Хрипло дыша и пуская слюни, Ихван достиг перекрестка. Снотворное, которое вкатил ему Джеджун, не действовало — слишком много юрист Ха бухал после работы. Его замутненного зрения хватило, чтобы разглядеть в конце перпендикулярной ему улицы патрульную машину. Взвизгнув по-поросячьи, Ха оттолкнулся руками от жесткой поверхности асфальта, попытался встать на ноги. Но тут прямо перед ним резко остановилась машина. Ихван влетел лбом в дверь, опять рухнул на колени.

— П-помогите, — прохрипел Ха, хватаясь за опущенное стекло, оставляя на нем жирные отпечатки пальцев.

Водитель перегнулся и открыл заднюю дверь. Ихван разглядел челку и синяк, попятился, но ему в спину уткнулась нога, надавила на поясницу.

— Лезь внутрь.

Паника затопила мозг мужчины, он вскинул рожу и завопил на всю улицу.

— Помогите-еее!

Юнхо беззлобно рассмеялся, как обычно друзья подкалывают друг друга, обернулся к публике.

— Белочка доконала, а я ведь говорил, закусывать надо. Давай-ка, приятель, поехали домой.

Не без труда Чону удалось впихнуть упирающееся тело в салон. Он забрался следом, и Джеджун выжал газ, поспешил убраться подальше. Жующие похлебку полицейские ничего не заметили.

Ихван пришел в себя с мучительным стоном. Разлепив глаза, он уставился в деревянный потолок. Не узнавая места, он приподнял голову. При виде собственного обнаженного тела, намертво пристегнутого к столу, полок с инструментами, банок и коробок, мужчина пришел в первобытный ужас. Наручники, которые гремели от диких рывков Пынхэ, намертво сели на мясистые запястья и лодыжки, натирая в кровь, сколько бы он не дрыгался.

Его губы склеила лента, зубы скрипели о пластик большой трубки, вставленной глубоко в глотку, и ему пришлось лишь мучительно выть, дергать руками-ногами в тщетных попытках вырваться. От этих движений тупая боль разрослась в заднице и бедрах. Он не сразу понял, что в анус ему была введена еще одна трубка. Его буквально распяли на столе, разместив на нижней его части, ягодицы были на самом краю.

Послышались шаги. В дальнем углу часть потолка исчезла, в образовавшемся проеме показались ноги. Секунду спустя пред жертвой предстал мучитель, чем вызвал новый приступ паники и завываний. Отросшие волосы мужчина убрал в милый хвостик на голове, но в купе с медицинским халатом, на котором виднелись застиранные бурые пятна, и перчатками, которые Ким держал а-ля хирург, создавалось устрашающее впечатление. Следом за Дже в подпол спустился и Юнхо. На его лице как всегда не было и тени эмоций.

— Как себя чувствует пациент? — Джеджун ослепил мужчину фонариком, удовлетворенно кивнул. — Реакция есть. Состояние, кажется, стабильное.

— Приготовить раствор?

— Конечно. Этот ублюдок все вылакал, — Дже склонился над Ихваном. — Так всю воду на падлу переведем, чай хрен заваришь. Слышь, тварь, скажи мне спасибо, я тебе задаром кишечник промыл от токсинов и камней.

Джеджун надавил ладонью на вспученный мочевой пузырь жертвы. Ха зашлепал губами, зачавкал, но не смог и слова произнести из-за обилия тряпки, зажатой в зубах. Ему было безумно больно. Моча устремилась в катетер, едва не сорвала трубку. Дже ухватил мужчину за член, сжал и безжалостно впихнул катетер глубже. На глазах Ха выступили слезы. Желтизна в пакете окрасилась красными разводами. Дже вновь надавил, уже двумя руками, разумеется начихав на правильность действий. Кишки возмутились подобному отношению, и исторгли из себя разжиженное дерьмо, которое устремилось в огромный пакет, стыренный из клиники практически две недели назад. Ихван закатил глаза, ему явно стало легче от того, что удалось слить баки.

— Зачем, спрашиваешь, клизма? Ну так, Пынхэ знатно обделался, мы еле проветрили после него.

Юнхо не удержался от улыбки, стоя спиной к жертве и намешивая соль в банке с водой.

— Меня зовут Джеджун. Узнаешь? — Ким проверил, не капает ли дерьмо на пол, потом обошел стол и бесстрашно взглянул в глаза мрази. — Помнишь, как пихал в меня свой огурец десять лет назад?

Ихван замотал головой так поспешно, что видно было, что он лжет. Дже подобная реакция удовлетворила. Взглянув на Юнхо, он спросил.

— Готово?

Чон подошел к столу, поставил трехлитровую банку с мутной водой рядом с головой Ха. Джеджун вставил в трубку во рту мужика воронку.

— Советую не дергаться и быстро глотать, иначе можешь блевануть от соли. Сам понимаешь, сдохнуть, захлебнувшись собственной рвотой, совсем не круто.

Юнхо поднял банку и начал медленно, но верно, наливать раствор в воронку. Ха морщился и хлюпал, стонал. Его кадык быстро двигался. Джеджун наблюдал, как пальцы Ихвана сжимаются и разжимаются, дрожат и карябают столешницу. Его живот раздувался, как у жабы. Давая ублюдку кратковременный отдых, Чон постепенно влил все три литра.

Первый день Дже истязал своего мучителя клизмой с соляным раствором, хоть это и было лишь подготовкой к настоящим зверствам. Под утро Ким спустился в подпол, разбудил ублюдка бряканьем металлического пресса. Ха был измочален, страдал от жажды, ведь рот разъело от соли. Джеджун уместил пресс на краю стола, затянул до скрипа. Ихван забубнил что-то, но Ким его игнорировал.

Сменив пакеты с парашей, Дже хотел уйти, но передумал. Натянув на руки перчатки, он взял вялую сосиску мужика, поднял на живот. В несколько поворотов он разжал пресс, оттянул волосатую мошонку жертвы и поместил между двумя железками. Зажал. Ха забулькал, завертел тазом, словно бы мог выскользнуть из зажима.

— Не вертись, а то оторвешь.

Джеджун медленно поворачивал ручку, наблюдая, как бледнеют конечности мужчины. Его лицо наоборот начало краснеть.

— Как ощущения? Нравится? Нет?! А ты был уверен, что я кайфую, когда зажимал мои яйца в кулак. Я вопил, боялся, что ты по пьяни их покрошишь, а ты ржал! Почему сейчас не смеешься?!

— Помогите, — прохрипел Ихван вполне отчетливо несмотря на трубку во рту.

Джеджун указательным пальцем впихнул выскальзывающее яичко обратно.

— «Боль делает тело чувствительным и чувственным». Кажется, именно эти слова ты повторял, пытаясь пропихнуть в меня кулак. Вы поспорили, влезет он в меня или нет. Увы, ты проиграл. Оказалось, что три дня бесконечного насилия не порвали меня настолько, чтобы затолкать это бревно внутрь… Да-ааа, ты полбутылки смазки извел, лошара.

— П-помогите!

Дже оставил в покое пресс, отошел в угол. Порывшись в коробке, вытащил полиэтиленовый мешок. Вернувшись к пленнику, он поднес руку к свету, чтобы видно было содержимое. Ихван задрожал и снова описался — в мешке лежали зубы. Джеджун взглянул на них, потом на Ха, и снова на мешок.

— Узнаешь этот клык? А этот? А вот тут у нас короночка. Пынхэ здорово потратился на нее, надо же, цельнокерамическая. Или она принадлежала Дживону?

Жертва извивалась, словно пыталась отползти. Но его крепко удерживал у края стола пресс.

— Помогите, — сдавленно выплюнул он вместе со слюнями. — Помогите!

Джеджун смотрел на него, потом заорал в унисон с жертвой.

— Помогите! Громче, громче! Помогите-ее! — рассмеявшись, он мрачно буркнул. — Никто не придет. Поверь мне, я пытался. На третий или четвертый день, точно не помню… Я орал, пока вы снова не заткнули меня наркотой.

Картины насилия встали перед глазами, словно это было вчера. Преисполнившись ненависти, Ким развязал мешок, выхватил оттуда горсть зубов и запихал в трубку. Накрыв ее сверху ладонью, он затеребил ее, чтобы они наверняка проложили себе путь в рот ублюдка. Ихван задергался и замычал.

— Жри их! Как я жрал вашу гребаную наркоту!

— Дже?

Ким обернулся, услышав за спиной голос Юнхо. Чон присел на ступени, не желая спускаться в подпол, и с недоумением глядел на него сверху вниз.

— Завтрак готов, пошли.

То ли спокойный голос Юнхо, то ли его будничная фраза, то ли зубы друзей в собственном рту или яйца в металлическом капкане, что бы то ни было, но Ихван расплакался, как ребенок.