— Мэ-э-эд! Я так боюсь! Так боюсь их отпуска-а-ать! — Мишка давно не слышал, чтобы мама плакала, а Лиатт вообще всегда был выдержанным и саркастичным, чем вселял в окружающих уверенность и непоколебимость, что все будет хорошо. А тут такая безнадёга сквозила в этих рыданиях, что он уж решился было подойти и утешить мать, хоть ничего и не понимал. Но вдруг словил взгляд Мэда, тот подмигнул Мишке и внезапно поднял Лиатта на руки и поцеловал, унося куда-то вглубь сада. Мишка покраснел даже сейчас, вспоминая ту картину. Плачущих женщин и омег мужья успокаивали одним и тем же извечным способом. Он не представлял себе даже мысленно, чем они там занимаются. Все, кто угодно, но только не мама.
Тут же, на волне слез вспомнилось как рыдал папа Эльчи перед свадьбой, с неприязнью глядя на Мишку, да и отец его зыркал, еле сдерживаясь, как будто они отдавали свою детку в лапы извращенцу со щупальцами, а не человеку.
А тот разговор с Лиаттом, когда Миша говорил, что не альфа, и не сможет дать омеге узла, даже если бы ему этот омега нравился, и даже если бы он собирался с ним спать, но он не собирается. А вся эта свадьба — сплошное извращение. И как мать стыдила его, не жалея выражений, что поздно об этом думать, думать надо было тогда, когда он экспериментировал с течным омегой. А теперь нужно расплачиваться за содеянное и думать не про узлы, а про дочь, которая является единственной в мире такой, и ей придется за эти эксперименты платить всю свою жизнь— кровь у нее как у жителей системы Риата, днк смешанная, а строение тела — земное. И самое малое, что он теперь должен перед этой крохой и ее папой — это зажать член в кулак и попытаться наладить их жизнь.
А слезы Ежика, струящиеся по его щекам на церемонии бракосочетания и блестящие двумя дорожками в лучах местного светила, тоже заставляли чувствовать себя чудовищем, хотя уж тут он никаким боком не виноват. Но после того стихотворения, которое продекламировал Ежи за завтраком, все приобретало грандиозные масштабы и катилось в пропасть.
Серхио тогда встал за столом и попросил тишины. Родители Эльчи чувствовали себя не в своей тарелке среди этой необычной семьи, Эльчи был вымотан подготовкой к свадьбе, все были взбудоражены, и только Лиатт попытался пресечь выступление сына, но тот уперся рогом и возразил:
— Ты всегда говорил, папа, — на людях он домашнее прозвище не употреблял, — что делиться с близкими своими чувствами никогда не поздно. А уж о любви надо говорить как можно чаще. А это мой последний шанс.
Лиатт тогда закатил глаза и махнул рукой. Он был измотан хлопотами хлеще других и силы перед самой свадьбой у него уже, видимо, были на исходе.
«В моем сердце для тебя
Навсегда открыта дверь
Буду ждать тебя, любя,
Только верь мне, только верь.
И уж коли суждено
Нам судьбою потерпеть,
Я дождуся все равно,
Пусть придется замереть.
Сердце сжалося в тиски
Предстоящих перемен,
Болью скованы виски,
Но я буду ждать, кузен,
Буду ждать, и я дождусь,
Только верь мне, только верь.
Помни, в сердце для тебя
Навсегда открыта дверь.»
После этого в столовой наступила гулкая тишина, а Ежик всхлипнул и выбежал из-за стола и из комнаты. Мэд поднялся быстрым шагом и ринулся догонять сына, а Лиатт, не теряя лицо, махнул царственно рукой, призывая продолжить завтрак, но Мишке в горло ничего не полезло, а все остальные были слишком смущены проявлением такой чистой детской любви.
А вот Эльчи плакал по ночам. А днем варил вкуснющий борщ.
— Эльчи, завтра будем готовить шашлыки. Я буду готовить. А там много борща осталось? После всех этих иноземных блюд меня при взгляде на борщ просто трясет, кажется, стОит пару раз неосторожно провести рукой, и процесс из пописать перейдет в оргазм.
Эльчи мило, но ярко покраснел:
— Там еще полкастрюли.
Да, уж, Мишка тоже покраснел, осознав, что он ляпнул — так похвалить мог только он. В его защиту можно было сказать, что он тоже чувствовал себя не в своей тарелке и только делал вид, что все в порядке и храбрился перед тонкой душевной организацией этого хрупкого омеги. Должен же здесь кто-то быть мужиком? Ну и дохрабрился.
Эту ночь не спали все втроем. Лиана потому, что хотела к папе и капризничала, часто просыпалась и будила Мишку. Тот укачивал ее на руках, пел песенки, и даже ходил на руках. Вот где пригодилась его физическая подготовка. Первые несколько раз это спасало ситуацию, но потом Ли рыдала, не обращая внимания на фокусника отца. Эльчи не спал, потому что не доверял Мишке и боялся, что тот заснет, а малышка будет надрываться в кроватке. Он просыпался, вздрагивал, сердце сжималось от предчувствий и Эльчи на полусогнутых, тихо, как ему казалось, пробирался в детскую и подглядывал в щелочку. Все те шесть раз, когда он подсматривал, Мишка носил дочь на руках или пел ей песенки на русском. Эльчи замирал и неосознанно любовался своим мужем, его голым торсом, хриплым голосом, упорством, с которым тот пытался справиться с ребенком, не обращаясь к мужу.
На четвертый раз Мишка заметил Эльчи и спросил взглядом, приподнимая брови — «что?»
— Я забыл слово, которым нужно включить свет.
— Люмос, — шепотом подсказал Мишка, укачивая девочку. — Я же написал тебе на бумажке по-риатски!
— Там темно, — зашептал в ответ Эльчи. — Я не вижу, что написано. — И спиной, тихонечко ретировался к себе.
В седьмой раз, уже под утро, Эль застал обоих спящими на диване — Ли разметалась звездочкой под стенкой, раскинув ноги и руки, а Мишка лежал на боку, дрыхнув без задних ног.
Это было мило, но повторения такого не хотелось. Он твердо решил больше не экспериментировать, и продолжать дальше мучиться в одиночку. Но утром выяснилось, что у Ли резался зубик, поэтому кульбиты продолжились целый день. Что они только не делали с Мишкой, медэкс на такое был неспособен, колоть малышку обезболом было нельзя, гель помогал только на пару часов, и бедные родители к вечеру не только про шашлыки не вспомнили, но и вообще про еду. Поэтому встретились в два часа ночи на кухне, подогрели борща и поели молча, устало улыбаясь друг другу. Следующий день оказался таким же выматывающим и беспокойным, но зубик прорезался, зато пошли сопли и лобик у Ли был теплым. Эльчи успел испугаться и накрутить себя до дрожи, предлагая Мишке нажать на красную кнопку, но тот настоял подождать до утра. Зубки с температурой — обычное дело. Вот когда у близнецов резались, о-о-о, тогда вся семья стояла на ушах. А здесь всего одна детка и они справятся. Мишка глянул на зареванную мордашку Ли, муслюкающую свой кулачок, и на Эльчи с воспаленным взглядом, бровками домиком и мокрыми щеками и неожиданно подошел и обнял своих девочек, успокаивая и поглаживая их по спинам, вдыхая такой родной запах. Потому что Эльчи был такой уязвимый и замученный, что кроме как девочкой не воспринимался. Хоть и голос у него был мальчуковый и бугорок в брюках тоже. Но на фоне того, что Ли заснула, это стало такой несущественной мелочью, что они завалились на диван в детской и заснули без всяких окольных мыслей. Просто отрубились без задних ног. Мишка перед тем, как уплыть в сон, еще подумал: «Как говорила тётя Софа, в жизни надо определиться, на шо положить глаз, а на шо-таки всё остальное».
И просыпаться утром, чувствуя под боком такое теплое, уютное тело, вкусно пахнущее лимонным кексом, было так приятно, что, когда пришло понимание, что Мишка обнимает какого-то мужика и рад этому, было как-то нивелировано тем, что во-первых, Ли дала им спокойно поспать эту ночь, а во-вторых, муж он ему или не муж?
А Эльчи, проснувшись раньше мужа, боялся пошевелиться, впитывая тепло и тяжесть Мишкиной обнимающей руки и чувствуя выпуклость, прижимавшуюся к нему как раз где надо, пониже спины, чтобы тело, не имевшее секса вот уже больше года, предательски выделило смазку и отказалось выползать из случайных объятий, нежась под нечаянными прикосновениями. Но услышав, что дыхание Мишки изменилось, он заставил себя тихонечко выползти из-под руки, заглянуть в кроватку к Ли и, не разворачиваясь к мужу лицом, чтобы не увидеть там ненависти или смущения и не показать реакцию своего организма, тихо выйти из комнаты. Тело и его потребности это одно. А душа и отношения — это совсем другое. И Мишка уже это доказал. Поэтому Эльчи не питал иллюзий по поводу фиктивного брака. А вот подступающая течка требовала пристального внимания. Сегодня, пожалуй, блокаторы принимать еще рано, ему нужно будет отдать все внимание страдающей дочери, а Мишка запах все равно не учует, а вот вечером, пожалуй, надо будет выпить таблетки.
