Но из-за, по слухам конечно, крупного прорыва кинежи из недр секретной лаборатории и гибели многих тысяч людей где-то далеко на юге, сейчас на планете царил форменный хаос. На орбите висели целые гроздья ударного космофлота Единой федерации, а на планете шла тотальная зачистка. Кого-то искали, вели расследование и тут же судили по законам военного времени.

Снабжение и привычные каналы поставки контрабанды были нарушены и преподобный старец Варам рисковал теперь остаться без своего любимого коньяка и перейти на крепкий и вонючий местный самогон.

Внезапно за дверью кельи послышался отчаянный визг, перемешиваемый с кучей ругательств и проклятий. Келарь чертыхнулся, оставил драгоценный напиток, и чуть помедлив, в надежде, что все разрешиться самим собой, затем решительным жестом распахнул дверь кельи.

В широком проходе шла жестокая драка, где один очень худенький мальчишка отбивался от своры упитанных собратьев, одетых в ученические тоги. Это была не простая драка. Мальчик, спасая себя, двигался на удивление умело, используя инерцию и бестолковость напавших.

Он в ответ бил расчетливо, нанося максимально возможно болезненные удары, калечащие и выводящие из строя противников. Никакой кучи малы, скорость и еще раз скорость пока спасали мальчика от расправы. Простейший анализ показал - если у кого-то хватит ума схватится за палку или любой другой предмет, то будут убийство.

Один против десяти - навскидку прикинул келарь. Неясен был только повод. Но чуть позже внимательный взгляд монаха приметил в конце коридора тогу старшего ученика. И многое келарю стало ясно.

Драконовские законы средневековья помноженные на избирательные действия избалованных вседозволенностью некоторых именитых граждан Единой федерации породили ущербное полукриминальное, полурелигиозное движение "Единство веры", пропагандирующее жизнь по особым понятиям. Ядро приверженцев этой диковинной смеси идеологий и "особых" сексуальных предпочтений здесь в монастыре составили воспитанники детского приюта, где в открытую действовали настоящие "зоновские" порядки.

И это была не просто детская игра. Официальная администрация приюта порой сознательно опиралась на эту неформальную систему управления, в некоторых случаях это сотрудничество принимает совсем уж чудовищные черты.

Худенький мальчишка, яростно защищавший свою жизнь, был новичком. А сплоченная шайка-лейка приютских шакалят пыталась сейчас образумить видимо самого строптивого из вновь набранных сирот.

Но что-то явно пошло не так. Этот мальчонка, семи или восьми лет от роду, дрался как настоящий берсеркер. Ловко вывернувшись из-за захвата двух первых напирающих, он четко пробил им обоим в височную часть черепа, расчистив себе путь для отступления и чуть оторвавшись от своих противников.

Следующим под раздачу попал один из подпевал. Тучный и неловкий, сотрясавший воздух громкими угрозами и ругательствами, он неожиданно для себя оказался лицом к лицу с мальчиком и поймал сильный удар ногой в пах, завалив собой еще троих. В тесном, полутемном коридоре вновь образовалась орущая и матерящаяся куча. А мальчик лягнул две подвернувшиеся головы и вновь разорвал дистанцию.

-Ты че! Тя же зароют! - Главарь шайки беспомощно оглянулся назад. Из его кодлы уже четверо валялись, даже не пытаясь подняться. А еще трое держались за сломанные конечности и в драку больше не лезли. Без него против мальчишки в строю оставалось только четверо малолетних шестерок.

Но тут им на помощь все же рискнул прийти старший ученик. А на руке у него, между прочим, тускло сверкал тяжелый кастет.

Но стоило келарю полностью приоткрыть дверь своей кельи и негромко бросить: "Стоять", как старший ученик послушно замер. Практически по стойке смирно, успев неуловимым движением пнуть кого-то из шакалят, не понявших, кто вмешался в их драку.

С преподобным старцем Варамом шутки были плохи. К его словам прислушивался сам отец-настоятель монастыря. А братья, отвечавшие за безопасность, так и вовсе исполняли его просьбы, как команды.

- Как звать тебя отрок? - Келарь попутно сурово обвел взглядом младших учеников и они, все правильно поняв, предпочли тихо раствориться, забрав с собой стонущих товарищей.

- Олег. - Отозвался мальчик. И внезапно добавил: "Мне просили вам это передать". И под выпученный взгляд старшего ученика мальчик протянул келарю невесть как спрятанную баклажку из космического алюминиевого сплава с крепким алкогольным напитком.

Келарь без колебаний принял подарок затем, аккуратно переставив больную ногу грозно сказал: "Послушник. Реки свое имя". - При этом преподобный старец Варам успел бросить мимолетный взгляд на этикетку, чуть хмыкнуть и отправить фирменную фляжку в широкий карман своей сутаны.

- Багри. - Юноша украдкой стянул кастет и вновь замер. Все оказалось намного сложнее, чем полагал юноша и теперь он истово молился про себя, чтобы выйти из этой истории сухим.

- Отведешь этого мальчишку к монаху Ибрагиму. Скажешь, пусть пока у него в подвале посидит. Проследишь, чтоб с кухни ему еду принесли. Об всем случившимся забудь. И щенкам своим накажи рта поганого не распускать. Не было ничего.

- И мальчишки?

- И его тоже не было. И еще. Что с ребенком случиться, лично найду и кинжал вставлю, куда сам знаешь, и проверну пару раз.

Напуганный старший ученик выполнил приказ старца в точности. Почти бегом он отвел Олега в нижние погреба хозяйственных галерей подземелья монастыря. Там, сдав мальчишку на руки иноку Ибрагиму, тут же бегом бросился назад в свою школу. Тот ни чем не высказал своего удивления. Словно ему каждый день присылали побитых и истощенных голодом мальчишек.

- Значит ты посиди пока тут. А я узнаю, что мне с тобой делать. - Изрек после раздумий Ибрагим и подвинул мальчику плошку с собственным обедом.

Олег даже не обратил внимания, что монах вышел. Он с упоением начал жевать гречневую кашу, которую ему подал это добродушный монах и про себя пытался с некой толикой фатализма понять - кто он есть. Сознание вернулось к нему ровно в тот момент, когда его толкнули в объятья этого грузного монаха, ничего толком не объяснив.

Контраст был разителен. Вот он стоит в коридоре, покрытый панелями из сверхпрочного нанопластика. Везде горят практически вечные газовые светильники и стоят грозные космические пехотинцы. Потом его ведут в некую медицинскую лабораторию, кладут в медицинскую капсулу, раз и вот вокруг полутьма, серые каменные стены и настоящие факелы, едва дающие свет. Это, не считая ноющего тела, холода и сбитых костяшек на руках.

Но проблема была намного серьезней. Выходило, что мальчик просто не помнил ничего, кроме последних трехчасовых воспоминаний, своего имени и дня рождения. Даже облик родителей не отложился в его памяти. Присутствовали правда еще обрывки каких-то знаний. Типа числа пи и строения молекулы. Но что это такое мальчик не понимал.

Попытки вспомнить рождали лишь бессвязные видения и боль. В памяти почему-то возникало единственное осознанное воспоминание. Огромная залитая ярчайшим белым светом комната и голос, проникающий в каждую частичку сознания: "Никому нельзя верить. Никому вообще".

Полутемная келья была отличным местом, чтобы все хорошо обдумать. Откуда-то Олег знал, что ему предстоит бесконечная борьба за свой кусок хлеба и глоток затхлой воды. И он, весь в синяках и ушибах, молча грыз черствый хлеб и ждал, что будет дальше.

- Поел? - Ибрагим явился точно в тот миг, когда Олег отскоблил плошку до блеска и запил все выданной кружкой травяного настоя.

Грубые руки монаха требовательно ощупали его худенькое, тщедушное тело и, втащив в коридор, повлекли за собой. Путь по длинному полутемному и сырому коридору подвала Олег запомнил плохо. Он помнил только, как глухо билось его сердце, и как от волнения дрожали руки.

Затем коридор сменила обширная зала, где редкие факелы сменились такими же примитивными светильниками, едва освещавшие стены. Каменные ступени были выщерблены от бесконечных хождений людей. Длинная лестница куда-то вверх была нескончаемой.