— Почему я всё ещё жив, если они были здесь? — очень тихо произнёс Лафейсон, почему-то он не ожидал, что гость его услышит.
— Я запечатал твой пентхаус, сюда никому не пройти, — с лёгким вздохом объяснил полукровка. — Ты идёшь на поправку, но с большим трудом. Тебя изрядно вымотали.
— Тебе лучше уйти, — Локи постарался сказать это чуть громче и при этом уверенно. — Они будут атаковать защиту, пока не прорвутся сюда.
Странно, но Локи мало интересовала собственная жизнь. Особенно в данный момент, когда из него сделали фарш, который вопреки всем законам физики дышал и продолжал жить. Он даже не знал, почему так происходит. Отчасти у него имелся ответ на этот вопрос. Ётунхейм ничего не потеряет, если он исчезнет, таков закон природы — одно пропадает, другое появляется. Но по некой загадочной причине Лафейсон считал, что Тор — существо уникальное, утратить такое создание для вселенной было бы серьёзной потерей. Себя же он не превозносил настолько, какая честь в том, чтобы видеть в себе венец творения? А ещё Локи считал, что Тор достаточно страдал, и, коль скоро он умудрился выбраться из заточения, откуда никто ещё не выходил, нельзя допустить его возвращения туда.
— Им сюда не пройти, — сдержанно и в тоже время напористо ответил Одинсон. — Они уже перестали пытаться.
— И всё равно…
— Локи, послушай, я никуда не уйду. Слышишь? Пока ты не встанешь на ноги, — перебил Одинсон. — Я отлучаюсь только за лекарствами для тебя.
— Я…
— Лучше не трать силы на разговоры, всё будет хорошо, — снова оборвал речь демона Тор.
На губах Лафейсона появилась вымученная улыбка. Нефилим был долгожданным гостем в пентхаусе всегда и при любых обстоятельствах. И, хотя Локи не надеялся более почувствовать его прикосновения или увидеть, вселенная щедро одарила его, пусть и в подобной сомнительной ситуации.
— Я не вижу тебя, — прошелестел Локи. — Только мутные пятна.
— Ага, — озадаченно отозвался Одинсон, он и сам понял, что с глазами у Локи что-то не в порядке, только пока не мог определиться, как с этим быть. — Я сейчас отлучусь ненадолго. Не вздумай вставать. Пока меня не будет, никто не войдёт, ничего не бойся.
Локи не ответил, он закрыл глаза, а в душе понадеялся, что Тор больше не вернётся. Зачем вообще он помогает? Из-за крови? Едва ли он такой единственный бочонок с элитной разнузданной кровью, — демоническая шлюха. Единственная шлюха на свете? Что за ерунда?! Значит, есть какой-то подвох. Знать бы, какой. Одинсон бесшумно ушел, а Локи провалился в тёмный сон.
***
Несколько последующих дней показались Локи странным затянувшимся сном в мутном мире монохромных пятен. Тор постоянно находился рядом, поил его какими-то снадобьями с противным травяным привкусом, обтирал его обнажённое измученное тело. Локи не реагировал на осторожные прикосновения, запахи трав убивали в нём не только сексуальное возбуждение, но и любопытство. На самом деле он не хотел, чтобы его трогали сейчас, но ничего об этом Тору не говорил.
Демон спал, что-то пил из рук нефилима, снова спал и дальше по кругу. Одинсон коротко объяснял, что даёт ему восстанавливающие зелья, при этом не уточнял, откуда они у него взялись. Не заговаривал об инциденте, после которого они не виделись. Локи говорил и того меньше. Он не задавал вопросов, не интересовался, зачем Тору нужно с ним возиться, понятное дело, какая-то практическая выгода должна иметь место.
Так прошла практически неделя, а в воскресенье утром, открыв глаза, Лафейсон прозрел. Увидел не мутные пятна, а зашторенное окно своей спальни, обстановку в стиле минимализма. Белый торшер освещал прикроватную тумбу слева от постели, возле зеркального шкафа в тени стоял Тор: здоровяк со светлыми распущенными волосами, щёки покрывала щетина, столь не привычная для глаз Локи. И ещё одна странность — тёмное облачение. Чёрная рубашка и брюки, в остальном как всегда, — безупречное воплощение силы. В профиль Тор выглядел, как ангел отмщения, готовый разить врагов, воздавая всем по заслугам, сильный и безжалостный. Уголки губ демона дёрнулись в подобии улыбки, но какой-то вымученной и усталой. Лафейсон не хотел, чтобы его заметили, просто тихо, как вор, любовался на нефилима. Одинсон напряжённо смотрел в зеркало на своё отражение, так показалось сыну Лафея в первую секунду, когда он открыл глаза. Но уже в следующий миг зеркальная гладь подёрнулась рябью, и демон разглядел красивую белокурую женщину. Волосы её отливали золотом, преисполненное королевской стати лицо выражало спокойствие и смирение. И только глаза показались демону знакомыми, будто ледяные кристаллы, внимательные и бесстрастные.
— Ты долго не отвечала, — произнёс Тор с упрёком. — Твой отвар его глазам не помогает.
— Это самое сильное средство, — ровным тоном отозвалось отражение. — Нужно время для восстановления, он серьезно пострадал. Удивительно, что вообще выжил. За такой проступок его могли казнить, а так миловали.
Локи наблюдал за беседой отстранённо, словно ему было всё равно, или это вообще был не он. Присущее ему здоровое любопытство обычно в разы зашкаливало, когда Тор был рядом, а сейчас он ничего не испытывал.
— Как реагирует Малекит? — с напором требовал ответа Одинсон. — Отчего-то он не явился на наш порог в надежде завоевать чужие привилегии.
Лафейсон отвёл взгляд в сторону. Он плохо соображал, но задался вопросом: почему Тор спрашивает о Малеките? И почему её? Красавица точно не была демоном, иначе Локи разглядел бы её истинную суть. А уж странное словосочетание «наш порог» надолго заставило его смутиться.
— Статус Локи ему ни к чему, ты же понимаешь, ему не с руки оказаться на всеобщем обозрении. А вот Хель вполне могла явиться, — белокурая красавица говорила неспешно, но в голосе её присутствовал оттенок тревоги, и Лафейсон это чувствовал, он снова слышал и понимал интонации. — Я беспокоюсь о тебе, Тор, ты подвергаешь себя серьёзной опасности.
— Не больше, чем всегда, правда же? — Одинсон скрестил руки на груди, смотрел с вызовом, он вёл себя грубо.
Почему полукровка так разговаривает со своей знакомой, пока было для демона загадкой. Кажется, Тор мало с кем в общении проявляет такт. Но с чего он решил, что эта красотка что-то ему должна?
— Не будь таким сердитым. Его крылья восстановились? — продолжала собеседница, взирая из зеркала на нефилима.
— Практически, я вправил, насколько возможно, — удручённо кивнул Одинсон, словно его собственные крылья ломило, как сросшиеся после перелома кости. — Меня беспокоят его глаза.
— Он восстановится, я полагаю, ты усердно способствуешь этому.
— Делаю всё, что могу.
— Но побереги и себя, Тор.
— Только не надо этого, — презрительно хмыкнул ангел, опустил руки и расправил плечи, показывая, что он давно уже не ребенок, чтобы о нём так сильно беспокоились.
— Я люблю тебя, даже если ты в это не веришь, — мягко ответило отражение. — Ведь ты приходишь ко мне, значит, моя любовь тебя тянет.
— Ладно, — Тор дёрнулся, скривился в подобии отрицания, эта старая песня ему неприятна. — Если через несколько дней его глаза не придут в норму, я навещу тебя снова, и ты сделаешь для него что-то посильнее.
Отражение снова завибрировало, но так, словно в тихую гладь озера бросили камень, который поднял сильные волны. Локи смотрел пристально, пытаясь понять, что он только что услышал и увидел. Прикидываться спящим он не стал. Судя по реакции повернувшегося к нему Тора, разговор с отражением явно не был предназначен для глаз и ушей демона, лицо нефилима сделалось хмурым, но лишь на какие-то мгновения, а затем вдруг обеспокоенным.
— Локи? — Тор подошёл ближе и без задней мысли уселся рядом на постель. Словно между ними не было никакой ссоры. Он смотрел в ясные зелёные глаза, но, казалось, столь безучастные и пустые — Твои глаза? Ты видишь? Видишь меня?
Лафейсон медленно кивнул, надеясь избежать допроса по поводу того, что он успел подсмотреть. По правде говоря, ему хотелось как можно быстрее оказаться в одиночестве. Нефилиму лучше не задерживаться в его апартаментах.
