Мне не особо нравится делать кукол, но не могу сказать, что мне это не по вкусу. Фаллоимитаторы же, напротив, вгоняют меня в тоску. Не думаю, что в их использовании есть что–то плохое, дело совсем не в этом. Просто… не знаю. Я не собираюсь бросать кукол.

Еще я ответила паре из Чикаго, что возьмусь за их спецзаказ и в третий раз сделаю ту же самую куклу. Затем приступаю к уборке на кухне. Звонит Шерри, чтобы узнать, как у меня дела, и я рассказываю ей о дилдо. Она хохочет.

— Тебе давно нужно было заняться этим, — говорит она. — Ты бы уже озолотилась.

Я тоже смеюсь. И после разговора чувствую себя немного лучше.

Сегодня отметка термометра превысила 100 градусов[10]. Стараюсь не думать, что Гудзон без воды или попал в беду. Пытаюсь сконцентрироваться на кровеносных сосудах полового члена, расположенных под головкой (я делаю обрезанный пенис). Вдруг звонит мобильный, и я подпрыгиваю от неожиданности.

Слышу мужской голос:

— Тут у меня собака с вашим номером на ошейнике. Вы потеряли?

— Золотистый ретривер? — уточняю я.

— Ага.

— Его зовут Гудзон. Спасибо вам! Спасибо! Сейчас приеду за ним.

Хватаю кошелек. У меня пятьдесят пять долларов наличными. Не очень много в качестве вознаграждения, но больше у меня нет.

— Эбби! — зову я. — Пошли, девочка! Поехали за Гудзоном!

Она вскакивает, растерянная, но взволнованная моим голосом.

— Поедем кататься? — спрашиваю я.

Мы забираемся в древнюю красную «Импрезу». Машина не слишком надежна, но нам недалеко ехать. Следуя указаниям GPS-навигатора, мы с лязгом преодолеваем мили скверной грунтовой дороги и оказываемся у выгоревшего на солнце трейлера. Вокруг полно всякого хлама: старое кресло, лежащий на боку стул со сломанной ножкой и светлый старый стол для пикника с белой неокрашенной внутренней частью, напоминающей шрам. Еще — старый зеленый холодильник и целая батарея пустых бутылок по сорок унций. Откровенно говоря, увидев это местечко, я готова была предположить, что владелец гонит денатурат. Но пожилой мужчина, открывший дверь трейлера, оказался просто стариком в бейсболке. Вероятно, он живет на пособие социального обеспечения.

— Меня зовут Ник, — сообщает мужчина.

Несмотря на жару, он одет в клетчатую рубашку с длинными рукавами. У старика темная от загара кожа, а двойной подбородок делает его похожим на индюка.

Я представилась и показала на машину:

— Это Эбби, она у нас умная и осталась дома.

Внутри трейлера темно и пахнет старостью. Диваны покрыты дешевыми покрывалами, на одном из них красуется сине–белый рождественский снеговик. Снаружи поблескивает под палящим солнцем кустарник. Гудзон лежит у раковины и, завидев нас, встает.

— Он трусил по дороге, — рассказывает Ник. — Увидел меня и подошел.

— Я живу выше по реке, между Беленом и Джаралесом, — говорю я. — Кто-то ворвался в мой дом, оставил двери нараспашку, и пес отправился побродить.

— Вам еще повезло, что собак не убили, — замечает Ник.

Я нащупываю кошелек со словами:

— Вот ваше вознаграждение.

На что он отмахивается:

— Нет, вот только не надо, — говорит он и объясняет, что ничего не сделал, просто нашел мой телефон на брелоке и дал собаке попить. — У меня всю жизнь были собаки. И я был бы рад, если бы мне точно так же кто–нибудь позвонил.

Я заверяю старика, что для меня это важно, и энергично сую ему деньги. Гудзон, вывалив из пасти язык, прижимается к моим ногам, чтобы я его приласкала. Он хорошо выглядит, просто утомился.

— Присядьте на минутку. Вы так долго ехали. Извиняюсь за беспорядок. Ко мне заезжал внук моей сестры вместе с друзьями, они все так и побросали, — машет он рукой, указывая на хлам и бутылки.

— Я не могу оставить вторую собаку на жаре, — говорю я, желая поскорее уйти.

— Заведите ее внутрь.

Мне не хочется оставаться, но я благодарна старику, поэтому я привожу Эбби в трейлер. Ник похлопывает ее и рассказывает мне, как жил здесь с тех пор, как ему исполнилось двадцать. Он — сторонник свободы, не доверяет правительству и, уж конечно, не собирается верить властям штата Нью–Мехико. По его мнению, наш штат — самая настоящая банановая республика, только без причудливой униформы, столь любимой диктаторами третьего мира. Потом он говорит о том, как хорошо, что Гудзона не подобрали и не сделали псиной для травли те, кто выращивают зверюг для собачьих боев. И о том, как в отместку за развал Советского Союза российские шпионы разрушили американскую экономику.

Половина того, что он говорит, — полная чушь, остальное — неправда. Но передо мной одинокий старик, живущий посреди пустыни, который вернул мне пса. И меньшее, что я могу сделать для него, — это выслушать.

Где–то неподалеку зачихал какой–то слабосильный мотор. Затем донесся звук еще парочки таких же. Похоже на маленькие мотоциклики, на которых ездят дети. Ник выглянул наружу, и его глаза сузились.

— Явился внучок моей сестры, — говорит он. — Чтоб его!

Эбби скулит. Старик стоит и смотрит в пустыню через щели решетчатых жалюзи.

— Проклятье! С ним его дружки, — говорит Ник. — Забирайте собак, только ничего им не говорите, ладно? Просто идите к машине.

— Гудзон! — зову я и пристегиваю к ошейнику поводок.

К трейлеру в клубах пыли подъезжают четверо мальчишек. Они заметили мою машину и явно сгорают от любопытства. Парни одеты в комбинезоны оранжевого и оливкового цветов, которые носят в тюрьме. Только рукава оторваны, и штанины обрезаны над коленями. У одного из хулиганов руки расписаны татуировками.

— Эй, Ник! — кричит тот, что с татуировками. — Новая подружка?

— Тебя это не касается, Итан.

Сам парень темнокожий, но глаза у него светло–голубые, как у сибирского хаски.

— Вы социальный работник? — спрашивает у меня мальчишка.

— Я сказал: не твое дело, — обрывает его Ник. — Леди уже уходит.

— Если вы из социальной службы, значит должны знать, что старикашка Ник — сумасшедший, нельзя верить ни единому его слову.

Тут вступает другой парень:

— Вовсе она не соцработник, у тех собак не бывает.

Миновав ступеньки, я иду к машине. Мальчишки сидят на своих байках, и, чтобы добраться до «Импрезы», мне приходится обходить их. Гудзону хочется получше их рассмотреть и обнюхать, он сильно тянет, но я крепко держу его на коротком поводке.

— Что–то вы нервничаете, леди, — замечает мальчишка с набитыми «рукавами».

— Отстань от нее, Итан, — еще раз говорит Ник.

— Ты вообще заткнись, дядя Ник, не то задницу надеру, — рассеянно бросает парень, не сводя с меня глаз.

Ник не отвечает.

Я тоже ничего не говорю, сажаю собак в машину и уезжаю.

Наша жизнь опять идет своим чередом. Пришел ответ на мое письмо о фалломитаторах. За комиссионные парень из Монтаны готов предоставить мне право продажи на своем секс–сайте. Я подготавливаю несколько разных моделей, в том числе ту, которую я расписала так же натуралистично, как кукол–младенцев. Вначале я накладываю базовое покрытие, затем рисую вены. Высушиваю. Затем наношу полупрозрачный слой краски и снова высушиваю. Всего шесть слоев. Затем покрываю дилдо силиконом, иначе при подобном использовании краска вряд ли будет держаться долго. Я ставлю на сие творение изрядную цену и называю спецзаказом. Одновременно я занимаюсь вторым проектом — куклой для пары из Чикаго. Я отправила форму Тони, и он отлил мне третью голову, которую тоже надо покрывать слоями краски. Иногда части моих творений сохнут совсем рядом.

Сейчас бизнес мой продвигается неспешно, поэтому я уделяю каждому изделию больше времени. Я всегда работаю тщательно, особенно над спецзаказами.

Полагаю, если кто–то готов выложить такие деньги, то кукла должна быть сделана наилучшим образом. Мастерю пупса легко и быстро, наверное, потому, что делаю его не в первый раз. Вспоминаю предыдущего, которого украл у меня вор. Не знаю, отправил ли он его жене и дочери в Мехико. Скорее я готова предположить, что он продал его через сайт вроде «еВау», — хотя я посматривала выставленных на продажу кукол и свою не нашла.