Вокруг было глухо, словно в воде, и в тишине вопросы раскалывали ее голову. Тревога съедала ее изнутри. И она поддавалась эмоциям, не в состоянии удержать их.

Неожиданно она услышала, как открывается перед ней дверь, вздрогнула, повязка слетела с глаз, и ее толкнули в какое-то темное помещение. По инерции она пробежала пару метров и уперлась ладонями в противоположную стену.

Это была новая камера. Со стоном она села на нары, устланные соломой и шкурами, и оглядела себя. Она была прямо-таки усыпана синяками. Она не могла понять, откуда у нее столько ушибов. Грудь ее затрепыхалась, губы задергались, и, обхватив руками липкие от крови коленки, она глубоко разрыдалась.

Она не могла сказать, сколько дней провела в этой темной обители. Единственным ее занятием была ходьба из одного конца камеры в другой, остальную часть своего досуга она проводила, лежа на соломе. В такие минуты она бездумно глядела в потолок или дверное окошечко. Сначала она пыталась угадать, почему она здесь, но постепенно мысли ее стали статичны и бесцветны. Периодически к ней приходил вооруженный человек и оставлял похлебки и воду. Еду она пробовала редко, но нетронутую пищу уносили и давали ей свежую. Она пробовала заговорить со стражником, цеплялась за его одежды, но он грубо отталкивал ее и уходил, вновь оставляя в тишине.

Когда на нее накатывала дремота, пред ней возникали образы, картины, которых она ни разу не видывала – белые пустыни, блески стали, прозрачные фигуры, увенчанные шпилями башни, холодные звезды в венце огромной голубой луны… В конец каждого сновидения прокрадывался настойчивый шепот, заполоняя все вокруг. Но она не могла разобрать, что он хочет сказать ей, и билась в лихорадке, и просыпалась среди боли.

Но однажды стражник вошел к ней не с едой, а с длинным клинком. Он подошел, вынул свое оружие и указал им не выход. Она молча повиновалась. Она ждала, что ей снова завяжут глаза, но этого не произошло. В коридоре за ней и ее охранником пошли еще два человека – их черты сливались со стенами, словно они были тени. Двигаясь по коридору, она смотрела себе под ноги, но мысли ее возвращались к этим двум, беззвучно шагавшим за ней.

Желание увидеть их, заглянуть им в глаза стало настолько сильно, что она не выдержала и остановилась. Укол ножа стражника кольнул ее, но она не двинулась дальше, а решительно обернулась.

Люди, так привлекавшие ее, были будто и не людьми – это были лишь образы человеческих тел, черные, будто окутанные густым дымом. Но пара пронзительно голубых глаз смотрели на нее из этого мрака.

Страж еще раз подтолкнул ее в спину. Она отвернулась.

Они пришли к отполированной, покрытой резьбой деревянной двери. Ее страж открыл проход и жестом повелел войти.

В комнате было уютно: деревянный пол и стены, казалось, переходили один в другой. У окна стоял большой стол, стены были застелены растениями, которые росли из земли, раскинутой повсюду.

Рядом с окном был мужчина. Он был очень высок – выше любого, кого она видела. Когда он двигался, казалось, что в нем сразу несколько людей: все его члены, сухожилия и кости выпирали из тела короткими импульсами, отчего контур его тела словно размывался в пространстве. Короткие белые волосы матово переливались в солнечных лучах. У него были нормальных размеров глаза, но в них не было радужки, не было белка – только чернота, глубокая и живая.

Он сказал ей что-то сильным голосом на том же неизвестном ей наречии. Слова лились из него непринужденно, словно бы он рассказывал какую-то историю, и тембр его речи уравновешивал беспокойные движения его тела.

Она молчала. Тогда мужчина повторил что-то для нее.

– Я не понимаю, – устала сказала она.

Заслышав ее, человек вздрогнул.

– Твой язык забыт и почти утерян, – звуки родной для нее речи разлились в ее голове неожиданно громко, встряхнув уснувшее сознание, и она подняла на незнакомца широко открытые глаза, – Немногие о нем знают, а еще меньше помнят. Садись, – он указал ей на стул.

Поколебавшись, она исполнила приказ.

– Я думаю, ты… не осознаешь, где находишься… – снова заговорил мужчина, – Они сообщили мне о необычайной восприимчивости нашего заключенного, но я даже не ощутил, что это ты, – он оперся локтями о стол, и она увидела, что собой он прикрывал какие-то тени, которые клубились и расплывались в воздухе. Проследив за ее взглядом, мужчина добавил, – Странно, что ты не чувствуешь их, но, получается, теперь они все же скрыты даже для тебя.

Она почувствовала, что внутри нее поднимается страх. Этот мужчина, эти две тени были слишком спокойными, но от них исходила какая-то сила.

– Я… Не совсем понимаю вас. Кто вы? – она боялась задавать вопросы.

– Да, многое изменилось, и ты можешь многого не понять.

И тут она подумала, что перед ней, возможно, сумасшедший. Или это она сошла с ума? Глаза ее забегали по стенам, словно ожидая, что они сейчас рассыплются в прах.

– Мне кажется, вы тоже не понимаете меня. Я не знаю это место. Вообще. Я здесь первый раз в жизни, – четко проговаривая каждое слово, стараясь сохранить уравновешенность, проговорила она.

Лицо мужчины покрыла тень. В его глазах вдруг словно появились сразу миллиарды мыслей – так много, что их хозяин должен был бы уже жить вечность.

– Я надеялся, что все все-таки будет не так, но пусть свершится, как должно… – проговорил он глубоким и переливчатым голосом.

Она нахмурилась. Пол стал уходить под ногами.

– Что вам нужно? – твердо произнесла она.

– Пока мне ничего не нужно от тебя, Энди.

Она вздрогнула. Пальцы рук сами собой сжались в кулаки.

– Откуда вы знаете мое имя? Что это за учреждение? Зачем вы взяли меня сюда? – злость затмила в ней сомнения.

Мужчина откинулся на спинку стула, а две тени расплылись, точно туман, за его спиной. Лицо его окаменело, кожа превратилась в белое полотно. В комнате стало темнеть, и тихий голос его раздался повсюду, но уста его были сомкнуты.

– Освободи ей дорогу!

Она почувствовала, как упали путы с ее рук, удар прокатился по телу; она двигалась быстрее, чем могла замечать перемены окружающего, и засвистел воздух в ушах, и залепило глаза трухой, и загремел твердый шепот у нее в голове, требуя что-то…

Она открыла глаза. Невредимая, она стояла в темноте. «Я умерла» – сказала она сама себе, но дунул резкий ветер, и она рефлекторно сморгнула веками. И тут же мрак рассеялся, превратившись в вечерние сумерки. Еще теплилось зарево на небе, а пространство вокруг словно мерцало серебром. Багровая листва мягко шуршала под ногами, откуда-то тихо шумела вода. Земля была сырой и холодной. Она снова была в лесу.

Она прислонилась к дереву. Колючие от инея листья кололи ее голые ступни. Она дрожала, а дыхание тяжело и глубоко прорывалось в грудь. Кровь кипела в сердце, стукая глухо по телу, но постепенно начала остывать. Горячие мысли стали замедляться, уступая место тревоге о морозе, который все более и более оседал на коже, сдавливая мышцы, смыкая веки.

Ночь наполнялась шорохами, криками птиц. Она понимала, что засыпает, но оставаться на земле было нельзя. Осторожно ступая, она начала красться куда-то вперед, в черноту леса. Она озиралась по сторонам, хотя ничего не могла разглядеть во мраке. Наконец, она наткнулась на огромное дупло в дубе, забралась туда и уснула, обхватив себя руками.

Утром она с тихими стонами разогнула окоченевшие конечности, а как только она выбралась наружу, кашель разорвал ее грудь. Она упала на колени, хватаясь за горло от боли и за живот от голода. Вокруг нее мелодично шелестели деревья, а яркие, но по-осеннему тонкие лучи солнца переливчато сверкали на влажной траве. Она прислонилась к дереву и хрипло задышала, устремив взгляд в звенящее небо.

– Я умру.

«Нет».

Она подняла голову и внимательно огляделась.

– Почему? – спросила она, понимая, что ее волнения превратились в безразличие, которое завладело и ее разумом, позволив ему разрушаться.

«Мы дадим все, что нужно, только попроси».