Антонина сидела во дворе за столиком, прикрытым широким зонтом, наблюдала за происходящим на крыше.

На веранде Дильбар обслуживала прибывших водителей, расторопно приносила с кухни подносы с едой, даже успевала помочь некоторым машинам в парковке.

К Антонине подошел Хамид, некоторое время молча наблюдал за работой на крыше, потом произнес:

– Хорошего вы человека нашли, Антонина. Работящего.

– Пока работящий, потом посмотрим, – ответила Савостина. – Все портится, все прокисает.

– Нет, он работу любит.

– Он еще девок любит.

– Хорошее дело. Молодое. Как без этого жить, Антонина Григорьевна?

– Наверное, трудно. Или невозможно. – Савостина дождалась, когда Артур окажется на земле, велела Хамиду: – Позови его.

Тот мелким, быстрым шажком нагнал Артура, что-то сказал ему. Парень взглянул в сторону хозяйки, улыбнулся, отложил пачку черепицы, не спеша и с достоинством пересек двор.

– Слушаю, Антонина Григорьевна.

– Можешь без этого? – поморщилась она.

– Не могу. Не имею права. Ты хозяйка, я работник.

– Послушай, работник. – Антонина с прищуром смотрела на влажное от пота, сильное тело парня. – Поосторожней там. А лучше всего крутись на земле, а на верхотуру не лезь. Не дай бог, грохнешься.

– Жалко будет, если грохнусь?

– Себя жалко. Затаскают потом по ментам.

– Благодарствую за откровенность. Ты во всем такая?

– Еще не убедился?

– Не до конца.

– Ну, убедишься, скажешь.

– Если доживу.

– А куда денешься? Молодой, все впереди.

– Да и ты еще не совсем старуха.

От услышанного Антонина поперхнулась, негромко спросила:

– Как ты сказал?

– А чего? – широко улыбнулся Артур. – Разве я не прав? Любой молодой фору дашь.

– Ладно, иди, – махнула Савостина. – Но на крышу все-таки не лезь. Я запрещаю.

– Еще раз благодарствую. За заботу. – Артур наклонился, взял влажную и пухлую ее ладонь, поцеловал. – Буду делать как велишь, хозяйка, – и зашагал к рабочим.

Оглянулся, подмигнул, улыбнулся.

…Они не видели, что за происходящим издали наблюдал Михаил. Он стоял за двором кафе в зарослях молодой акации, дышал тяжело и болезненно, не сводил глаз с жены и молодого работника.

Потом развернулся и медленно побрел прочь.

Глубокой ночью тихо и звонко от сверчков. Почти не лаяли во дворах собаки, редко проносились по улице машины, и лишь трасса жила так, словно жизнь на ней не прекращалась.

Михаил сидел на диване, раскачиваясь вперед-назад. Бледный свет луны заливал окно. Тишина в доме пугала.

Михаил поднялся, медленно добрел до двери, вышел в коридор. И там тишина…

Михаил добрался до комнаты жены, дверь была приоткрыта. Осторожно заглянул, увидел полуприкрытое и полуобнаженное тело спящей, мягко зовущее в матовом лунном свете, хотел было поправить покрывало, но решил не будить, двинулся дальше.

Проверил еще одну комнату, вторую; стал подниматься по лестнице на второй этаж.

Дверь, за которой спал Артур, нашел почти сразу. Она тоже была открыта, до слуха доносилось негромкое ровное похрапывание.

Вошел в комнату, сел на стул напротив, некоторое время молча наблюдал за работником. Дотянулся до его плеча, легонько пошевелил.

Артур очнулся от сна почти сразу. Сначала удивленно, не узнавая в полутьме, смотрел на человека, потом резко сел на кровати.

– Кто это?

– Михаил Иванович, – ответил Савостин и вдруг тоненько рассмеялся. – Испугался?

– А то! Чего вы так?

– Не спится.

Артур сел поудобнее.

– А Антонина?

– Она спит. Крепко спит. Тяжелый день был.

– Ну да. Тяжелый, – согласился Артур. – Может, помочь чем надо?

– Мне? – удивился Михаил. – Уже не надо. Полегчало. А вот поговорить охота.

– Ну давайте. – Артур опустил ноги на пол. – Говорите.

Савостин помолчал, глядя на него, потом спросил:

– А ты кто, Артур?

– В каком смысле? – удивился тот.

– Откуда здесь взялся?

– Разве Антонина Григорьевна не сказала?

– Антонина Григорьевна?.. Антонина Григорьевна сказала, но есть вопросы. Ты надолго к нам?

– Как скажете.

– Скажу… Скажу, чтоб завтра же тебя тут не было.

– Это почему?

– Так хочу. Собираешь вещички… их у тебя не так много… Даю на дорогу деньги, и больше тебя здесь нет.

– Вещички?.. Прямо сейчас?

– Поговорим, и собирайся.

– Дела… – мотнул головой Артур и спросил в лоб: – Ревнуете, что ли?

– Нет, – повел тяжелой венозной рукой Михаил. – Не столько ревную, сколько боюсь.

– За Антонину?

– За себя. Сердце может не выдержать.

– Все-таки, значит, от ревности?

Савостин наклонился вперед, заговорил негромко, доверительно:

– Знаешь, сколько лет я ее добивался? Она меня в упор не видела. Ради нее поехал на Север… на газодобычу. Заработал там, построил вот эту домину, потом взялся за кафе. И все ждал, когда она сдастся. И она сдалась. Не сразу, с оговорками, но сдалась. Сам себе не верил, перестал выпивать, забыл всех друзей-товарищей. Только она! Единственная и любимая. Теперь понимаешь?

– Теперь понимаю, – кивнул Артур. – Но ведь опять пьете.

– Пью. От боязни, что уйдет. Соберет как-нибудь манатки и уйдет. Вот тогда не выдержу. Тогда точно с собой что-нибудь сделаю.

– Никуда она не уйдет. – Артур нашел джинсы, стал натягивать их. – Куда денется? Скоро сороковник, а там можно и в бабушки? Детей ведь у вас нет?

– Детей нет. Тоже проблема.

– Никакой проблемы. Успеете настрогать. Вам сейчас сколько?

– Подожди, – остановил его Михаил. – Потом оденешься. Время есть. – Он усадил Артура напротив. – Как думаешь, сколько мне?

– Ну молодой еще… В соку, можно сказать.

– Сколько?

– Думаю, маленько старше Антонины. – Артур явно врал, подбирая слова. – Может, сорок пять? А потом, какая разница?.. Для мужиков вообще возраста нет. Какую девку завалил, такой у тебя и возраст. Разве на тебя, Михаил, молодые не оглядываются? Ого-о! Стадом, видать, бегают.

– Пятьдесят семь, – прошептал Михаил. – Слыхал? Пятьдесят семь.

– Ну и чего? – искренне удивился Гордеев. – Десяток-другой еще протянем, а там можно и в подушечку!

Савостин вдруг цапнул его за рубашку, притянул к себе.

– Не говори. Никогда не говори так! Я буду жить столько, сколько и она! Не отпущу. Никому не отдам. А кто станет на дороге, тот пожалеет, не дай бог.

Артур отцепил его руки, усмехнулся:

– Здоровый ты, Иваныч. Напугал.

– Это я так… для острастки, – усмехнулся Михаил, поправляя свою одежду. – Или, можно сказать, для знакомства. – Он поднял голову, усмехнулся: – Хочу попросить тебя, Артур, вот о чем.

– Чтоб побыстрее сделал лыжи?

– Не об этом. Клянусь, боюсь за Антонину. Каждую ночь об этом думаю.

– А чего за нее бояться? Молодая, богатая. Домина вон какой, да еще забегаловка в придачу. Чего бояться? Одна определенно не останется.

Савостин смотрел на него молча, наливаясь кровью и яростью. Артур заметил это, предупредительно поднял ладони:

– Извини, Иваныч, брякнул. Не то брякнул… Будете жить вместе сто лет и в сто лет одновременно в ящик. Согласен на такой вариант?

– Просьба, – прохрипел Михаил, по-прежнему не сводя с Артура глаз. – Не давай мне пить.

– Это как? – искренне удивился Артур.

– Просто. Не давай. Потянусь за бутылкой, в момент по морде. Договорились?

– А если последует сдача? Я ведь уже от тебя получил.

– Все равно не давай. Следи, хватай, бей, отнимай. Клянусь, Тоня без меня пропадет.

– Кто пропадет? Твоя Антонина Григорьевна? Ты чего, Иваныч? Да она сама кого угодно ухлопает. Бой-баба. Ты чего?

– Нет, ты ее еще не знаешь. Она слабая. На вид сильная, на самом деле слабая. Не справится ни с домом, ни с делом, ни с чем. Все пустит по ветру и погибнет. Не давай мне пить.

– Как скажешь.

– На тебя. Только на тебя надеюсь. Никому в жизни не верил, ты почему-то зацепил.