Рон выглядел удивленным, возбужденным, счастливым, обеспокоенным, а потом просто испуганным.

– Вот черт.

День сто двадцатый; 13:31

– Ты бы не была так расстроена, если бы что-то не произошло. Что-то заставило тебя так переживать из-за того, что Малфой тебе лгал. Это не должно было стать для тебя шоком, не говоря уже о таком горе, Гермиона.

Гермиона вздохнула и подтянула к себе одеяло. Она уже пару дней провела у Джинни, потому что одиночество ее раздражало. Она явно сходила с ума. И когда осознала, что сидит на диване и думает о том, как скучает по этому ублюдку, как ей не нравится быть одной, и как ей без него странно, решила найти себе компанию.

Ей все еще надо было уйти.

Это была не ее вина. Человек не может безвылазно провести столько времени с другим человеком и не привыкнуть к его присутствию. К тому, как он дышит, когда вы ложитесь спать, как помогает сосредоточиться и подумать, как разговаривает или выводит из себя. Во время их путешествия она привыкла к Малфою, как к самой себе. Его присутствие успокаивало, и пока он был рядом, ее это даже не беспокоило.

Это было похоже на неудачные отношения. Никто не понимает, как всё плохо, пока оба не изменят ситуацию и не перестанут слепо мириться со всем, что происходит.

Сейчас же она всё видела в истинном свете, так? И это только еще больше доказывало, что Гермиона тронулась рассудком, раз все равно думала о Малфое, хотя однозначно решила никогда больше о нем не вспоминать.

– Факт, что Орден считает меня некомпетентной. И что Гарри и Рон согласились с этим…

– Орден беспокоился, что с тобой что-то случится, и это станет угрозой для эмоций и концентрации Гарри, особенно после предпоследней миссии, на которой он закрыл тебя собой от заклятия. Ни Гарри, ни Рон с этим согласны не были. Нам даже ничего не сказали, пока ты уже не исчезла с Малфоем. Мы пытались выяснить, где ты, чтобы связаться, но отследить тебя было невозможно. Мы всего несколько недель назад узнали, с кем ты – ребят чуть удар не хватил. Жаль, ты не видела их лиц.

Гермиона покачала головой и с силой потерла ладонью лоб – этот жест помогал ей сосредоточиться на чем-то, кроме желания заплакать. Она теперь была такой чувствительной, – как же это отвратительно.

Она уже обо всём знала. И о том, что мальчишки не имели к этому отношения, и о том, что они пытались ее найти, и о том, что Рон из-за этого устроил Тонкс истерику. Она не могла их винить, пусть и не разговаривала ни с кем из них с тех пор, как ушла из квартиры Рона.

Просто было больно. От всего этого. Было так плохо, что хотелось на кого-нибудь разозлиться.

– Это было дурацкое решение. Если они не хотели, чтобы ты сражалась, им стоило дать тебе бумажную работу. Или, может быть, отправить в убежище.

– Они не хотели, чтобы у меня была возможность вернуться обратно или влезть в какой-нибудь бой. И я могу тебя заверить, что буду участвовать в последней битве. Мне плевать. Но я пойду с Гарри, – Гермиона фыркнула и сморгнула выступившую на глазах влагу. – Просто это было…

Она снова покачала головой. Она действительно не знала, почему они решили сделать то, что сделали. Хотя она же купилась на это, ведь так? Она бы так и бегала с Малфоем за этим крестражем. А он бы так и продолжал ей лгать.

И неужели ему действительно было жаль? У него была масса времени, чтобы ей рассказать. Если бы он и вправду сожалел, то наплевал бы на их приказы и задание и рассказал бы ей. И будь он хорошим человеком, обязательно сделал бы это до того, как с ней спать. Или вообще не стал бы заниматься с ней сексом.

Возможно, именно поэтому он был таким сдержанным. Таким далеким и странным. И поэтому не переспал с ней той ночью, когда сказал, что они возвращаются обратно в Англию. Может быть, он понял, каким дерьмовым поступком это бы стало.

Но всё равно было уже слишком поздно. Они уже сделали это однажды. И она все еще была немного влюблена в этого ублюдка.

– Гермиона… ты в порядке?

– Я в норме, – она махнула рукой, делая глубокий вдох, снова и снова, пока не начала дышать нормально.

Джинни помолчала.

– Во сне ты произносишь его имя.

– Нет.

Кивок.

– Да.

– Только если в кошмаре, уверяю тебя.

– Гермиона. Остановись.

Тот край под ее ногами, на котором она балансировала все эти дни, ускользнул, и Гермиона снова расплакалась. Джинни что-то сочувственно пробормотала и обняла подругу.

– Он тебе не безразличен?

– Больше нет!

Джинни погладила ее спину и вздохнула.

– Судя по тому, какая ты всё это время потерянная, думаю, ты обманываешь саму себя.

Гермиона резко выдохнула, взяла себя в руки и надолго замолчала, прежде чем ответить.

– Я больше не хочу переживать о нем.

Джинни не знала, что на это сказать, поэтому просто продолжила вычерчивать на спине подруги круги. Это напомнило Гермионе о Малфое, о том, как он гладил ее, как касался себя перед сном. Это о стольком напомнило, и она злилась, что ей так трудно перестать о нем думать. Что всё напоминает ей о нем.

– Ладно, я соврала. Ты не произносишь его имя, но по крайней мере теперь всё понятно, – выпалила Джинни, потому что по части вранья она была лишь чуть-чуть лучше Гермионы: могла обмануть, но всегда чувствовала себя виноватой.

Гермиона откинулась назад, чтобы хорошенько разглядеть подругу.

– Не могу поверить, что ты так поступила!

– Я встречалась со слизеринцем в момент формирования моей личности.

– Пфф! – Гермиона чуть отклонилась, вытерла глаза и щеки.

Маленькая хитрюга. Хотя ей стоило лучше соображать. Джинни всегда знала, как выяснить то, что хотела узнать.

– Расскажи мне.

Гермиона вздохнула, окинув ее взглядом, прежде чем устроиться на диване.

– Я не знаю, хочу ли кому-нибудь об этом рассказывать.

– Да ладно, Гермиона. Просто выкладывай. И мы найдем решение.

– Я уже всё решила! Я просто больше никогда с ним не заговорю, даже не подумаю о нем, не буду иметь с ним ничего общего. И считаю, это отлично сработает.

Джинни посмотрела на подругу: пустое выражение лица, уголки губ опущены, брови нахмурены. Гермиона скользнула глазами по стенам, полу, своим тапочкам, затем снова обратила внимание на Джинни.

– Не сходи с ума. Или… или ты…

– Ты спала с ним, ведь так? О Мерлин, насколько он большой? – Гермиона изумленно уставилась на подругу, и та покраснела. – Прости.

– Господи, Джинни.

– Я же сказала, извини, – Джинни откашлялась. – Хорошо, а теперь всё с самого начала.

Гермиона втянула в легкие воздух и резко выдохнула.

– Ладно.

========== Двенадцать ==========

День сто двадцать третий; 15:36

Он выглядел хорошо.

На самом деле, так же хорошо, как тогда, когда она видела его в последний раз. Даже лучше.

И от этого было гораздо больнее, чем ожидалось. Гермиона чувствовала себя чудовищно: словно ее разорвали изнутри надвое. Она очень хотела отвести взгляд и уйти, но не менее острым было желание подбежать к Малфою и ударить, а затем, возможно, поцеловать.

Она много размышляла и знала, что это одна из тех глупостей, которые, – Гермиона видела, – совершали другие девушки, и которые она сама когда-то считала нелепыми. Но вот уже несколько дней и недель она пыталась всему найти рациональное объяснение. И задавалась вопросом, насколько же сильно ей стоило его винить.

Гермиона понимала: это всё потому, что она по нему скучала. И знала, что это глупо. Знала, что должна была хотеть никогда больше не иметь с ним ничего общего.

Но кое-что стало понятно. Под «кое-что» подразумевалось следующее: Гермиона все еще злилась из-за случившегося, но, вероятно, захотела бы перевязать этого придурка после того, как сама бы его и прокляла.

Он выполнял то, что должен был. То, что ему приказал Орден. Тот самый, который, по его убеждению, списал бы его со счетов, перестань Малфой приносить пользу… конечно, при условии, что это тоже не было враньем. И если судить по поступкам, Малфой казался не так уж сильно виноват в том, что продолжал всё это. На самом деле, зная обстоятельства, Гермиона могла теперь припомнить те ситуации, когда, по-видимому, он разрывался между двумя решениями.