Лиамом, таааакой красивый мальчик! У него есть омега, но это ненадолго. Мы уже сдали тесты и идем с Лиамом в один класс. Там вокруг всё такое интересное! Ма! Посмотри, мне так идет эта школьная форма, только Нилси запрещает надевать мои украшения на руки и на волосы… И все равно я там самый красивый! — Ежи тараторил как пулемет, и Ли с трудом поспевал за этой информацией, стараясь обнять всех сразу, потискать детей, внучку, папА, мельтешащих под ногами родственников, вливаясь в обычный ритм и суету жизни.
А жизнь-то налаживается.
Комментарий к Ссора * Переделанная поговорка “Вилами по воде писано”
====== Дети – цветы жизни. ======
— Привет, Мэдди. Как прошел день? — я расчесывал Косе волосы, когда пришел вызов по виеко.
— О-о-тя! Па-па! Ва-ди-сь-ка-а! Купси-купси! — закричал Кося, увидев отца на экране.
— Тише, Косенька. Не надо так громко, милый. — я, поморщившись, погладил сына и сделал ему хвостик, надев на волосы резиночку. Обычно темные кудряшки вились над его головой облаком, но я их расчесывал, вытягивал и убирал в хвост, чтобы они не лезли малышу в глаза и рот. Если стричь коротко, на голове получалось воронье гнездо, которое запутывалось и тогда альфенок орал и выкручивался, не подпуская к волосам никого. Поэтому я решил их отращивать и убирать в хвост, тогда за ними легче было ухаживать. Малыш был такой милый с маленьким темным хвостиком.
Кося говорил баском, пусть детским, и было сразу видно — младший сынок у нас альфа, сразу бросалось в глаза, что это — уменьшенная точная копия Мэдирса, все удивлялись, насколько они похожи.
— Кося, сынок, ты сегодня плавал в бассейне с папой? — Мэд лучисто улыбался, с любовью глядя на младшего.
Тот яростно закивал головой, блестя голубыми глазами, и улыбался зубастой улыбкой:
— Купси-купси! Буль-буль!
— Котик мой! Я скоро приеду и мы будем плавать с тобой весь день, мой сладкий пуэрго! — муж посмотрел на меня и улыбнулся. — Это Эльчи его научил?
— Прикинь! Мы с тобой бились полтора года, прося его заговорить, Нилсир с Ежи тоже безрезультатно кукукали, а Эльчи — раз и научил. — Я повернулся к сыну, — Кося, как говорит кошечка?
— Мяу, — басом замяукал малыш.
— А как говорит тоу?
— Л-л-лтяф! Л-лтяф! — смешно затяфкал детка. Буква «р» ему пока не давалась, а говорил он теперь много и охотно, у него прорвало плотину молчания и заставить помолчать было проблемой. К концу дня у меня голова была размером с воздушный шар от этого басистого громкоговорителя.
— Скажи «рыба»!
— Ы-ыпа! — Косик смешно растягивал губы, старательно строя гримасы, а мы с Мэдом покатывались, стараясь громко не смеяться. Я схватил свою пампушку и поцеловал в толстые щечки. Ежик в таком же возрасте не любил, когда его целуют, начинал кукожиться и смеяться, ему было щекотно. А Кося, как настоящий альфа, млел от поцелуйчиков. Замирал, задрав вверх голову, зажмуривался и лыбился, расплываясь от радости.
— Па-а-апа! Цёмоська! — он выставил пухлые губки, выпрашивая поцелуй, и я не удержался, звонко чмокнув эти сладкие губёшки, и крепко-крепко прижал его к себе.
— Добрый вечер, Мэдирс, — Нилсир зашел в комнату и протянул руки к Косе. — Иди ко мне на ручки, свет очей моих! Дедушка соскучился по котику.
Колин тут же потянулся всем телом к деду, протягивая ручки. Он был очень любвеобильным и ласковым альфой.
— ПапА! Никаких ручек! Это альфа, не надо из него растить неженку! — укорил я его.
— Ли, ну я же совсем чуть-чуть, да, Косенька? Самую капельку! — он подхватил Косю на руки и закружил по комнате. Сын заливисто хохотал, и ругать обоих у меня просто не поднялась рука. — Па! Ну ему спать ложиться, а он сейчас перевозбудится и будет капризничать.
— Не говори глупости! Когда это наш сладкий котик капризничал? Вы просто не умеете укладывать альфу спать! Кося, говори папе «пока-пока», — Нилси показал рукой жест, и тот старательно сжал и разжал ладошку, вторя деду: «па-ка-а».
