Он медленно отвел взгляд.

– Я не хочу, да и не могу объяснять тебе все в этом мире словами, потому что нет слов, которые помогут тебе понять Инскримен. Не сердись, но будь терпеливой, – проговорил он, – Только что я увидел, как твой разум… соединился с разумом Инскримен, но это было настолько неосознанно, что я сомневаюсь, сама ли ты достигла этого… – он прервался и, вдруг улыбнувшись, покачал головой, – Мне очень сложно объяснять то, что каждый тален должен понять сам, без постороннего вмешательства… – он замолчал, а она опустила глаза.

– Мне кажется часто, что меня нет здесь, что есть лишь что-то бесформенное, растекающееся в воздухе, воде, земле, – она импульсивно схватилась за голову, – И все здесь столь ново для меня! Или…

Она примолкла. Ветер затрещал по ее ушным перепонкам, она подняла воротник. Ботинки Падифа хрустели в инее, он смотрел далеко вперед, но она слышала его внимание.

– Но одновременно я видела все это много раз. Да, давно я представляла себе, что есть где-то другой мир, где я смогу найти свой дом. Но со временем это прошло, но было так тесно! И все спряталось, я думала, даже ушло навсегда, и вот я здесь. Но я не чувствую себя живой… Я смотрю на свои руки и все жду, когда же они расплывутся перед взглядом.

Падиф ничего не говорил.

– Скажи мне, как называется эта река, это озеро?

– Именно эта река носит название… – тут он прошелестал что-то на своем журчащем языке, – Или Стремительная, как тебе понятнее. А озеро… хм… Оно носило много названий… Первое из них было – Мертвая заводь, – и он повторил это грустным и тоскливым, как шелест осеннего дождя, голосом, – Озеро появилось в то самое Ледяное сражение, когда вален с ледяной армией спустился с Ревен. После поражения яриков на месте битвы образовалась глубочайшая впадина – результат противостояния лидеров двух войск – яриков и Ледяной армии. Снега по краям этой впадины растаяли, и вскоре после битвы в яму хлынула вода, и в нее вошла река, другая, из леса – ее зовут Пронзительная. Много людей было убито на месте этого побоища, и потому заводь изначально назвалась Мертвой. Вскоре зима начала отступать, и новая река вышла из озера – так возникла Стремительная, ибо там, куда пробивалось ее русло, быстро таяли снега, селились животные… – неожиданно он затормозил так, что она чуть не налетела на него.

– Посмотри, какая красота вокруг! – воскликнул он, когда она заглянула ему в лицо, – Только вдохни воздух, только вдохни! Но так, чтобы полной грудью…

Она в недоумении оглядела просторы холмов, которые уходили до самого горизонта: они были как волнистый океан из светящейся желтоватой пены.

– Ты только посмотри, – сказал он и повел рукой перед собой, – Ты почувствуешь это, если вдохнешь воздух вокруг – ведь он тоже дышит.

Его движения словно открывали занавес: солнечные лучи ложились на землю тише, а холмы становились выше.

– Чем дышит? – она не заметила, как низок стал ее голос. Разум ее будто нагревался.

– Он дышит тобою, мною, дышит хрустом снега под нашими ногами, сияньем солнца над нашими головами, сыростью земли этих холмов, спокойствием реки подо льдом… – она не могла понять, то ли она заслышала шум течения реки, то ли так сладостно, чисто звучал голос приятеля.

– Реки? Подо льдом?

– Да! И не только подо льдом, но и в земле, в камне.

– Как река может быть в камне? – она слышала, как по-детски наивно звучит ее голос, но не могла подумать о чем-либо другом.

– Горы тоже плачут, хоть камни помнят гораздо больше, чем любая другая вещь в этом месте.

– А память высушивает слезы?

– Память делает жестче, ибо все бывает в первый раз и никогда не бывает больше…

– Никогда-никогда?

– Как сказать тебе… Солнце и Луна повторяют свою жизнь множество и множество раз, зима сменяет осень каждый год, но ведь раньше была вечная зима, и не было повторения в мире, одна лишь пустота, тьма, холод и смерть… Хотя, тогда и умирать то было некому и нечему… Потому как определить, что повторяется, а что бывает единожды? Ведь никому не даровано жить вечно… Память иссушает ее владельца, ибо не позволяет совершать одну и ту же ошибку дважды или радоваться чему-то так же сильно, как то было в первый раз.

Она закрыла глаза. Холодный ветер шевелил пушок на ее щеках. Мороз щипал ее кожу. Она медленно вдохнула воздух, ощутив, как каждая частичка ее тела наполнилась мощью мира вокруг, и погрузилась во тьму…

Только теперь это не был привычный черный мрак. Она услышала, как где-то очень близко шумят деревья, их стволы гнуться, но не от ветра, а листья шепчутся между собою, а далекие воды клокочут где-то внутри горы, и каменное серое тепло бурлит где-то в недрах земли… Она почувствовала, как нечто чужое заполняет ее разум. Она захотела остановить это, но не смогла. Боль первой, слабой волной нахлынула на ее сознание.

Сокрушительный треск раздался у нее за спиной, горячий воздух вдруг резко выскользнул из нее. Она распахнула глаза и стала судорожно хватать ртом пространство. Падиф стоял совсем близко, глаза тревожно, внимательно смотрели на нее.

– Что… Что это было? – задыхаясь, выговорила она.

– А что ты ощутила?

Она рассказала.

– Потом зазвучал этот громовой голос… Он приближался ко мне, вытесняя мои мысли, мою волю, проникая в самые уголки моей души, словно меня во мне и не было! – ужас охватил ее, а по коже прошел озноб, – И эта боль, что он доставляет мне – о-о-о! – она жалостливо уставилась на Падифа, – Пожалуйста, скажи, скажи, что это?

– Я не могу ничего сказать тебе точно. Посмотри, что успела ты сделать за эти считанные секунды! – воскликнул он и махнул рукой в сторону реки.

Из ровной поверхности льда торчала огромная, словно вырванная из этого ледяного пласта, глыба, и синие круги от воды облепили ее основание.

– Что это? – твердо и резко спросила она.

– Это глыба льда, пробившая брешь в сплошном пласту, покрывающем реку!

– Ты знаешь, о чем я говорю! – вскрикнула она, и словно волна воздуха ударила по лицу Падифа – оно будто расплющилось.

– А ты знаешь, что произошло! – также громко, как и она, закричал Падиф, и его черный силуэт навис над ней.

Дышать было все сложнее, голова закружилась, снег стал темнеть, а она – падать. Падиф бросился к ней, схватил, и величественный, словно волна цунами, голос раздался прямо над ее ухом. Она услышала, как волна опрокинулась на ее тело, прижала к самой земле, смяла оковы в ее голове – словно две стихии сошлись в решительной схватке, ударились друг об друга – и – все.

Столкновение произошло в ней, как взрыв, и осталось всего лишь дымным облаком – в глазах ее стоял туман, а мысли казались влажными и вязкими, но свободными. Она попыталась встать, Падиф помог ей.

– Что это? – выговорила она тот же вопрос, тяжело ворочая языком.

– Я думаю, это отложенная энергия. Мир попросил свою плату за то, что поднял лед из реки по твоей мысли.

– И так бывает?

– Нет, обычно не бывает, я еще не видел такого…

– Это значит что-то?

– Все что-то значит…

– А это что значит?

– Я думаю, что для этого мира было важно, чтобы ты поверила, вот он и исполнил твои мысли… как это говорится на твоем языке… в долг? А потом, когда ты была в сознании, взял свое.

Она замотала головой в стороны. Половина из того, что говорил Падиф, казалось ей долгом к разуму, и скоро разум должен был потребовать что-то взамен – сумасшествие, может быть? Но она уже шла по этой дороге, и хотела расплатиться с разумом иначе. Поэтому она пробовала понять.

– Ты сама должна все понять. Ты одна проходила через такое, – неожиданно дружески сказал Падиф и сжал ее плечи, – Пойдем, в пещеру.

Когда они прошли полпути вдоль реки, прямо за Ревен зажглась яркая звезда, а холодный ветер вытащил из неба темно-лиловые тучи. Постепенно откуда-то выкатилась желтая луна. Ее мерцающий тупым светом диск засеребрил снег, и Энди чудилось, что она ступает по грудам драгоценных камней.