Самое ужасное ― это то, что такие атаки проходили по всему миру и никакое оружие, даже атомные бомбы, примененные всего лишь раз на территории Китая, не могли остановить чудовищ. Вместо уничтоженных, хотя их было сравнительно очень мало, появлялись десятки новообращенных. Страх поселился в душах людей, завладел ими и заставил бежать прочь из родных городов. Сотни тысяч беженцев ― безработных, голодных, озлобленных на весь мир ― заполонили столицы, которые и без того были истощены. Дефицит провизии, перебои в подачи электроэнергии и даже нехватка питьевой воды ― вот с чем столкнулись обездоленные. Под влиянием неудобств и нужды в городах вновь стали появляться вооруженные банды, не уступающие в жестокости средневековым разбойникам. К тому же возрастала вероятность эпидемии.
«Именно поэтому мы должны постараться помочь каждому, кто нуждается в помощи, ― утверждал Григорий. ― Чем больше душ мы спасем, тем больше законопослушных граждан появиться в нашей стране».
«Они станут хорошим подспорьем в борьбе, ― добавлял Анкэль, когда ему все-таки удавалось провести время с дочкой. ― За последние столетия цивилизация обленила нас, сделала беспомощными и слабыми. Теперь же выживут только те, кто действительно этого достоин. Те, кто смогут не щадя себя работать на благо человечества и драться за благополучие своих близких».
Пожалуй, Анни была с этим полностью согласна. Каждый раз, перевязывая раны очередного пострадавшего или же осматривая больного ― следуя пожеланию отца молодая Леонхард вступила в общество Красного Креста ― девушка думала о словах отца. И чем чаще она прокручивала в голове сказанное, тем холоднее становилось ее сердце.
― Жить могут только сильные, ― зайдя в небольшую комнату, служившую помещением для отдых охраны, произнесла девушка: ― И я стану такой, пусть даже мне придется пожертвовать частью себя.
― А ты уверена, что этого того стоит? ― Симон зашел в комнату и тихо прикрыл за собой дверь. Уставший военный, которого вновь взяли в регулярные войска, выглядел неважно. Глубокие морщины залегли под серыми глазами, в которых не было большего той надежды и решимости, заражающей друзей крохотным кусочком позитива. Война, каким-то чудом еще не добравшаяся до Европы, тоже изменила Шмидта навсегда ― пробудило в нем задатки истинного воина.
― Конечно стоит. По-другому я не найду свое место в мире.
― Тогда ладно, ― вздохнул мужчина и жестом пригласил названную сестренку присесть на диван. ― Раз ты так решила, то пусть так и будет. Но помни, что за каждое решение рано или поздно нужно будет ответить…
Эти слова прозвучали как гром средь ясного неба и навсегда врезались в память Анни, как практически последнее, что она слышала от своего самого близкого друга за жизнь.
― Знаешь, ― после непродолжительного молчания начал Симон, ― я подал заявку в легион Марии, и меня приняли. Так что я скоро уеду.
Наверное, он хотел услышать восторженный вскрик или же яркое проявление недовольства, но получил лишь тихий шепот:
― Легион Марии ― элитное подразделение, о котором сейчас все охранники говорят, ― констатируя факт, произнесла девочка. ― Их будут использовать в самых опасных операциях, возможно даже прикажут прикрывать отступление мирных жителей, если титаны до нас доберутся, ― немного помолчав, она внимательно посмотрела в глаза другу и добавила: ― А еще, чтобы туда вступить, у солдата должен быть ребенок…
― Ты как всегда права во всем, - Шмидт вздохнул и еще сильнее обнял Анни. ― Я заключил договор с одной хорошей девушкой ― она родит мне ребенка, которого, скорее всего я не увижу, ― его голос дрогнул и внезапно стал холодным как лед. ― Пообещай мне одну вещь, Аня. Нет, лучше поклянись, что, если со мной что-нибудь случиться, ты не оставишь моего малыша без поддержки. Позаботься о нем. Считай это моей последней просьбой…
― Глупости, ― не зная, что ответить, с горяча выпалила девушка и хотела сказать что-то еще, но вдруг к горлу подступил комок, а в голове пролетели видения тех ужасных картин, что преследовали ее последний год. Собравшись с мыслями, она произнесла единственно правильную фразу.
― Я обещаю тебе, Симон Шмидт, что буду приглядывать за твоим ребенком и по возможности за его детьми, даже если с тобой ничего не случиться.
― Спасибо, ― легкая улыбка коснулась его губ. ― Вот только теперь моя фамилия на «Шмидт», а «Смит», ― в руках блеснул армейский медальон с выгравированной на нем информацией. ― Ошиблись в бухгалтерии, и теперь я один из тысячи Смитов на планете…
Анни ничего не ответила на это, только плотнее прижалась к другу, и прислушалось к биению его сердца. На душе было не спокойно, а в голове крутилась странная иллюзия какого-то высокого мужчины, чем-то отдаленно напоминающего Симона. Незнакомец звал кого-то в бой, не обещая ничего взамен, но девочка точно знала, что его слова ей нравятся. А еще она знала, что новое видение ― это дурной знак.
Так оно и случилось…Через три дня после того, как Симон уехал в расположение своей части, в восточных районах Германии появились титаны.
========== Эпилог. ==========
Солнце клонилось к закату, завершая этот тяжелый день, как и череду горьких воспоминаний Анни. Алое небо постепенно теряло свои природные краски, уподобляясь лицам людей, по иронии судьбы скончавшихся на руках сестры милосердия Леонхард, и уносило с собой тень далекого прошлого, оставляя лишь грусть.
«Человечество было слишком избаловано цивилизацией, чтобы выжить, - припомнила девушка слова из дневника профессора Йегера. – И абсолютно не способно работать сообща. Двадцать процентов населения Земли погибло от болезней и банального недостатка воды (из-за постоянных перебоев в подачи электричества большая часть водоносных сооружений вышла из строя). Еще тридцать скончались от голода, а сорок стали жертвами титанов или подопытными крысами сошедшего с ума Мориса Флеренсона.
Безумец свято верит, что прислан в этот мир, чтобы начать все сначала – создать собственный Рай на Земле, в котором он будет Богом, а неверные людишки сгинут навсегда. Ради своей миссии он готов на все…»
Дальше Анни не помнила дословно, но точно знала, что предатель Юджин стал жертвой своего нового хозяина и умер в страшных муках. Но почему-то титанше эта информация душу совсем не грела. Держа в подрагивающей руке тонкую зажженную свечку и вдыхая полной грудью свежесть уходящего дня, она раз за разом прокручивала в голове ту боль, что когда-то убила в ней человечность. Известие о разорении родного города, из которого мама так и не успела выбраться, исчезновение Симона, неудачные эксперименты отца, проведенные над собой и несколькими ассистентами, а вокруг только смерть привычного мира и отчаяние – вот что познала хладнокровная Леонхард за свою длинно-короткую жизнь.
А еще она прекрасно помнила день, когда побледневший доктор Йегер и хмурый Анкэль позвали ее в темную комнату. Эти воспоминания до сих пор дрожью отдавались по всему телу, на генетическом уровне запомнившем всю ту боль, что ему пришлось вытерпеть. Под влиянием обезболивающих, которые почему-то не сильно помогали, Аню резали, ломали и заново сращивали, поливая девушку скупыми мужскими слезами. Среди этого царства детской обиды и непонимающего взгляда юная Леонхард различила слова:
«Прости меня, девочка моя. Прости и попытайся понять. Совсем скоро наши враги будут здесь и попытаются уничтожить все, что мы создали. Прости…»
Тогда она даже не поняла, за что у нее столько раз просили прощения. Думала, что за причиненную боль. Но когда тело начала обволакивать какая-то холодная, быстро затвердевающая субстанция, Анни испугалась по-настоящему. Страх смерти заставил ее метаться на операционном столе, но ничего не помогало.
«Ненавижу» ― таким было последнее слово новообращенной, сказанное в ее привычном мире. А проснулась она совсем в другом: полном боли и завораживающей жестокости, том, где время непонятным образом перенеслось на двести лет вперед, а цивилизация, такой как ее помнила девочка, исчезла.
