Юнхо почувствовал сильное желание обнять врача. Но не посмел. Только лишь дотронулся до щеки, снимая кусочек плоти, что недавно был частью пальца Квона. Пынхэ стонал и хныкал, его лицо было мокрое, футболка прилипла к груди, на трусах тоже темнело пятно. Он пытался сжаться в комочек, хотел подгрести ноги, обхватить руками, чтобы успокоить невыносимую боль. Кандалы впивались в его конечности, гремели.

— Эректильное возбуждение, — пробормотал Ким.

— Что?

— Частый пульс, холодный пот, учащенное дыхание и расширенные зрачки. Поднялось давление, — Джеджун вздохнул, успокаивая собственное сердцебиение. — У него болевой шок. Через несколько минут он потеряет сознание. Давление снизится, реакция на боль затупится, возможна кома.

Дже вытащил трубку из рта, выбросил в ведро. Пришлось приложить немало усилий, чтобы раскрутить ручку пресса в обратную сторону. Уродливая культя, в которую превратилась нога Квона, сильно кровоточила.

— Язык он себе уже не откусит, сил нет. Проверим его через пару часов, сам не сдохнет, тогда убьем.

Отцепив пресс, Ким взял его подмышку и уволок наружу, чтобы почистить. Юнхо оставил подпол открытым, чтобы хоть немного проветрить от смердящей вони. Набрав в ведро воды, Дже сел за домом, опустил железку на дно. Подошел Чон с влажным полотенцем.

— Вытри лицо.

Джеджун молча подчинился.

Закат был прекрасный и величественный. На небе, окрашенным в ярко-красные и желтые тона, не было ни единого облака. Ветер стих, а потому в воздухе порхали ночные бабочки и стрекозы. Умиротворение приносила трель цикад. Джеджун флегматично курил на крыльце и смотрел в небо. Он ни о чем не думал, просто дышал, просто сидел, просто жил. Сзади неслышно подошел Юнхо. Чтобы не напугать ненароком, специально наступил на неплотно прибитую доску, чтобы заскрипела.

На голову Дже опустились наушники, прижали уши. Пара кликов по экрану, и заструилась мелодия. Та, что так взволновала сердце. И в то же время успокоила. Рядом на пол легли плоскогубцы, коими предстояло вырвать зубы, и нож. Джеджун не смотрел на инструменты. Его вниманием завладело небо.

Когда тьма поглотила алый пожар, мужчина встал, сграбастал в кулак железки. И пошел к дому, где в подполе доживал последние секунды его обидчик.

========== Часть 9 ==========

— Как же я мечтаю о душе.

— Говяжьи ребрышки и соджу.

— Лучше пиво.

— От него грудь растет, не переусердствуй.

— На мой век хватит, — Юнхо лихо обогнал еле плетущийся трейлер, вернулся на свою полосу. — Фигово быть врачом. Вокруг столько вкусноты, но ты знаешь, что вот тут переизбыток холестерина, это ведет к раку, а то — к диабету.

— Меньше всего мы думаем о том, что может нас убить. Иначе были бы сплошь параноики.

— Или алкоголики.

Дорожный знак указал, что до Сеула осталось не более десяти километров. Вдали уже можно было увидеть высотки. Машин стало больше, их количество начало сковывать движение.

— Разбежимся на сутки, отдохнем и выспимся. Завтра узнаем, где носит ублюдков и снова возьмемся за дело, окей?

— Заедем в банк. Я сниму обещанные восемьдесят тысяч.

— Ладно.

Каждый раз по возвращению в мегаполис Джеджун испытывал смутное чувство чужеродности. Словно бы он отсутствовал в городе не три дня, а три года. Ему казалось, что он отвык от хаотичного и неудержимого потока вечно занятого народа. Улицы и светофоры становились незнакомыми, глаз невольно цеплял новые закутки лапшичных, которые появлялись, как грибы после дождя, и так же быстро исчезали. Ким не любил это чувство, оно приносило дискомфорт, сравнимый с зудом от укуса насекомого.

— Будь готов завтра к шести.

— Хорошо.

— Звони если что.

Джеджун кивнул и вылез из машины. Его почтовый ящик был забит рекламой и бесплатной периодикой. Ким почистил его, чтобы не создавать видимость слишком долгого отсутствия, чтобы не провоцировать домушников. Конечно, дом был оборудован камерами, но мужчина верил, что если очень надо, можно обойти любые препятствия. Теперь он верил.

Горячий душ и чашка кофе расслабили его. Рухнув на постель, мгновенно отключился. А когда открыл глаза следующим утром понял, что этой ночью кошмар обошел его стороной. Не то чтобы это было непривычно, но все же исключением из правил. Пустой желудок напомнил о себе громким урчанием. В холодильнике было пусто, выходить на улицу не хотелось. Мужчина заварил рамен и плюхнулся на диван, принялся изучать каналы. Пискнул телефон. Джеджун подгреб к себе гаджет, на дисплее высветилось имя Юнхо. Он сообщал, что приедет к восьми из-за возникших неприятностей с машиной.

После обеда Ким заскучал. По ящику крутили дорамы для домохозяек, еды по-прежнему не было, кофе и сигареты заканчивались. Пришлось-таки одеваться и топать в супермаркет. Джеджун жил в добротном районе, в котором жилые дома соседствовали с офисами и частными клиниками. По дороге из магазина он присел на лавочку в небольшом сквере, чтобы подымить в свое удовольствие. Большой экран щелкал, проворачивая рекламные листы. Дже игнорировал его, но тот упрямо подсовывал телефон психолога. Джеджуну стало любопытно. Западные фильмы постоянно показывали светлые, просторные кабинеты с большим удобным диваном, на котором можно было развалиться и вылить на психолога все свое дерьмо. Решив занять вечер беседой, по поводу результатов которой он не питал больших иллюзий, Ким набрал номер.

И вот в четыре часа, гладко выбритый, одетый в чистую футболку с портретом Дарта Вейдера на груди, Ким возлежал на удобной кушетке и ждал, когда зеленый чай с травками настроит его на задушевный треп. Специалист, который оказался единственно свободным, носил имя Ким Ёран и третий размер груди. Слегка за сорок, психолог была миловидна, ее умные глаза скрывали стекла очков. Поначалу беседа носила нейтральный характер, ибо Ким задавала вопросы, на которые мог ответить любой. Потом уже Дже предложили выговориться.

Джеджун закутался в мягкий плед, почувствовав озноб.

— Мне часто снятся одни и те же сны.

— Это беспокоит вас?

— Сейчас нет, я уже привык. Скорее наоборот, если утром я ничего не помню, чувствую себя не в своей тарелке, — психолог молчала, а потому Ким продолжил. — Картинки в моей голове такие яркие… Иногда мне кажется, что повседневность мне только снится, а настоящая жизнь начинается, только когда я закрываю глаза. Когда видишь сны наяву это признак сумасшествия?

— Не обязательно.

— Сны это… скорее фантазии. У обычных людей, я имею в виду. Не думаю, что кто-то мог бы мечтать о подобном будучи в трезвом уме.

— О чем они?

— О прошлом, — уклончиво ответил Джеджун.

— Они как-то влияют на ваше настоящее?

— Да. На мое восприятие.

— Восприятие чего?

— Справедливости, — пожал плечами Ким.

— Вам кажется, что по отношению к вам поступили несправедливо?

— Вы бы охуели, когда узнали насколько несправедливо, — с весельем подумал Ким, а вслух же сказал. — Справедливость — это не то, что получаешь, а то, что исходит от тебя. Мы не отвечаем за действия других людей, но хотим, чтобы они относились к нам так, как вы к ним.

Психолог мягко улыбнулась.

— Похоже на цитату из табличек в храме.

Дже покосился на женщину.

— Могу подбросить еще одну. В этом мире живут хищники и их жертвы.

— Продолжайте.

— Ты либо с одними, либо с другими, — умничал Джеджун.

— Вы слишком упрощаете, сводите к крайностям, — мягко возразила женщина. — Черно-белый мир прост и удобен, но является самообманом. Давайте разбавим красками. Что насчет друзей? Им есть место в таком мире?

— Есть, — подумав немного, произнес Ким. — Все те же животные, они хотят получить либо защиту, либо компанию. Опять же зависит от того, хищник ты или чмо травоядное. Однако у тех и других есть общий принцип: ты либо получаешь что-то, либо отдаешь. Мы пользуемся друг другом.