Зорькин делал вид, что сверяет цифры, хотя давно все перепроверил - демонстрировал в очередной раз свою важность.

Кира видела бумаги впервые, читала внимательно и искала повод выказать свое недовольство - в пику Жданову! Ночью он ушел от нее окончательно и навсегда , но она еще не осознала этого и ревновала ко всему, что связано с этой самонадеянной киевлянкой.

Она усомнилась в выгодности покупки аксессуаров, в частности сумок, в Киевской фирме, но Зорькин, виртуозно оперируя цифрами, доказал ей и всем собравшимся обратное.

Кира скорбно вздохнула, и больше не возражала.

Зашелестели бумаги, заскрипели ручки, усердно выводя подписи.

Звон бокалов, брызги шампанского, любезные слова и даже поцелуи, и…

И на этом все должно было закончиться, но раздался голос Жданова.

- Минуту внимания, дамы и господа! - по залу пролетел недовольный гул. У каждого были причины поторопиться покинуть мероприятие.

- Я не задержу вас надолго, я только должен сделать заявление.

Шум продолжался - отодвигали стулья, переговаривались, и Катя как всегда пришла ему на помощь.

- Пожалуйста, не расходитесь! Давайте выслушаем Андрея Павловича!

В наступившей тишине она обратилась к Жданову:

- Говорите, Андрей Павлович, мы Вас внимательно слушаем.

Жданов колебался долю секунды, может даже хотел отступить от задуманного, не озвучивать свое решение, но после действий Катерины молчать было уже неприлично - назвался груздем, так полезай в кузов!

- Поскольку здесь собралось все руководство «Зималетто», я хочу сообщить, что я ухожу из компании. В Киеве мне сделали выгодное предложение, предлагают возглавить основное производство. Я не решился сразу, все-таки «Зималетто» мне очень дорого. Теперь же вижу, что это будет единственно правильное решение.

- Но почему, Андрюша?- Маргарита первой задала этот вопрос, бывший у всех на устах.

- Компания в надежных руках, работает слаженно, все на своих местах. Я здесь просто лишний. Я не вижу перспективы для себя.

- Ты едешь к Надежде? - Кира не скрывала злорадства, с усмешкой глядя на Катю.

- Я еду работать. И надеюсь, что Надя поможет мне. Она в этой фирме работает давно, знает досконально все производство.

Я принял решение, и оно не обсуждается. Георгий Юрьевич, оформите документы должным образом - по старой памяти.

- Йес! Ошеломиссимо…

В дверях Жданов пропустил вперед Надежду, и они покинули зал заседаний.

Вскоре черный «Порше» увез их в неизвестном направлении.

***

В комнате было темно. Веселые занавеси в цветочек задернуты, свет выключен. Но Катя и в темноте, и с закрытыми глазами “видела” свою комнату, родную до мелочей.

С двери на нее смотрит Джон Леннон, а рядом на стене Эйнштейн, дразнит ее, высунув язык. Раньше она с ним дружила, отвечала ему тем же манером-то язык покажет, то подмигнет. Сейчас ей не до этого.

Сразу после совещания она сбежала - не могла находиться в кабинете, боялась расплакаться на виду у всего офиса. До дома дотерпела, еще и родителей удалось не встревожить - сказала, что голова болит, давление видимо поднялось. Они поверили - Валерий Сергеевич сам с давлением дома остался. Елена Александровна тут же принялась хлопотать теперь уже возле дочки - мужу таблетки были даны, отвары приготовлены, просмотр футбола отменен категорически.

Катя попросила ее не беспокоить - она полежит, отдохнет, может все само пройдет, а если уж нет, тогда она согласится на процедуры.

Мать с сомнением посмотрела на нее, но настаивать не стала – пусть полежит Катенька. Материнское сердце чуяло, что дело не в усталости. Елена Александровна, проводив дочку до двери в ее “светелку” не успокоилась, и время от времени проходила мимо, прислушивалась.

Катя устроилась на диванчике. Она не разобрала постель, не разделась, так и легла поверх пледа, в крупную красно-синюю клетку, укрывшись им же - ее знобило.

То была не простуда. Ее тело содрогалось от нервной дрожи. И мысли содрогались …

Она никак не могла смириться с ситуацией. Обида на себя, на Андрея душила ее, разрывала сердце.

Ведь все могло быть иначе! Если бы они успели поговорить. Если бы объяснили друг другу свои поступки. Невозможность что-либо изменить, удручала больше всего.

Теперь Катя понимала, каково было Андрею, когда он пытался объясниться с ней, а она не давала ему такой возможности. Она ударилась о стену, воздвигнутую собственными руками!

Подумала так и расплакалась. Боль выходила со слезами, но меньше ее не становилось.

- Катенька, доченька, что с тобой? - мать оказалась рядом, Катя не заметила, когда она вошла, нарушив просьбу дочери.

И Катя была этому рада - плакать на груди у матери совсем не то, что в равнодушную подушку, которой все равно от радости эти слезы, или от горя.

А мама обнимет, прижмет к себе, погладит по голове.

- Катенька, ты поплачь, поплачь. Расскажи, если хочешь. Я же тебе не чужая, я все пойму. Помочь постараюсь.

- Никто мне уже не поможет! Он уехал. Совсем уехал! Навсегда.

- Кто уехал?

- Жданов уехал, Андрей Павлович…

- В командировку? Ты говорила, я помню.

- Это давно было. Теперь он ушел из «Зималетто», уехал…

-А ты что же… Вы же…

- А я люблю его! Я давно простила его, я хотела… я собиралась… а он уволился….

- Так позвони ему! Скажи… Он вернется!

- Нет, мама, не вернется. Он уехал с другой женщиной. Он разлюбил меня, он смог, а я не могу.

- Не любил, значит, и ты забудь.

- Любил, я это всегда чувствовала, только не верила. Не хотела его слушать… А теперь поздно. Все поздно!

Новые потоки слез вырвались из глубины, из самого сердца. Рыдания перешли в истерику. Теперь уже Катя не скрывала их. Ей было все равно, кто и что подумает.

Валерий Сергеевич суетился тут же, приносил капли и мокрое полотенце - Елена клала его на лоб дочери - у той поднялась температура, она вся горела.

Забежавший после работы Зорькин настоял на вызове скорой помощи - нельзя оставлять Катю в таком состоянии на ночь!

Врач предложил ее госпитализировать , но потом согласился подождать до завтра. Кате сделали уколы и она заснула.

Мать не стала будить на работу - подождет работа, здоровье важнее.

Позвонившему Павлу Олеговичу было сказано, что Екатерина Валерьевна заболела и видимо серьезно - ждать скорого выхода в «Зималетто» не стоит.

Пришлось Жданову-старшему отложить возвращение в Лондон и, засучив рукава впрячься в работу.

Через неделю Катя нашла в себе силы, пришла в офис и поговорила с Павлом. Была она такая бледная, похудевшая - черные круги под глазами, - что он согласился отпустить ее из компании. Ничего не поделаешь: человеку нужен отдых, перемена обстановки. Не для хрупких девичьих плеч такой груз.

Валерий Сергеевич тоже уволился - что ему делать в компании без дочки? Кому помогать? Да и возраст…

А Зорькин остался. И должность финансового директора за ним сохранилась - Павел Олегович оценил его способности!

Все шло своим чередом. Компания вышла из кризиса, набирала темпы производства, увеличивала прибыль. Все были довольны. Только не было больше азартной, инициативной группы: Жданов-Малиновский-Пушкарева. Распалась группа.

Малиновский с работой справлялся, но душой был среди “рыбок-птичек-бабочек”

Жданов в Москве иногда появлялся - исключительно для того, чтобы развеять тоску-печаль с другом в баре или клубе, с тем же “набором джентльмена”: рыбки-птички-бабОчки.

А куда исчезла Пушкарева, никто не знал.

========== Глава 4. Катя. Часть1. ==========

Глава 4. Катя.

Петербург встретил Пушкареву сыростью - небо прохудилось и через прорехи капало. Август-еще летний месяц, но дождь был явно осенний: мелкий, нудный, холодный, он сеялся почти непрерывно.

По оконному стеклу скатывались капли-слезы - природа оплакивала безвременно ушедшее лето. В то, что лето еще вернется, почти не верилось.