Оторвавшись от созерцания проплывающей за окнами зелени, она перевела глаза на колени Малфоя. Ее рука и плечо пульсировали так, словно боль вместе с кровью разносилась по поврежденным тканям и костям. Он же, застыв почти всем телом, палочкой отстукивал по изношенной ткани своего сидения мелодию. Звук безумно раздражал Гермиону, потому что когда человек волнуется, каждая мелочь еще больше выводит его из себя.

Пам, стук, пам, стук, пам, стук – у нее в голове, и боль становилась сильнее.

Она посмотрела на Малфоя, обдумывая возможность сломать палочку только ради того, чтобы увидеть выражение его лица. Он не обращал на Гермиону никакого внимания, что уже стало обычным делом, и как раз тогда, когда она была готова сделать хоть что-нибудь (что угодно, лишь бы прекратить этот звук), он перестал стучать.

– Ты прекратишь щелкать?

– Что?

– Тот шум, что ты издаешь.

Гермиона опешила и убрала от плеча ладонь – она и не заметила, что потирала его все это время.

– Я ничего не издаю.

– Еще как.

– Наверное, ты слышишь свой собственный стук, Малфой, который, должна отметить…

– В отличие от тебя, Грейнджер, я могу различать звуки. А ещё обладаю удивительной способностью понимать, я ли их издаю или нет. Так вот, не я.

– Ка… – объявление диктора прервало ее, и хотя она была полна решимости высказать все свои не-такие-уж-и-важные претензии, у Малфоя явно были другие планы.

– Уходишь?

Он ухватился за верхнее отделение для багажа, когда поезд с визгом покачнулся.

– Нет. Подумал, лучше встать и сойти с поезда для того, чтобы ехать дальше.

Он смотрел на нее с высоты своего роста, сунув палочку в карман, и Гермионе захотелось пнуть его лишь затем, чтобы тот сел на свое место.

– Ну так скатертью дорога. Я собираюсь ехать в сторону Англии на этом поезде столько, сколько он меня повезет. И полагаю, именно в этом причина того, что я обошла тебя по всем оценкам в Хогвартсе.

– Да, очевидно, это была некомпетентная система оценивания. Насладись тем, как будешь пересекать границу без документов, Грейнджер. Возможно, тебе повезет, и тебя примут за террористку.

– Но я думала, ты позаботился об этом на станции?

– Я позаботился о проверяющем там, но не о контроле на границе.

Он исчез из купе в своей развязно-заносчивой манере. Гермиона распахнутыми глазами таращилась на дверь, стараясь справиться со вспыхнувшим румянцем. Она ужасно себя чувствовала, если была неправа или чего-то не замечала, но там, где дело касалось Малфоя, всё было хуже до тошноты.

Она ненавидела его. И это чувство стало только сильнее, когда Гермиона сошла с поезда, а он, глядя в небо, ухмыльнулся.

17:17

– Пошевеливайся, Грейнджер.

– Не похоже, чтобы это была защищенная граница, Малфой, – фыркнула Гермиона, нырнув под ветку и чуть было не зацепившись ногой за корень.

У него была привычка ничего не говорить о своих планах. Не говорить, что он член Ордена и только лишь пытается вывести ее из здания. Не говорить, что городок находится всего в пятнадцати минутах ходьбы на запад от того места, где они оказались после побега из здания, и позволить ей наугад блуждать целую ночь. Не говорить, что они будут по лесу тайком пересекать границу, хотя даже не были уверены в том, где она проходит. Он просто делал это и рассчитывал, что Гермиона последует за ним, словно она знает, что происходит. Или хотя бы согласна с тем, что он запланировал.

Исходя из тех сведений, что у них были, границу они пересекли уже около часа назад. Малфой, похоже, держался близко к дороге, потому что впервые с тех пор, как они ушли со станции, через разные промежутки времени Гермиона слышала шум автомобилей. Она была уверена, что они смогут обнаружить там дорожные знаки, но Малфой не желал ее слушать и обращать внимание на здравый смысл. Темнело, и Гермиона поклялась себе, что через десять минут сама пойдет и всё узнает.

– Ты всегда такая медленная? Ордену не кажется, что ты обуза, если передвигаешься со скоростью флоббер-червя? – он отбросил от себя тонкие ветки, позволяя им ударить идущую следом Гермиону.

Она задохнулась и со злостью отпихнула их в сторону.

– Мы идем уже несколько часов. Ты бежишь так, словно за нами кто-то гонится…

– Уже почти темно, пелотка.

– Не называй меня так!

Малфой то ли рассмеялся, то ли резко выдохнул.

– Я что, задел твою пуританскую чувствительность?

– Ты пытаешься быть грязн…

– Если бы я хотел грязи, я бы назвал те…

– Не смей, Малфой. Богом клянусь, не смей, – они как раз прошли мимо большой внушительно ветки, и если бы пришлось, Гермиона бы ею воспользовалась.

Удивительно, но он промолчал.

19:57

– Что ты делаешь? – Гермиона повторила это для себя, потому что человек, который протаптывал себе место в траве, отвечать не желал.

Он пробормотал что-то похожее на согревающие чары, после чего улегся прямо на землю. Гермиона стояла над ним и сверлила взглядом до тех пор, пока силуэт Малфоя не растворился в темноте.

– Собираешься спать? Ты серьёзно?

Он что-то проворчал и зашевелился.

– На случай, если ты не заметила – сейчас темно.

– И что?

– А то, что я не путешествую, когда вокруг тьма кромешная, и ни хрена не видно. Хочешь – валяй.

– У тебя есть палочка!

– Если ее зажечь, свет будет виден с трассы, и кто-то может проявить интерес. Я не собираюсь еще больше отклоняться от дороги только ради освещения - если я потеряю этот путь, то потеряю связь с цивилизацией. Ты вообще башкой думаешь? Мне приходится слишком много объяснять той, кто «обошла по всем оценкам».

Гермиона только лишь покачала головой:

– Но это же лес.

– Да, и если бы был другой вариант, я бы все равно выбрал этот, – его голос звучал хрипло, хотя именно на ней не было согревающих чар.

Ублюдок.

– Ты…

– Если бы ты шла быстрее, Грейнджер, мы бы уже были в городе или в деревне. Но вместо этого ты плелась…

– Я не плелась…

– …и теперь нам придется…

– …моя рука от тряски слишком сильно болела – я не могла бежать…

– Твоя рука? – вместо ответа Гермиона высокомерно хмыкнула. – Она сломана.

– Я в курсе, – она ответила ему с той же мерзкой протяжностью.

Малфой сел, по крайней мере, издал похожий звук.

– Сядь.

– Что?

– Это такое движение…

– Зачем?

– Ты хочешь, чтобы я тебя вылечил, или нет? – сердито рявкнул он. Злые люди всегда бесятся, если совершают что-то хорошее, а ведь лечение было бы достойным делом.

– Ты можешь? Тог…

– На то, чтобы всё зажило полностью, уйдет несколько дней, но ты либо хочешь этого, либо нет. У меня нет времени и дальше задавать тебе гребаные вопросы.

Гермиона сверкнула глазами, но все же села. В конце концов, даже если это был Малфой, намного важнее то, что у нее появилась возможность вылечиться и избавиться от боли, которая сопровождала каждое движение. И если он решит применить к ней что-то еще помимо исцеляющих чар, она всегда сможет отомстить, когда Малфой уснет.

– Если знаешь, как это сделать, почему не предложил мне раньше? Ты же явно знал, что… – она с шипением втянула воздух сквозь зубы, когда его пальцы обхватили ее запястье.

– Не видел для этого причин, но если из-за этого ты так медленно ползешь, то тогда меня это тоже касается, – он поднял ее руку, и девушка закусила губу, когда плечо вспыхнуло огнем.

Гермиона с отвращением посмотрела в сторону Малфоя.

– Ты самый эгоцентричный и эгоист…

– Да, я тоже тебя ненавижу.

========== Три ==========

День третий; 14:01

Гермиона медленно поднималась по скрипучим ступенькам, прислушиваясь и присматриваясь к каждой из них. После инцидента, случившегося три дня назад, она не слишком доверяла предметам, которые звучали так, будто могут рассыпаться в любой момент.

Открыв дверь с красовавшейся на створке странной буквой «М», которая по ее мнению была перевёрнутой цифрой «3», зашла в пустую комнату. Малфоевская мантия была брошена на одну из трех втиснутых в помещение кроватей, и Гермиона планировала устроиться на той постели, что находилась как можно дальше. Она щелкнула выключателем, и единственная лампочка ярко вспыхнула, прежде чем ровно засветиться темно-желтым светом.