— Все в порядке?

— Да, — Ким еле разлепил сиреневые пельмени, в которые превратились его чувственные, мягкие губы.

— Фань сказала, что не сможет прийти на перевязку.

— Сам справлюсь.

— Глаз сильно болит?

— Чешется.

— А где твои варежки? Надень-ка, а то задумаешься и начнешь ковырять.

— В них руки потеют.

— А кому сейчас легко? Терпи, — Юнхо подошел, нацепил на ладони Дже тонкие косметические варежки. — Сейчас приготовлю что-нибудь.

Более или менее придя в себя, Дже обеспокоился непрекращающимися болями в животе и груди. Разрыв какого-нибудь органа и вследствие этого внутреннее кровотечение могли стать для него фатальным. Обратиться в больницу было чревато разборками с полицией. Тогда Чон съездил за Фань. Это оказалась маленькая иссушенная старушка, пропахшая травами и еще бог знает какой дрянью. Дже настороженно следил за ней налитым кровью глазом, опасаясь, что если моргнет, то мигом лишится барахла, наполняющего его квартиру. Юнхо объяснил, что познакомился с целительницей, еще когда учился в юридической школе. Женщина промышляла гаданием и изготовлением магических оберегов, разбиралась в нетрадиционной медицине, и никогда не брала вещи, не принадлежащие ей. Судя по ее тусклым глазам заядлого торчка, объявить своей она могла даже Эйфелеву Башню. Тем не менее Фань здорово выручила, применив свои познания на практике. Благодаря им Джеджун не получил заражения крови, которое было ему обеспечено после купания в грязном ручье.

Юнхо мониторил местные новостные каналы, радио и газеты, чтобы узнать, не начали ли расследование по случаю потасовки в чимчильбане. Встревоженные сотрудники не поверили в его историю, мол, неловко поскользнулся и навернулся в источник, едва не проломив череп о край. К тому же по периметру висели камеры. Обычно они, в целях экономии, представляли собой муляжи. Но Юнхо знал, что одна из трех всегда была настоящей. Можно было попробовать списать произошедшее на разборки банд ганпхэ. Оставив Фань заниматься ранами Джеджуна, Чон взял двух племянников старой мегеры, молодчиков с грозными рожами и наглыми языками, и наведался в баню на следующий день в утренние часы, когда посетителей было совсем мало. Открыто угрожая, он добился того, чтобы записи были удалены, однако все еще не был уверен, что эта неудача не будет иметь последствий.

Пошел третий день вынужденного безделья. Периодика молчала, в розыск никто не подавал, а потому Юнхо немного успокоился. В квартире Дже было уютно и тихо. Окна выходили на светлую сторону, а потому большую часть дня комнаты были ярко освещены солнцем. Стены покрывали картины, на кухне обнаружилась коллекция кружек, которые с любовью были расставлены на длинной полке по периметру всей комнаты. Везде царила чистота и порядок, даже в ванной все лежало на своих местах. Любой, кто ступил бы на порог, посчитал бы, что это дом благополучного и счастливого человека.

По привычке, которая, наверное, никогда не умрет, Юнхо обследовал каждый угол квартиры пока хозяин спал. Нашел старый фотоальбом, заполненный на треть. Пожалуй, только он мог бы подсказать, что с Джеджуном что-то не так, ибо история фотокарточек обрывалась на первом курсе института, словно бы запечатленный на них человек внезапно скончался. Малыш Джеджун улыбался и тянул руки к камере, которую вероятно держала его мать. В школе у него была целая банда. В старших классах он щеголял в форме бейсбольной команды. На первом курсе института появилась сдержанность, но лучезарная улыбка никуда не делась. А потом пошли пустые уголки. С появлением Кёнсу, его жизнь превратилась в безликий пустой фотоальбом. В нем не было радостных моментов, которые хотелось бы запечатлеть, не было той улыбки, которая жила на его губах в той другой жизни.

В спальне и гостиной было много книг. Их разнообразие впечатляло. В то же время их количество говорило о замкнутости Кима. Он проводил вечера в одиночестве, шебурша страницами и попивая кофе из какой-нибудь забавной кружки. Прикроватные тумбы были забиты мелочью. Юнхо не особо удивился, обнаружив в нижнем ящике старый электрошокер без батареек, баллончик для самообороны и даже складной нож. В самом углу лежала бутылочка. Чон не обошел вниманием и ее. Это оказался интимный гель для анального секса. Все покрывал толстый слой пыли. Видимо, Дже очень и очень давно не открывал этот ящик.

На четвертый день сняли повязку. Опухоль начала спадать, синяки рассасывались. Джеджун подолгу всматривался в зеркало, разглядывая свое живописное лицо. Фань не задавала лишних вопросов, быстро сменяла повязку и, получив деньги, убегала. На пятый день она притащила с собой куклу, сделанную из глины, сунула в руки Кима.

— Держи у прикроватной тумбочки, она заберет твою печаль.

— Я не верю в подобное.

— Бери-бери! Когда ничего не помогает, нужно обращаться к духам.

Дже устал отбиваться от надоедливой старухи, дал ей денег, лишь бы она замолкла и ушла.

— Если что, просто хуйни ею суку по голове, — Фань обнажила пожелтевшие зубы, улыбаясь. Потом заскрипела на своем языке что-то яростное, словно проклинала.

Джеджун ощутил, как волосы встают дыбом, заторопился избавиться от китаянки. Ему это удалось попросту выпихнув женщину за порог. Хлопнула дверь. Он хотел вернуться в комнату, но спиной почувствовал неладное. Глянул в глазок. Фань стояла на лестничной клетке, что-то бормотала и делала руками непонятные па. Плюнув напоследок, старуха ушла к лифту. Дже вздохнул и пошел за тряпкой.

Ночью было невероятно душно. Джеджун искрутился в постели, никак не мог уснуть. Его тело покрывал липкий пот, щекотал. Казалось, что по спине бегают крохотные насекомые. Хотелось пить.

Измучившись, Ким поднялся. В глазах потемнело, пол закачался под ногами. Выждав, когда полегчает, мужчина вышел в темный коридор, прошел на кухню. Освежившись немного, он смочил полотенце и протер шею, взъерошил волосы. На обратном пути он заглянул в гостиную, в которой ночевал Чон. Диван пустовал. Джеджун прислушался, но в туалете и ванной было тихо. Квартира словно находилась в вакууме, ни единый шорох не нарушал полной тишины. Дже прошел к двери балкона, с удивлением отметил, что она была закрыта, при том что окно в его спальне было открыто настежь.

Заметив сидящего в углу балкона Юнхо, Джеджун толкнул дверь, выбрался наружу.

— Тоже не спится? — Ким щелкнул коленями, приземляясь рядом.

Рядом с мужчиной в пепельнице белели остатки окурков, их было довольно много даже для такого заядлого курильщика, как Дже.

— Что случилось? У нас неприятности? Копы что-то подозревают?!

Юнхо стянул с головы наушники, нацепил на шею, отчего мелодия растеклась по балкону, медленно покачал головой, заторможено ответил.

— Просто не спится.

— Да… жарко.

Джеджун поднял пачку сигарет, с сожалением обнаружил, что она пуста. Пришлось подниматься и идти в квартиру за новой.

— Тебе Фань давала что-нибудь? — вновь пристроился Дже на полу рядом с Юнхо.

— Она всем пихает свои штучки.

— Странная бабенка.

— Она мозги выкурила, видит то, чего нет. Но медицину знает, этого не отнять.

Джеджун затянулся сигаретой, помолчал.

— Перед тем, как уйти, она несла какую-то хуету. Мне так страшно сделалось.

Юнхо прикрыл глаза, словно бы это помогло ему вспомнить, и повторил фразу, которая так напугала Дже. Тот вылупил на него глаза.

— Что это значит?

— Если тот, кому причинили боль, причинит ее другому в отместку, его жертва может поступить таким же образом. Все больше людей будет страдать, образуя бесконечный круговорот. Его невозможно будет остановить, и в конце не останется ничего, кроме боли.

Джеджун поднял глаза на россыпь звезд над головой.

— Она ведь это неспроста?

— Не знаю.

— Ты рассказал ей обо мне?

— Нет. Она ничего не спрашивала, сразу согласилась помочь.

— Понятно.

Юнхо тоже взглянул на небо.

— Завтра поедем за третьим.