Кира только гулко сглотнула, зажмуриваясь от яркого света, бьющего прямо в глаза. До нее донесся звук удаляющихся шагов и лязг металлической двери. Тот, кто пытался ее поиметь – ушел, никем не замеченный. Но это не значит, что он не вернется.

– С-свет уберите, – еле выдавила она из себя, поднимаясь и подтягивая колени к груди. – Просто к-кошмар приснился…

И почувствовала на языке металлический привкус. Кровь. Кажется, она хорошо приложилась лицом…

– Ясно, – уже более миролюбиво ответила брюнетка, убирая луч в сторону. – Ладно, бабы, – она махнула рукой остальным, – отбой. – Потом повернулась к Кире: – На вот, выпей, расслабься. Нам всем тут не сладко.

Женщины, недовольно бормоча, начали заново укладываться на ночлег.

Брюнетка протянула Кире маленькую фляжку на полпинты. Девушка не осмелилась отказаться, хотя и пить не хотела. Открутила дрожащими пальцами блестящую крышечку и сделала вид, что глотнула.

Немного жидкости попало на разбитые губы. Кира скривилась: дезинфекция не помешает.

– Спасибо, – она вернула фляжку.

– За спасибо черт повесился. Ты-то сама как здесь оказалась? Молоденькая ведь совсем. Тебе хоть восемнадцать-то есть?

– Двадцать три. Будет. Через три месяца.

Брюнетка только головой покачала.

– Ну, а попала-то как сюда? Ты ж не из нашенских, я же вижу. Говоришь чисто, и зубы все целые.

Вспоминать не хотелось. Кира шмыгнула носом, чувствуя, как в груди все сжимается. Но ее глаза остались сухими. Все слезы, что у нее были, она уже выплакала. На это ушли последние десять лет. Больше слез не осталось.

– Да по глупости, – пробормотала она в сторону. – Не тому поверила.

– Что ж, и такое бывает, – брюнетка, вставая, похлопала ее по плечу. – Ладно, не хочешь рассказывать – не рассказывай. Здесь у каждой своя история.

Да, она не хотела. И почувствовала невольное облегчение, когда сердобольная женщина оставила ее в одиночестве.

Кира запрещала себе думать о прошлом, запрещала его вспоминать. И уж тем более она не собиралась делиться им с совершенно незнакомыми людьми, с которыми ее столкнули случайные обстоятельства.

Это было две недели назад.

С той самой ночи Кира не спала. Она панически боялась заснуть, лежала в своем углу и таращилась в темноту, пока не наступало «условное утро», и автоматика не врубала освещение. Несколько раз она слышала, как кто-то приходил извне, лязгая металлической дверью. А потом раздавалось пыхтение и возня. Видимо, экипаж транспортера еще днем высматривал себе хорошеньких арестанток, чтобы ночью безнаказанно попользоваться ими. Да и сами пленницы, судя по вздохам, были не прочь.

Но Киру больше не трогали.

За это время ее кожа покрылась корочкой грязи, волосы слиплись и теперь висели сосульками, а тюремная роба пропиталась пóтом и липла к спине. Все тело чесалось. Голова тоже. Кира была уверена, что нахваталась не только вшей, а и кое-чего похуже. Чего именно – думать не хотелось, но дурацкие мысли навязчиво лезли в голову. Особенно по ночам.

Желудок, не привыкший к протеиновым пайкам, постоянно болел. Безумно хотелось есть, спать и помыться. Или все то же самое, но в другой последовательности.

На четырнадцатый день гул, шедший из реакторного отсека, изменился. Это означало, что транспортер включил дополнительные двигатели для торможения. А еще это означало конец перелета.

Они прибыли в пункт назначения.

День назад

Ллур, галактика Эреброс

Так называемых «невест» доставили днем, когда тусклое солнце только-только начало подниматься над верхушками скал.

Грузовой транспортер с ободранной на боках изоляцией, сквозь которую поблескивал металл обшивки, завис над Ллуром, не входя в атмосферу. Старая развалюха просто не выдержала бы перегрузок, если бы попыталась это проделать.

Сообщение о прибытии пришло на приемный пункт космопорта как раз в тот момент, когда там находился Хорган.

– Вовремя, – он отложил в сторону документы, которые занимали его последние полчаса, и посмотрел на барометр. Минус тридцать – обычная температура для этого времени суток и года. Потом обернулся к помощнику: – Рубан, отправь за ними аэрогриф и организуй встречу. И постарайся, чтобы на космодроме в это время никто не ошивался.

Последнюю фразу командор произнес с особым нажимом.

– Боитесь беспорядков, сэр? – понятливо хмыкнул Гарт Рубан, набрасывая на плечи меховую куртку.

– Боюсь, прибытие этих дам взбудоражит и без того беспокойные умы наших друзей. К тому же вряд ли нам прислали выпускниц пансиона для благородных девиц. Так что для всех будет лучше, если первая встреча пройдет под строгим контролем. Действуй, как договаривались. В шесть часов вечера все должны быть в ратуше.

– А вы?

– Что – «вы»? – Хорган нахмурился, уже понимая, какой вопрос последует дальше.

– Ну… вы будете участвовать в…

– Нет, – он резко оборвал помощника. – Вы получили приказ? Выполняйте.

– Слушаюсь, сэр! – Рубан машинально вытянулся в струну. Он знал, если Хорган начал к нему обращаться на «Вы» – значит, командор явно не в духе.

Через секунду за Гартом захлопнулась дверь.

***

Когда шаги помощника растаяли в тишине, Хорган откинулся на спинку кресла и поднял тяжелый взгляд к потолку. Его зубы сжались, издав тихий скрип, и на темных от снежного загара щеках заиграли упрямые желваки. Охваченный внезапным раздражением, он не заметил, как его пальцы с силой сдавили подлокотники кресла, пока не услышал едва различимый хруст.

Рубан не виноват. Он же не знал, что бередит старую рану. Хорган тщательно охранял собственные секреты и прошлое, в котором они таились. Он был уверен, что надежно похоронил всех призраков, и они никогда не придут, чтобы мстить…

По крайней мере, он на это надеялся.

Шумно выдохнув, командор качнулся вперед, к столу, и открыл на рабочем экране файл, полученный с «Пилигрима».

Файл представлял собой список доставленных женщин. Вместо имен – пятизначные номера. Это говорило о том, что они – заключенные, с тюремным штрихкодом на правом предплечье, который отныне и до самой смерти заменит им все документы.

Но Хоргану было плевать на их прошлое. Главное, все они молодые, здоровые, без генетических отклонений и, что самое важное, способны к деторождению. Они были тем будущим, которого так не хватало его людям все это время.

Конечно, пятьдесят «невест» – это слишком мало для колонии, насчитывающей шестьсот одиноких мужчин, чей средний возраст колеблется в пределах двадцати пяти-сорока пяти лет. Но начало положено, и это уже хорошо. Если выработка асквенциума останется на прежнем уровне, то они смогут позволить себе новых «невест» каждый квартал, учитывая расходы на содержание поселения, техники и пополнение запасов. К тому же, Хорган рассчитывал на свежую жилу, обнаруженную недавно.

Моральная сторона вопроса командора не интересовала. Как и мнение этих «дам». Все, что ему было нужно – это покой и процветание на его территории.

Легкая вибрация под ногами отвлекла его от раздумий. Далекий гул, слышный даже сквозь толстые стены, сообщили о взлете аэрогрифа.

Подойдя к окну, Хорган проводил глазами аппарат, представлявший собой подъемник, курсировавший между стационарной платформой и «Гиперионом» – орбитальной станцией. Он был достаточно крепким, чтобы поднимать пять тысяч тонн руды ежедневно. И достаточно надежным, чтобы ему можно было доверить пятьдесят жизней.

На другой стороне, за стеной космопорта, скалы уже окрасились в ржавый цвет.

Солнце Ллура – далекий красный гигант – недаром был назван Гранатом. Его лучи действительно были красными, а их тепла хватало лишь на недолгих три месяца из пятнадцати.

Но Хорган уже чуял в воздухе запах весны: запах талого снега и первых, еще несмелых ручейков, бегущих под снежным настом.