– Матушка Праудфут! – воскликнула Богиня.

– Я пыталась пройти через эту пентаграмму, как только выследила тебя, дитя, – раздраженно произнесла матушка Праудфут. – Лучше бы ты поговорила со мной, прежде чем вот так сбегать. Ты ведь знаешь, что ради тебя я бы сделала исключение из правил, если бы могла, – она повелительно повернулась к Габриэлю. – Вы кажетесь достаточно солидным. Вы ведь тот кудесник де Витт из Двенадцатого-А, правильно?

– К вашим услугам, мадам, – ответил Габриэль. – Простите наш нынешний беспорядок. У нас были некоторые неприятности. Обычно мы весьма солидное сообщество.

– Так я и подумала. Не могли бы вы позаботиться об этой Дочери Ашет для меня? Если бы вы согласились, было бы просто идеально, поскольку я должна доложить о ее смерти.

– В каком смысле – позаботиться? – осторожно спросил Габриэль.

– Устроить, чтобы она получила образование в хорошей школе, и так далее – рассмотреть возможность стать ее законным опекуном.

Матушка Праудфут величественно сошла со своего пьедестала. Теперь она стала примерно одного роста с Габриэлем. Они были одинаково худыми и суровыми.

– Эта девочка всегда была моей любимой Ашет, – объяснила она. – Я в любом случае стараюсь сохранить им жизнь, когда они вырастают. Но большинство из них такие глупые маленькие болванчики, что помимо этого я больше ничего для них не делаю. Однако, как только я поняла, что эта девочка другая, я начала откладывать средства из капиталов Храма. Думаю, у меня достаточно, чтобы оплатить ее обучение.

Она отбросила в сторону шлейф. Пьедестал оказался небольшим крепким сундуком. Широким жестом матушка Праудфут откинула его крышку. Он был наполнен маленькими кусочками вроде как мутно-прозрачного кварца, похожего на дорожный гравий. Но на лице Габриэля появилось благоговение. Краем глаза Кристофер заметил, как Такрой и Флавиан с вытаращенными глазами говорят друг другу что-то похожее на: «Алмазы!»

– Боюсь, алмазы не обработанные, – сказала матушка Праудфут. – Как считаете, их будет достаточно?

– Думаю, меньше половины этого будет более чем достаточно, – ответил Габриэль.

– Но я имела в виду также швейцарский пансион, – резко произнесла матушка Праудфут. – Я изучила этот мир и не хочу, чтобы вы экономили. Вы сделаете это для меня? Естественно, взамен я гарантирую, что последователи Ашет выполнят любую вашу просьбу.

Габриэль перевел взгляд с матушки Праудфут на Богиню. Он колебался. Посмотрел на Кристофера. И, наконец, ответил:

– Очень хорошо.

– Ух ты, вы просто прелесть! – воскликнула Богиня.

Она обогнула Габриэля и обняла его. Затем она метнулась к матушке Праудфут и изо всех обняла и ее тоже.

– Я люблю вас, матушка Праудфут, – сказала она, вся запутавшись в серебряных драпировках.

Матушка Праудфут тихонько шмыгнула носом, обнимая Богиню в ответ. Но взяла себя в руки и строго посмотрела на Габриэля поверх головы Богини.

– Остается одна назойливая деталь, – сказала она. – Ашет в самом деле требует жизнь – по одной за каждую Живую Ашет.

Кристофер вздохнул. Похоже, все во всех Везделках хотят получить его жизни. Теперь у него останется только та, что хранится в сейфе Замка.

Габриэль выпрямился, выглядя угрожающе, как никогда.

– Ашет не слишком разборчива, – сказала матушка Праудфут, прежде чем он успел заговорить. – Обычно я забираю жизнь одной из Храмовых кошек, – она указала серебряным копьем туда, где Трогмортен вышагивал вокруг Верши для Омаров, издавая звуки, похожие на кипящий чайник. – У этого старого рыжего кота еще осталось около трех жизней. Я возьму одну из них.

Звуки кипящего чайника прекратились. Трогмортен показал, что думает об этом предложении, рыжей молнией метнувшись наверх по лестнице.

– Неважно, – сказал Габриэль. – Так получилось, что у меня есть одна лишняя жизнь.

Он шагнул к черным веревкам, подобрал свое безвольное прозрачное подобие из ограды библиотечных стульев и учтиво нанизал его на конец копья матушки Праудфут.

– Вот. Эта подойдет?

– Превосходно, – ответила матушка Праудфут. – Спасибо.

Она поцеловала Богиню и величественно погрузилась в пол рядом с сундучком с алмазами.

Богиня захлопнула сундучок и села на него.

– Школа! – произнесла она, блаженно улыбаясь. – Рисовые пудинги, старосты, дортуары, полуночные пиры, игры… – она прервалась, не переставая улыбаться, хотя теперь улыбка стала скорее гримасой. – Честь. Чистосердечное признание. Сэр де Витт, думаю, мне лучше остаться в Замке. Я ведь доставила Кристоферу столько неприятностей. А он… э… знаете, ему очень одиноко.

– Я был бы дураком, если бы не понял этого, – ответил Габриэль. – Я как раз обсуждаю с министерством возможность привести сюда на обучение несколько юных кудесников. На данный момент я могу только нанимать их в качестве прислуги – как присутствующего здесь юного Джейсона, коридорного, – но вскоре это изменится. Нет никаких причин, чтобы тебе не ехать в школу…

– Есть! – воскликнула Богиня – она густо покраснела, а в глазах появились слезы. – Я должна признаться, как делают в книгах. Я не заслуживаю школы! Я ужасно плохая. Чтобы попасть сюда, я использовала как вторую жизнь вовсе не Ашет. Я использовала одну из жизней Кристофера. Я не осмелилась использовать Ашет из страха, что она остановит меня, так что я взяла одну из жизней Кристофера, когда он застрял в стене, и использовала ее, – слезы побежали по ее щекам.

– Где она? – спросил Кристофер, глубоко пораженный.

– По-прежнему в стене, – всхлипнула Богиня. – Я засунула ее глубоко внутрь, чтобы никто не нашел, но с тех пор меня всё время мучит совесть. Я пыталась помочь, чтобы искупить это, но я не слишком много сделала и думаю, я заслуживаю наказания.

– В нем нет абсолютно никакой необходимости, – сказал Габриэль. – Теперь, когда мы знаем, где находится жизнь, мы можем послать Мордехая Робертса забрать ее. Перестань плакать, юная леди. Тебе придется поехать в школу, потому что в противном случае получится, что я злоупотребил твоим сундуком алмазов. Рассматривай это как свое наказание. А во время каникул можешь приезжать в Замок и жить с остальными юными кудесниками.

Блаженная улыбка Богини вернулась, отчего слезы на ее лице стекли к ушам и в волосы.

– Каники, – поправила она Габриэля. – В книгах всегда говорят «каники».

Вот, собственно и всё, если не считать письма, которое Кристофер получил из Японии вскоре после Нового Года.

«Дорогой Кристофер,

Почему ты не сказал мне, что твой дорогой папа устроился здесь, в Японии? Это такая изысканная страна, если привыкнуть к ее обычаям, и мы с твоим папой оба здесь очень счастливы. Гороскопы твоего папы имели честь заинтересовать некоторых людей, которые имеют влияние на императора. Мы уже вращаемся в высочайших кругах и в ближайшее время надеемся продвинуться даже выше. Твой дорогой папа посылает тебе свою любовь и надеется, что твое будущее в качестве следующего Крестоманси будет самым прекрасным. Я тоже посылаю тебе мою любовь,

Мама».