— Девять.

Юнхо налил из чайника воду, протянул врачу.

— Как этот? — поинтересовался Дже.

— Как на курорте. Поссал да уснул.

— Шприц так и торчит?

— Не. Я не выдержал этой картины и вытащил, — признался Юнхо. — Всякое видал, и ножевое и огнестрельное ранение, но тут меня аж дрожь пробрала.

— Но ты хоть в обморок не брякнулся, — усмехнулся Ким, опустив глаза.

— С кем не бывает. Ты как, любишь сильно острую пищу?

— Не очень.

— Тогда приберегу чили, — Юнхо вымыл морковь и положил на разделочную доску, принялся крошить.

Джеджун смотрел на то, как быстро-быстро мелькает острый нож.

— Не думал, что ты любитель музыки.

— С чего ты взял, что я меломан?

— Вряд ли человек, работающий простым электриком, позволил бы себе купить такие наушники, чтобы пару раз в месяц послушать три десятка треков.

Юнхо рассмеялся.

— Ну да.

Нож громко стучал о доску.

— Что ты слушаешь? — спросил Джеджун, когда молчание затянулось.

— Есть у меня любимая группа, — мужчина вытер правую руку и снял наушники, протянул Дже.

Ким нацепил, поморщился, когда оглушила рычащая гитара. Тяжелый рок невольно заставил сердце биться сильнее. Джеджун метнул взгляд на невозмутимого напарника. Слушая подобный агрессивный хаос, он оставался абсолютно спокоен.

— Включи седьмой трек, тебе понравится. Я сейчас, — Юнхо высыпал морковку в кастрюлю и сполоснул нож. — Схожу за солью.

Дже так и сделал. Акустическая гитара затопила его сознание. Простая, но в то же время безумная в своей красоте мелодия выбила на коже мурашки. Ким поежился. Некие струны в его душе откликнулись музыке, горло перехватило, изнутри поднялась горячая волна. Глаза увлажнились, по мере того, как композиция все глубже проникала в него, стирая понимание реальности. Восторг граничил с неверием, как так случилось, что он прежде не слышал ничего подобного? Точнее, почему он не придавал значение музыке? Почему не искал свой источник блаженства в этой абсолютно невинной форме? Его губы сами по себе расплылись улыбкой. В ней угадывались потрясение и блаженное спокойствие. Переживания и стресс улеглись. Прикрыв глаза, Джеджун откинулся к стене, отдавшись течению мелодии.

Юнхо вернулся, да так и застыл в дверях. Таким он Дже еще не видел. Его лицо словно посветлело, стерлась печать горечи, постоянно собиравшаяся складками на лбу. Аккуратные губы мягко расползлись в стороны, обнажив очаровательные ямочки на щеках. Длинные ресницы бросали тень на щеки. Ким выглядел счастливым.

Чон долго стоял бы так, ошарашенный своим открытием, если бы суп не закипел, выплескиваясь на плитку и пол. Выматерившись, мужчина бросился к кастрюле.

Дже вздрогнул, рывком вернувшись из далей, в которые унесла песня.

— Ч-что?

— Еще немного и убежал бы. Кстати, эта паскуда продолжает ссать кровью. Это нормально?

— Для него нормально.

Юнхо с сожалением увидел, как прежнее напряжение словно бы склеило некогда живое лицо. Мужчина вновь помрачнел. Джеджун снял наушники и положил на край стола. Подтянув ноги к груди, он сжался в комочек, пытаясь согреться.

— Капельница вышла вся.

— Завтра поменяю.

Ужинали в тишине. Дже погрузился в мрачные думы, еле ковырялся ложкой. Юнхо быстро проглотил свою порцию и ушел курить на крыльцо. Ким сложил тарелки в таз с водой и вернулся в остывший спальный мешок. Решив, не снимать свитер, мужчина устроился внутри. В голове его играла мелодия, и он никак не мог уснуть, прокручивая запомнившийся текст песни.

Повторял лирику он и ранним утром, когда вешал новый пакет с раствором. Отрегулировав винтовым зажимом скорость поступления капель, врач заменил и пакет с катетером. Памперс для взрослых, который с помощью Юнхо был надет на Пынхэ еще в первый день, остался на месте — возиться с дерьмом того, кто не сегодня завтра отбросит копыта, Дже не собирался. К тому же к запаху крови и пота, наполнявших подпол, только душка фекалий не хватало.

Склонившись над жертвой, Ким безжалостно оторвал от губ клейкую ленту, чтобы заменить на новую. Трубка повисла на верхней губе, приклеившись кровью и слюнями. Джеджун отрезал кусок ленты и прилепил один конец к щеке Квона. Пынхэ, настороженно следящий за действиями мужчины покрасневшими изможденными глазами, еле слышно прохрипел.

— Стойте… п-пожалуйста…

— Заткнись, — Дже дернул трубку, нисколько не заботясь о том, что пластик оторвал кусок корки, и из свежей раны вновь потекла кровь.

— Почему… ч-что я вам…

— Сделал? — перебил его Ким резко. Отложив трубку, которую он намеревался просунуть в небольшой разрез в ленте, Дже стянул медицинскую маску с лица. — Не узнаешь меня?

Пынхэ несколько раз моргнул, вгляделся в висящее над ним яростное лицо.

— Я не знаю вас.

— Конечно не знаешь. Ты и твои дружки не интересовались моим именем, не успели и не захотели.

— Не знаю… не помню… — монотонно забормотал узник, дергая головой, как умалишенный.

— Бедняжка, наверное, амнезия, — Дже провел по его всклокоченным грязным волосам рукой. — Головой сильно стукнулся при аварии.

— Не помню…

Несколько раз погладив ласково, Ким стиснул клочок волос так, что кожа на лбу и висках натянулась. Прошипел в лицо ублюдку.

— Ты трахал меня во все щели в свое удовольствие, мразь! А когда я вырубался, будил своими ебанными окурками! Тыкал меня лицом в обгаженные простыни, залитые своей дерьмовой спермой! А когда я укусил тебя, не желая больше вылизывать твой хуй, ты выбил мне зуб коленом! Это ты тоже забыл?!

— Ч-что?! Н-нет… я не мог…

— Восемь лет назад, — подсказал ему Ким почти ласково. — Ты, Ха Ихван и Кан Дживон получили от Ли Кёнсу игрушку. Ну же, сука, харэ кривляться! Тебе только хуже будет.

Зрачки Квона расширились, в глазах отразился ужас. Джеджун удовлетворенно осклабился — без сомнений, бывший мучитель узнал его. И понял, что шансы выжить равны нулю.

— Ну что, вопросы закончились?

Пынхэ был, кажется, ошарашен и испуган, а потому промолчал. Дже пожал плечами и быстро просунул трубку в прорезь, после чего заклеил рот Квона. Песня забылась. Как и ощущение легкости. Вернулась легкая головная боль и усталость, скопившаяся в спине. Джеджун думал уже уйти, когда его взгляд упал на небольшой переносной пресс для металла. Недолго думая, он поднял его и в пару движений прицепил к краю стола у ног жертвы. Квон дернул конечностью, замычал. Врач сжал губы, решительно ухватил стопу мужчины, всунул между двумя толстыми скобами и принялся крутить ручку. Металл врезался в ногу, сжал. Чем сильнее стальные челюсти сжимали два пальца, безымянный и мизинец, тем в большее неистовство впадал Пынхэ. Из его глаз покатились слезы, захлюпал нос. Лента с треском отстала от истерзанных губ, когда он распахнул рот и завопил от боли. Забряцали кандалы, заскрипел стол. А Джеджун медленно проворачивал ручку.

— Вы так имели меня, что я ног не чувствовал! Ну, каково это? Нравится?!

Хлюпнула кровь, громко затрещала кость. Пынхэ орал, не переставая, но Джеджун слышал только треск дробящихся костей и хрящей. На пол закапала густая кровь. Над головой загромыхали шаги. В подпол влетел Юнхо. Его разбудили вопли, и он примчался, как был, в домашних штанах и босиком.

— Простите! — Заорал Пынхэ, давясь слюнями. — Простите меня!

Джеджун не чувствовал, как по собственной щеке сползла слеза.

— Поздно, тварь…

— Простите!

— Ненавижу!

Стиснув зубы, Дже шагнул назад. Подняв правую ногу, он с силой пнул по ручке. Металл с ужасающим скрежетом расплющил два крайних пальца Пынхэ, обезобразив стопу. Во все стороны брызнуло красным. Мужчина взвыл нечеловеческим голосом, забился так, что катетер вылетел, и подпол заполонил запах мочи. Джеджун тяжело дышал, словно задыхаясь.

— Дже, — Юнхо подошел к нему, дотронулся до плеча.

Ким повернул к нему бледное лицо, покрытое крохотными капельками чужой крови, из глаз покатились слезы.

— Он не сожалел… Ни тогда, ни сейчас… Срался от страха, но врал, что не знал…