...И он никогда и никому не признается, что, глядя в лица твоих соотечественников, с сожалением отмечал - нет в этих лицах чего-то неуловимого... прежнего. Не представить этих людей идущими в рукопашную с десантниками на Гуадалканале, не представить их в болотах и джунглях Индокитая, или бредущими по пояс в воде под пулями к берегу безымянного атолла. Когда музей засыпал, и тихонько дремала глупая катана, вскрикивал во сне переживший ад бомбежек "Намбу", Арисака не спал и тихонько грустил. Самураи тоже грустят. Но только когда этого никто не видит.
Винтовка Мосина, образца 1891/30 года.
Наглый маузер все не шел из головы. На семь лет старше, а позволяет себе всякое... Жаль, не встретился он в свое время... "Впрочем, и без меня его неплохо кто-то приголубил - царапину от нашего штыка я ни с чем не спутаю!" - так думала, засыпая, Мосинка, стоя в сейфе рядом с похрапывающем уже маузером.
Родилась Мося в Ижевске, и сразу попала на войну. Сорок третий год - год перелома. От соседок она понаслушалась ужасов, но молодой еще механизм не ведал ни страха, ни уныния. Винтовка исправно служила своим владельцам, которых было немало - впрочем, чаще они менялись из-за переформирований, чем гибли или получали ранения. Стреляла Мося часто... но неточно. Её вины в том не было - ну, не может никакое ружье попасть в цель, коли стрелок не выставил правильно дальность, не целится вовсе, или дергает спуск! Глупо получалось - ствол длиннющий (старые соседки, те, что еще с граненой, "царской" коробкой, те говорили - это оттого что всерьез опасались польской конницы и нехватки патронов - потому мол и штык такой длинный, чтобы всадника на коне достать, под шашку не подставившись), на прицельной планке разметка аж на два километра (ну, тут и сама Мося не слишком обольщалась, конечно, но на шестьсот-то метров... да хоть бы на триста!), патрон могучий - а попадать получалось раз с десяток за всю войну, и почти все - в упор, считай в рукопашной. Ну, правда в рукопашном и штыковом бою Мося себя чувствовала царицей. Если попадался мало-мальски обученный владелец - то главное было дорваться до штыковой. А там уж - штыком коли, прикладом - бей!
Закончила войну Мося в Будапеште. Потом были лагеря перед демобилизацией, где часовые спали, опершись на винтовки, а проверяющие посты тихонько вынимали у них затворы. Сон в карауле Мося не одобряла, но солдатиков, как любая баба, жалела - потому старалась щелкнуть затвором погромче, чтобы разбудить бедолагу.
Служба продолжалась еще несколько лет, а потом на долгие годы местом обитания Моси стал огромный, с уходящими вдаль штабелями, склад. И это было, в общем, неплохо - мало того что тепло и сухо, так еще и законсервировали смазкой перед тем как заложить на хранение. По складу ходили слухи (привезенный с северов ППШ "сам видел лично!"), что тысячи карабинов сорок четвертого года валяются на Новой Земле под открытым небом просто грудами металла и дерева - корабли везли их туда в качестве балласта, чтоб не так сильно болтало порожних. А один потертый РПД рассказал, что массу винтовок отправили воевать в Китай и Корею, и обращаются там с ними порой просто варварски. В общем, Мося решила, что ей досталась не самая плохая доля - она уже навоевалась, только вот жаль было, что не постреляла точно, без вины с ее стороны осталась каким-то стреляющим копьем для рукопашной... Крови она напилась достаточно, а вот самой себе доказать, что она может и умеет... Да, видно, не судьба - с этого склада только в переплавку уже, после того как из большого мира приходят слухи о все новом и новом оружии. Кому уж теперь такие старушки нужны.
Когда повезли на завод, Мося спокойно готовилась уйти в печь. Отсутствием эмоций она напоминала усталую русскую бабу, которой некогда да и незачем ужасаться и заламывать руки. Когда ее раздели, сняв все дерево, она только усмехнулась - хоть от старой смазки избавлюсь. От смазки ее действительно избавили, выкупав в керосине. Мося недоумевала - а что, так просто в печь - не? Впрочем, где-то даже приятно... в иных местах ее с рождения никто так не трогал, даже засмущалась немного... А потом началась пытка. Ей подрезали, сверлили и шлифовали бок коробки, потом приложили какую-то железяку и больно приварили электросваркой. "Дурачки, - подумала Мося, - Наварили какую-то ерунду... Зачем? Так ведь и ложе не встанет, упрется.." Ложе встало - на нем сделали выборку, а само его ошкурили и покрыли новым светлым лаком. Мося осмотрела себя - вроде как даже и помолодела? А ничего, хороша... вот только железка на боку вид портит, и непонятно зачем. После испытательного отстрела на казенник Мосе нанесли новые клейма. Это был не болезненный штамп, а новомодная лазерная гравировка - ничуть не больная, разве что щекотная малость. Мося с удивлением узнала, что оказывается, сделана она уже не в СССР а в России, и не "винтовка образца 1891/30 года", а какое-то КО-91/30. Передернув плечиками затвора на проверке ОТК, Мося решила, что и Бог-то с ним, с названием. К тому же, как любой женщине, ей понравился и новый год выпуска... правда и старое клеймо никуда не делось, но то такое...
В общем, винтовка была довольна, и готова служить далее - то, что ее не пустят в печь, она уже знала наверняка. Однако жизнь преподнесла ей еще один сюрприз, да еще какой! Несуразная железка на боку коробки оказалось... подумать только, она оказалась базой для кронштейна оптического прицела! Незнакомого образца, но, как чувствовала Мося - крепкой и надежной. Да еще, в подарок ко всему - в комплекте шел ее личный, с выгравированным ее же номером кронштейн! Мося не верила своему счастью...
В магазин она не попала. Купили ее заказом с завода, пара недель в пути Спецсвязью - и вот она уже распакована новым владельцем. Довольно грамотно тот снял с нее консервную смазку, которой винтовку покрыли на заводе (Так положено, что делать! Но как же эта смазка уже надоела за прошедшие десятки лет на складе!), а затем... О чудо! На кронштейн был установлен самый настоящий оптический прицел! И не старый добрый, но уже устаревший ПУ - а современный, с переменной кратностью и подсветкой сетки! С просветленной оптикой, антизапотевающий и герметичный. Винтовка довольно замурлыкала, предвкушая будущую стрельбу.
Неизвестно, что стало причиной - хороший прицел, хорошие, не чета военным, патроны, или все же хорошее настроение винтовки... а может и все вместе, но стреляла Мося теперь отлично. Так, как никогда до этого. Поставленные "от балды" в паспорте цифры кучности они перекрыла практически вдвое. Конечно, до настоящей снайперки ей все еще было далеко - она ведь просто армейская винтовка, и когда на стрельбище начинались обсуждения владельцев ружей о "снайперской мосинке" - только усмехалась. Нельзя сказать, что она рядом не лежала - как раз таки однажды лежала. И потому, пообщавшись с очень вежливой пограничницей тридцать восьмого года выпуска, с двумя десятками уничтоженных врагов, знала разницу. Но разочаровывать своего хозяина она не хотела и потому старалась бить точно и кучно. Да и среди "гостей" пользовалась непременным успехом.
"...Вот только этот дурацкий маузер. Сопит, кряхтит себе. Гад такой. Тоже ведь крови напился. Нашей крови. С другой стороны... Жалко его, все же. Вроде дядька-то справный. А кто старое помянет, тому затвор вон. Ладно, надо присмотреть за ним, а то ведь - пропадет. Мужики-то - они ведь непутевые..."
В темной тишине сейфа Мося тихонько вздохнула, и легонько прильнула к цевью похрапывающего маузера ремнем...
Браунинг калибра .50 , авиационный пулемет.
С ним вообще все ясно.
Браунинг крупнокалиберный вообще-то очень хороший пулемет. Но вот конкретно этот... Ему просто не везло. С самого начала, когда он еще был просто автомобилем. Три аварии и наконец - пожар, и пожалуйте на переплавку. Потом завод, сборка, и вот он, в числе прочих, стоит на новеньком "Диком коте" - палубном истребителе.
