Старик оставил думы о Старухе на «когда – нибудь потом» и сейчас думал, вернее, представлял себе, как распряжёт лошадь, заведёт в сараюшку, насыплет в ясли овса и оставит её в таком состоянии до вечера. Можно конечно было не тратиться на овёс, а просто стреножить её и пустить на луг, пусть травку щиплет. Можно конечно, но нельзя. Старик не боялся, что его лошадь украдёт кто – то, окрест деревни не шалили. Были конечно разбойники, в лесу жили, но жили и промышляли они где – то далеко, не здесь, а где именно, никто из деревенских толком не знал.

Волки, те пошаливали, а эти похуже разбойников будут. С ними не договоришься и не откупишься. Им обязательно лошадь подавай, а деньги, или ещё что ценное, им без надобности. Поэтому лошадь весь день в сараето и проводила. Похоже, что такое времяпровождение её вполне устраивало, во всяком случае она никогда не сопротивлялась и не буянила, да и вообще, была спокойной.

Но сегодня, и что за день такой, ещё не доехав до берега морского, Старик понял, что рыбку ловить он вряд – ли будет. Он ещё издалека увидел здоровенную бочку, прибившуюся к берегу.

«Наверное ночью погода была свежая, – подумал Старик. – вот её волной стало быть и прибило. А после погода успокоилась, бочка на отмели – то и осталась. Опять же, отлив сейчас».

Бочка действительно была большой по размеру и что в ней, оставалось только догадываться. Перво – наперво, Старик, перед этим разулся конечно, выкатил её на берег, ну чтобы опять волной не утащило. Вытащил, выкатил, бочка тяжёлой оказалась, видать было в ней что – то, и много.

Старик не был жадным, он был таким как все. Не сказать, чтобы часто, но случалось, море выбрасывало на берег всякие предметы для моря нехарактерные. В основном это был мусор: ветки, щепки и тому подобное. Бывало что и деревья целиком выбрасывало. Пару раз находил старик поросят, только мёртвых уже. А один раз собаку прибило, и тоже мёртвую. Видать где – то штормило сильно, вот их, бедняг, и затащило, и унесло. Жалко конечно, но что поделаешь, море, оно и есть море. А сегодня получилось, что бочку принесло, причём, большую. Теперь её надо было открыть и посмотреть, что там внутри?

Старик даже лошадь забыл распрячь, повторюсь, не потому что жадный, а потому что интересно ему было, что в этой бочке находится? Он сходил в сарай, взял инструмент, который держал там на всякий случай и не то чтобы легко и сразу, но бочку все – таки открыл.

Открыл он бочку и, обалдел. Хоть и был Старик мужиком неробкого десятка, сами понимаете, ремесло такое, робкому в море делать нечего. Но всё равно, покуда возился с бочкой, слегка боязно было, потому что представить себе не мог, чего же такого в ней быть может? Раньше – то он никогда таких бочек не видел. Другие видел и много, но те поменьше были, а эта, ну прямо почти как изба, вот какая здоровая.

Открыл, значит, Старик бочку и аж обомлел весь, потому что из неё, из бочки этой, сначала вылез парень лет двадцати, видный из себя такой, а за ним женщина, та постарше будет, лет сорок наверное.

Вылезли они из бочки на свет белый, и кланяться Старику начали:

– Спасибо тебе, добрый человек. – заговорила женщина.

«Говорят по нашему, значит недалеко где – то живут. – глядя на спасённых подумал Старик. – И кто ж он такой, изверг этот, что живых людей в бочку закатал, да в море бросил? Поймать бы его, да самого в эту бочку, пущай поплавает».

– Спас ты нас. – продолжала женщина. – Мы уж думали, всё, конец, так и встретим погибель свою в бочке этой.

Парень тоже поклонился, но сдержанно как – то и пока молчал, за себя и за него женщина говорила.

– И кто же вы такие будете? – спросил Старик. – И что за ирод такой в бочку вас закатал, и за что?

– Мы, добрый человек, – спасённые понемногу приходили в себя, к свету белому привыкали, руками шевелили. Ясно дело, в бочке, затекли все. А женщина тем временем продолжала. – я, Царица, царя Салтана жена, а это сынок мой – Гвидон Салтаныч, царевич.

А в бочку закатали нас завистники придворные. Царь Салтан на войну поехал, ну и задержался там, а я тем временем сыночка ему родила, Гвидона. Вот они, завистники эти, воспользовались тем, что царя дома нету, схватили нас ночью ёемной и в бочку. Ну а после в море сбросили, так мы и поплыли неизвестно куда. Если бы не ты, неизвестно что было бы.

– Подожди, – сказал Старик, а сам подумал: «Кажись, врёт. Не может такого быть». – Сколько же вы в бочке этой по морю проплавали, если ты говоришь, что как только сына родила, так вас сразу же в бочку и закатали?

Ты на сына – то своего посмотри, ему лет двадцать будет. Это что же, вы двадцать лет в бочке проплавали? Врёшь поди.

– Не забывай, я Царица! – придав своей фигуре величественный вид, произнесла женщина. – Я никогда не вру. В бочке мы пробыли двадцать дней, я считала. Видать бочка эта не простая, раз за двадцать дней царевич Гвидон на двадцать лет подрос, ну а я на двадцать лет состарилась. – вздохнула царица.

– Чудеса, да и только. – Старик и верил и не верил царице. Верить – то хотелось, тогда всё хорошо и по доброму получается, а не верить хотелось, потому что уж больно на вранье похоже. – Надо будет бочку эту проверить, на чудеса. Взять поросёнка и положить в неё на денёк. Глядь, и подрастёт, как за год. Представляете выгода какая?! – Старик, опять же, в силу ремесла своего рыбацкого, соображал быстро и фокус с поросёнком придумал тут же, не сходя с места.

– Проверяй. Если не веришь. – недовольно как – то проговорил царевич. – Сам посуди, зачем нам врать – то?

– Да я не поэтому. – отмахнулся от царевича Старик. – Верю я вам, верю. Меня бочка интересует. А вдруг и правда она такая чудесная, представляете, что будет?

– Забирай её себе. – царевич пнул ногой бочку. – Ну как подарок, что ли, за наше спасение.

– Спасибо, царевич. – в знак благодарности поклонился Старик. – Даже если бочка эта и никакая не чудесная, все равно спасибо. В ней можно будет рыбу солить, гляди какая большая. Да и вообще, вещь в хозяйстве нужная.

А пока вот что, помоги – ка Салтаныч мне бочку в сараюшку закатить, а потом домой ко мне поедем. Помыться, поесть вам с дороги надо, – Старик усмехнулся. – да и переодеться не мешает. Одеждато двадцать дён не меняна, грязная уже.

Царица в знак благодарности улыбнулась Старику, а царевич Салтаныч, тот ничего не говоря, поднял бочку, один, и понёс к сараю. Старик опять обалдел. Слышать – то о богатырях он слышал, а вот видеть их, живьём не приходилось, царевич первым был.

– Куда ставить, показывай. – царевич стоял перед воротами сарая.

– А где свободное место увидишь, туда и ставь. – сказал Старик.

Царевич занёс бочку в сарай, и скоро вышел оттуда, на ходу отряхивая штаны, запачкался немного.

– Ну, гости, хоть и нежданные, но все равно, дорогие. – «Правильно сделал, что лошадь не распряг, как чувствовал». – подумал старик. – Садитесь в телегу, карет царских у меня нету, не положено.

Царица с царевичем уселись в телегу. Старик впереди, за кучера, а лошадь, лошадь хоть и удивилась по – своему, по – лошадиному, мол, что это сегодня так рано? Но поскольку знала всего лишь одну дорогу: из деревни к морю и от моря в деревню, пошла домой…

Пока ехали до деревни, Старик с разговорами и с расспросами не приставал. Люди, считай с жизнью попрощались, а тут спасение пришло, такое не каждый пережить сможет. Пусть в себя придут, полагал Старик, в баньке попарятся, поедят, тогда уж скорее всего, сами всё расскажут, не надо будет ничего выспрашивать да выпытывать, так лучше будет.

Сейчас Старика заботили вещи, которые поважнее будут, чем рассказы царицы и царевича. Старик думал и пытался угадать, как будет ругаться Старуха, сильно или очень сильно? В том, что она будет ругаться Старик нисколечко не сомневался, потому что по другому быть не могло. Да и как могло быть другое, если уже столько лет одно и тоже – ругань на ругани и руганью погоняет? Другого в своей жизни Старик не видел, потому и не представлял.