Эта моя кукла — сиротка. Она исполнена печали. В ней живет горечь большой потери. Помню, какой страх меня обуял, когда Гудзон бродил неведомыми тропами в пустыне. Я представляю себе Рейчел Мазар, которую терзает утрата ребенка. Сжатые крохотные кулачки куклы светятся фарфоровой бледностью. Голубые вены на висках словно узор из едва видимых синячков. Закончив куклу, я тщательно ее запаковываю, как и другие заказы, и отсылаю.

Дилдо появляются на интернет–сайте. Натуралистичный фаллос в вертикальном положении красуется у меня в мастерской, такой напыщенный, сочного розово–фиолетового цвета. Он стоит на полке, как настоящий трофей, и влажно поблескивает верхним покрытием. На протяжении многих лет я делала исключительно кукол, и после них изготовить дилдо оказалось даже забавно. Он выглядит как объект восхищения и вместе с тем оскорбления. Честно говоря, я не считаю его аморальнее кукол. В фаллоимитаторе есть нечто откровенное. Что–то гораздо более ясное и внятное, нежели кукла, специально сделанная похожей на мертвое дитя. Нечто значительно менее запутанное.

Никто не заказывает дилдо. Ночью я лежу без сна и размышляю о налогах на недвижимость. Отец у меня умер. Мать живет в льготном доме для престарелых в городе Колумбус. Долгие годы я не виделась с ней, при нынешних ценах на путешествия это нереально. Моя машина туда не доедет, а ни один из моих знакомых больше не может позволить себе авиаперелет. Я, конечно, не могу жить с ней. А стоит мне только появиться, мама тут же лишится крыши над головой. Если я не заплачу налоги и лишусь дома, где мне жить — в машине? Похоже на начало конца. Может, Шерри и Эд возьмут собак. Получив деньги за спецзаказ, я смогу на некоторое время вздохнуть с облегчением. Господи, спасибо Тебе за Мазаров из Чикаго! Сколь бы безумны ни были их мотивы, платят они оперативно и через Интернет. Это даст мне возможность купить новые инструменты.

Мне по–прежнему не спится по ночам. И вместо того чтобы вложить оставшиеся деньга в оплату долга, я внесла часть суммы за девятимиллиметровый пистолет. Его нашел для меня Эд. Я даже не знаю, где взять оружие.

Шерри заехала за мной на грузовичке и привезла на козью ферму. У Эда есть несколько ружей и старый револьвер, который некогда принадлежал еще его отцу. Когда мы подъехали к дому, он на заднем дворе покрывал креозотом новые столбы изгороди, но с радостью зашел с нами в дом.

— Итак, ты сдалась, — ухмыляется он. — Перешла на темную сторону.

— Верно, — соглашаюсь я.

— Что ж, это славное оружие для самообороны, — говорит он. У Эда седеющие короткие волосы. Он совсем не похож на владельца оружия. Скорее, на продавца мобильных телефонов из местного торгового центра. И Эд вовсе не напоминает того, кто может захотеть жениться на Шерри или разводить коз. Однажды он рассказал мне, что получил ученую степень по антропологии, а в этой области сложно устроиться на работу.

— Предложи ей что–нибудь холодное! — кричит его жена из ванной комнаты. Беременная Шерри не может проехать и двадцати минут в тряском грузовике, чтобы не пописать.

Эд приносит мне холодный чай, берет револьвер, проверяет, есть ли в нем патроны, и вручает мне. Объясняет, что первым делом мне нужно всегда смотреть, заряжено оружие или нет.

— Ты только что это сделал, — говорю я.

— Ага, — кивает он. — Но, может, я идиот. Всегда следует проверять.

И он показывает мне, как это делать.

Револьвер совсем не такой тяжелый, как я себе представляла. Я уже не раз замечала: когда думаешь, что нечто изменит твою жизнь, на деле обычно это не так. Позже Эд выходит вместе со мной на задний двор и учит стрелять. А я вовсе не удивляюсь тому, что не принимаю это за забаву.

И, как гром среди ясного неба, письмо от Рейчел Мазар из Чикаго: «Я пишу вам с целью узнать, имеете ли вы личные или деловые отношения с моим мужем, Эламом Мазаром. Если вы не ответите, я готова поручить последующую переписку моему адвокату».

Я в смятении, не знаю, что предпринять. Как ни странно, проверяю пистолет, который храню в прикроватной тумбочке. Мне предложили поработать няней. Когда у Шерри родится ребенок, полагаю, мне придется убрать пистолет подальше. Только зачем он тогда?

Пока я нахожусь в замешательстве, звонит мобильный телефон. Это Рейчел Мазар.

— Мне нужно, чтобы вы объяснили ваши отношения с моим мужем, Эламом Мазаром, — говорит она. Судя по голосу, она образованна, проскальзывает искорененный региональный акцент, что говорит об окончании пристойного колледжа.

— Мои отношения? — переспрашиваю я.

— Ваш электронный адрес был забит у него в телефоне, — холодно объясняет миссис Мазар.

Может, Элам умер? Ее слова звучат так, словно все кончено.

— С вашим мужем я не знакома. Просто он покупал кукол.

— Что покупал? — переспрашивает теперь она.

— Кукол, — повторяю я.

— Кукол?

— Да.

— То есть… эротических кукол?

— Нет. Младенцев. Кукол ручной работы.

Она явно ничего не понимает, отчего в моем мозгу роится множество странных мыслей. У кукол нет отверстий. Фетиш? Я называю ей свой сайт, и она находит его.

— Он делал спецзаказы, — говорю я.

— Но они стоят пару тысяч долларов! — удивляется Рейчел.

Недельная зарплата для кого–то вроде Элама Мазара, полагаю. Несмотря на то что он работает где–нибудь в химчистке, мне он представляется профессионалом.

— Я думала, этих кукол он дарил вам, — признаюсь я. — Полагала, что вы потеряли ребенка. Порой те, у кого случилось такое несчастье, делают у меня заказы.

— У нас детей нет, — сообщает она. — Мы их никогда не хотели. — В навалившейся тишине я слышу, насколько она ошеломлена. — Боже мой!..

Ритуалы сатанистов? Что–то странное и оскорбительное?

— Та женщина сказала мне, будто он ей говорил, что потерял ребенка.

Не знаю, что тут скажешь, поэтому просто жду.

— Мой муж… а в ближайшем будущем бывший муж, — продолжает она, — явно заводил романы на стороне. Одна из его женщин связалась со мной и рассказала, что он говорил, будто у нас был ребенок, который умер, и теперь мы женаты только номинально.

Я колеблюсь. Не знаю, имею ли я законное право рассказывать о делах с ее мужем. С другой стороны, я получала письма, подписанные именами и мужа, и жены.

— Он купил три куклы, — говорю я.

— Три?

— Не сразу. Примерно по одной в год. Те, кто хочет сделать спецзаказ, прилагают фотографию. Он присылал всегда один и тот же снимок.

— О! — восклицает она. — Узнаю Элама. Он очень консервативный. На протяжении пятнадцати лет он пользуется одним и тем же шампунем.

— Мне это показалось странным, — замечаю я. Не могу удержаться, чтобы не спросить: — Как вы думаете, что он с ними делал?

— Полагаю, с их помощью извращенец добивался сочувствия у женщин, — сквозь зубы процедила она. — Думаю, он расчувствовался по отношению к куклам. Может, даже сам наполовину уверовал в то, что у него действительно была дочь. Или в моей вине в том, что у нас не было ребенка. Мы никогда не хотели детей. Никогда.

— Наверное, многие мои клиенты предпочитают скорее лелеять мечту о ребенке, чем на самом деле его родить, — рассуждаю я.

— Не сомневаюсь в этом, — соглашается Рейчел. — Благодарю за уделенное мне время. Извините, что потревожила.

Так странно — и вместе с тем настолько банально. Пытаюсь представить себе, как он показывает куклу какой–то женщине и рассказывает ей, что именно таким было его умершее дитя. Как это могло работать?

У меня начинают заказывать фаллоимитаторы. Я получаю два заказа на кукол, плачу за кредит и кое–как справляюсь с налогом на имущество. Теперь мне не придется жить в машине.

Как–то вечером, когда я работаю в саду, Эбби и Гудзон лают у задних ворот.

Я встаю с коленей, тело ломит, но я бреду в дом, захожу в спальню, где хватаю с прикроватного столика свою девятимиллиметровку. Он не заряжен, сейчас мне это кажется ужасно глупым. Пытаюсь сообразить, нужно ли мне его заряжать. Руки дрожат. Несомненно, просто пришел кто–то, кому охота получить еду и подключиться к розетке, чтобы зарядить аккумулятор. Решила, что боюсь вставлять патроны, к тому же во дворе две собаки. Пошла к задним воротам с пистолетом в руке, дуло смотрит в землю.