Ей очень не хотелось оставаться с Малфоем в одном помещении, но такой ночлег был гораздо лучше той грязи, в которой она спала последние две ночи. Если бы Гермиона, оставшись без палочки, да еще далеко от дома, не была привязана к своему школьному недругу, вынужденная пробираться в Англию маггловскими способами, в то время пока на них охотились Пожиратели Смерти, то она нашла бы в себе силы не жаловаться.
Девушка нахмурилась и сжала пальцами угол подушки, ошарашенная пришедшей на ум мыслью. Точнее, даже двумя, потому что вспомнила еще и о том, о чем размышляла, пока ела.
Малфой открыл дверь несколькими минутами позже, и Гермиона поразилась тому, как устало он выглядел. Словно мог в любой момент рухнуть в кровать и провести там несколько недель кряду. Тем не менее она поднялась со своего места – честно говоря, ей было плевать и на его усталость и на то, что она может его побеспокоить. Ей были нужны ответы.
– Малфой…
Он вздохнул так, будто по его душу нагрянули демоны, с которыми ничего нельзя было поделать.
– Ты убил тех Пожирателей Смерти в здании, ведь так? Когда я очнулась, они были мертвы. Никто больше не знал о том, что я там была, так что… Я имею в виду… Почему ты просто не оставил меня и не вернулся, притворившись, что Пожирателей убили авроры?
Он пытался не замечать ее. Сидя в пол-оборота к Гермионе, Малфой, казалось, был полностью поглощен созерцанием лежащей на кровати сложенной карты.
– Ты же что-то задумал, ведь так? Не знаю, что ты планируешь…
– Я борюсь с постоянной головной болью и раздражением, которые вызваны тем, что тащу тебя вот уже через две страны только для того, чтобы привести в ловушку, хотя еще три дня назад мог с легкостью убить или что там еще я собирался с тобой сделать? Но я продлеваю эту пытку, находясь рядом с тобой, потому что мазохист. Вот теперь все мои планы раскрыты.
Гермиона топнула ногой и сердито на него посмотрела. Правда была в том, что доверять ему действительно не хотелось – он был Драко Малфоем, Пожирателем Смерти и одним из самых отвратительных людей, которых она когда-либо знала. Однако он не дал ей ни единого повода не верить тому, что действительно состоит в Ордене. Вообще-то, всё указывало на то, что Малфой говорил правду.
Но верить его словам все равно не было никакого желания. Ведь так удобно жить в мире, расчерченном линиями. Жирными, четкими линиями. А Драко Малфой? Где бы ни проходила черта, он был по другую сторону. То-то и оно. И так было всегда, с их самой первой встречи. Даже в мелочах Гермиона проводила границу между собой и Малфоем. И мысленно перебирала эти случаи как проявление того, что их разделяет: делает его плохим, а ее – хорошей.
И вот теперь он объявился в ее жизни и посмел пересечь эту черту. Самую широкую и определяющую из всех. Такую, которая сопоставима с линией жизни на ладони. Существовали и другие, но ни одна не имела такого значения, как эта. Они могли исчезнуть, и никто бы не обратил внимания. Но что, если однажды пропадет та самая линия? Просто растворится на твоей коже, будто ее там никогда и не было. Ты же заметишь. И тогда придётся расчерчивать всё заново. Потому что всё станет пустым. Новым. И такого рода изменения пугали. А что же Гермиона? Она не доверяла ничему, что ее пугало. И это было движение по кругу.
– Если никто из живых Пожирателей не знает, почему…
– Они знают.
– Сейчас уже – возможно! Раз ты сбежал в никуда. Но ведь все еще можно сказать им, что ты попал в плен. Что…
– Нет, я не могу…
– …немного подождать и потом сказать, что сбежал или что…
– Ты всегда не…
– …что-нибудь. Так что еще не все потеряно, Малфой! Готова поспорить…
– Заткнись, Грейнд…
– …а они даже не знают! Это смешно. Я найду способ пробраться в мир волшебников, потому что откуда они могут знать, что я убежала с тобой? Действительно, целый…
– Ты погибнешь! Если это то, чего ты хочешь, и ты хочешь…
– …было бесполезно и бессмысленно, и только…
– …то вперед! Но знай, что последствием твоего идиотского решения станет…
– …это ты идиот! Параноик! За нами никто…
– Я серьезно. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, и…
– …так что я ухожу, и когда…
– Я не убил Крэбба!
Гермиона застыла, раскрыв рот, готовая к новой тираде, когда его слова дошли до ее сознания. Моргнула раз, другой, и затем медленно сжала губы. После своего выкрика Малфой задержал дыхание и вот наконец с силой выдохнул. Отвернулся, чтобы бросить карту на кровать и попытаться вернуть себе самообладание.
– Ох.
Он выглядел так, точно учился дышать заново, а длинные пальцы вцепились в волосы на затылке.
– Я бы лучше принял Круцио, чем связываться с тобой, – пробормотал он, качая головой.
В комнате стояла тишина, пока кровать не скрипнула под его весом, и Малфой не прислонился к изголовью. Он вытащил карту, развернул, устраивая ее на коленях, и зубами стащил колпачок с ручки. Полностью сосредоточившись, даже не замечал падающей на глаза челки.
– Я думала, он был твоим другом.
Его пальцы замерли над бумагой, и Малфой моргнул, сжимая колпачок уголком губ.
– Он и есть.
– Но всё равно бы рассказал о том, что видел?
Этот вопрос разозлил Малфоя, и он стиснул ручку так, что побелели костяшки. Гермиона ждала крика, обидных и резких слов или просто молчания. Но вместо этого он поднял голову и сверлил ее взглядом достаточно долго для того, чтобы она смогла увидеть ярость в его глазах, и ответил:
– Людям не всегда нужно говорить.
Большего она от него не добилась. Он что-то чертил на карте, а Гермиона сидела к нему спиной и смотрела в стену. Она пыталась думать о куче разных вещей, лишь бы развеять скуку, но всё равно постоянно возвращалась в мыслях к Малфою. Вопросы о сторонах, о его собственных линиях, друзьях и о том, как он вообще дошел до того, что оказался там, где есть сейчас. Она продолжала удивляться тому, что же он за человек, если отступился от самого себя ради жизни друга… и врага. Потому что этот самый человек явно был совершенно не похож на сложившийся у нее образ.
Невзирая на прошлое, на то, через что они прошли, – да пусть у него даже были свои собственные причины спасать ее, – она не могла не признать тот факт, что он все-таки сделал это. Не тогда, когда так разозлился, что начал душить, а потом. Когда она попалась Пожирателям Смерти на третьем этаже. Потому что Малфой мог ее там бросить. Даже мог к ним присоединиться. Но не сделал этого, ведь так? Никто из Ордена или Министерства никогда бы не узнал, что он вообще там был и мог этому помешать. Малфой запросто мог уйти и оставить ее.
Гермиона тяжело вздохнула и вынырнула из своих мыслей обратно в комнату. К человеку, который лежал на стоящей справа кровати. Его рука свободно свисала, а в пальцах беспрестанно крутилась палочка. Гермионе пришло в голову, что она видела Малфоя с палочкой куда чаще, чем без нее. Как будто враги в любую секунду могли ворваться в эту дверь. Или появиться с потолка, в который он сейчас так пристально вглядывался. Другая его рука лежала на животе, поднимаясь и опускаясь в такт глубокому дыханию, и сквозь зазор между его ладонью и рубашкой Гермиона смогла разглядеть какую-то белую полоску.
Она снова посмотрела Малфою в лицо – пустое выражение, резкие черты в тусклом свете, и тени, создающие впечатление ложных эмоций. В комнате ощущалось напряжение, и Гермиона было подумала, что это из-за того, что происходило между ними, но потом пришла к выводу, что дело в ней самой: зуд под кожей был вызван ничем иным, как незнанием. Столкновением с задачей, которая казалась уже давно решенной.
Малфой начал поворачивать голову, и Гермиона резко отвернулась. Он издал звук, который ясно свидетельствовал о том, что от него не укрылись ее наблюдения, поэтому, прикрыв глаза, она притворилась спящей. Но заснуть так и не смогла. Даже несколько часов спустя.
День четвертый; 9:32
Она подумала, что он мог специально оставить карту открытой, просто ради того, чтобы начать разговор. И еще, это же Малфой: к ней он относился, как к докучливому багажу, и возможно, таким образом просто хотел поставить ее в известность относительно своих планов, не говоря при этом ни слова.