День сто пятый; 16:31

Всё было похоже на то, что она сдалась. Сдалась, правда. Было больно и противно от того, что забравшись так далеко, они просто развернулись и отправились домой. Словно последние три месяца не значили ничего или же были пустой тратой времени. И здесь, в купе под номером тридцать два, Гермиона чувствовала себя неудачницей. У нее было ощущение, будто она отрезала от себя кусок, который сейчас оставался позади.

Она не сомневалась в его веских причинах. Не то чтобы она знала их или все возможные расклады, но дело должно было быть в чем-то, связанном с его вспышкой в комнате. Очень странно. Всё произошло так внезапно, и Малфой был так уверен в принятом решении.

Они вернутся в Англию, она получит новую палочку, и они аппарируют в Рим. Просто, как сам волшебный мир, детка. Так просто. Для нее это было идеальным решением с самого начала, и единственная причина, по которой она на этом не настаивала, заключалась в человеке, сидящем напротив. Сначала Гермиона не могла уехать самостоятельно, но потом просто не хотела его оставлять. Это была их миссия. Их.

И вот теперь здесь – он, несмотря ни на что направляющийся в Англию. Вопреки своей паранойе и недоверию Министерству. Что-то должно было случиться. Просто пока он не хотел ей ничего рассказывать.

– Все изменится, когда мы вернемся, верно? – именно это беспокоило ее больше, чем причина, по которой они вообще ехали обратно.

Гермиона не думала, что увидит его еще. Он исчезнет, сбежит с какой-нибудь девицей. Они принадлежат разным социальным слоям, и возможно, она никогда больше с ним не заговорит. Может, заметит его в другом конце комнаты или обменяется неловкими взглядами где-нибудь в магазине. Вот и всё. Вот и всё, чем закончились почти четыре месяца, проведенные бок о бок друг с другом. Вот и всё, к чему привело необдуманное решение на квиддичном стадионе, психическая неуравновешенность, дисбаланс гормонов, или что там еще вынудило ее проявить симпатию к такому, как он.

Это сводило ее с ума. Словно она должна была предпринять что-то, дабы изменить ситуацию, но не имела ни малейшего представления, что именно, поэтому ей оставалось только тянуть время, двигаясь, как в замедленной съемке. Это было трудно, казалось невозможным и оставляло привкус совершенного разочарования. Она не хотела больше никогда с ним не видеться. Не хотела не бороться с ним, не спорить, не смотреть на него, не целовать или просто не спать в трех метрах от него в притихшей комнате. Но Англия – это не случайный маггловский город, где их никто не знает. Англия – это возвращение к нормальности. Нормальности, в которой Гермиона Грейнджер, конечно же, не испытывает к Драко Малфою ничего, кроме презрения и ненависти. В которой они находятся по разные стороны той жирной и темной линии, которая разделяла в их жизнях добро и зло. Но ведь теперь столько всего изменилось. Столько всего изменилось для них обоих… и как это сможет воспринять весь остальной мир? Как сможет узнать об этом? Ее друзья его ненавидят. Да она сама все еще ненавидит его время от времени. Его будущее гораздо более туманно, нежели ее. Его семья ее не примет, а они сами никогда не смогут подстроиться под жизни друг друга. И это при условии, что Малфой вообще захочет иметь с ней дело при наличии массы других вариантов.

– Ты даже не представляешь, как сильно, – пробормотал он. Вот она – малфоевская честность.

Он никогда ничего не приукрашивал. Не смягчал удары и не изображал искренность, чтобы ей было легче. Это как начать симпатизировать сволочи. Просто бах – прямо тебе по голове. Прямо по голове, а жизнь идет дальше. И тебе остается только проглотить это, потому что такова жизнь. И именно так всё и обернулось.

Она чувствовала горечь на языке, отчего в глотке немного першило. Потому что действительно, вот и всё. Гермиона убеждала саму себя, что вся та излишне мелодраматичная дрянь в ее мозгу на самом деле таковой не является. По крайней мере, до некоторой степени. Дело не в том, что она не отдавала себе отчет в грядущих изменениях. Просто в глубине души была уверена, что это не коснется их… по крайней мере, не станет плохо.

Ее безумно раздражало то, что она никогда не могла понять, о чем же он думал. И злилась еще сильнее от того, что обычно это оказывалось чем-то важным.

– Что ты собираешься делать?

А он просто смотрел на нее, пока Гермиона не забыла о вызванной таким пристальным взглядом неловкости и не встретилась с ним глазами.

День сто шестой; 12:32

Обогреватель оказался прямо у нее под ногами, и Гермионе пришлось изогнуться, чтобы батарея касалась только штанины и не жарила кожу. Малфой выглядел слегка раздраженным, что она зажала его левую ступню. Хотя его недовольство могло быть связано с огромным количеством людей в автобусе, ведь толпу Малфой не любил и в таких ситуациях всегда злился.

Сиденья располагались в ряд по два-три места, а проход забился теми, кто был вынужден ехать стоя. Разгорячённые тела и включенное на всю мощность отопление привели к тому, что замкнутое пространство автобуса превратилось в сауну. Волосы Гермионы топорщились во все стороны, а лицо приходилось постоянно вытирать от пота. Ее рука прилипла к малфоевскому предплечью, и тот уже пять минут сидел с брезгливым выражением – с самого момента, как она сообщила ему, что в такой духоте полно микробов.

У кабины водителя было так шумно, что сразу же начинала болеть голова, зато в задней части салона стояла гробовая тишина. Они с Малфоем устроились посередине, но он все равно время от времени потирал правый висок.

Это было не лучшее время для расспросов, впрочем, как обычно.

– Малфой, почему мы возвращаемся обратно?

Он начал заводиться. Это было видно по тому, как он застыл, как слегка отстранился, наклонил голову. Будто человек, у которого выдался тяжелый день, только что выяснил, что кофе закончился, любимая ручка потерялась, или что на пути к такому желанному дому образовалась огромная пробка. Злой, расстроенный и смирившийся с судьбой – ведь и так уже ясно, что этот день может привести к чему угодно, только не к чему-то хорошему.

– Я расскажу тебе позже.

– В отеле?

– Когда мы приедем в Англию.

– Я не…

– Я тогда тебе всё расскажу.

– Я не хочу ждать, чтобы выяснить, почему ты вытащил нас оттуда, причем так срочно, когда я…

– Грейнджер, просто… не усложняй это, ладно? Не надо.

– Что случилось? – она выжидающе смотрела на него, но он ее проигнорировал. – Малфой, просто…

– Я уже сказал, что не расскажу тебе ничего, пока мы не вернемся в Англию, так что оставь эту тему, – яростно прошипел он, теряя остатки самообладания.

– Я не понимаю, – нахмурившись и сжав губы, она покачала головой.

Он вздохнул и потер висок сильнее.

– Поймешь… может быть. Может и нет, но что-то прояснить ты сможешь…

Гермиона прижала руки к голове, словно пытаясь отгородиться ото всей этой неразберихи.

– О чем ты говоришь, Малфой? Господи, просто скажи мне! Я…

– Мы закрыли вопрос, – рявкнул он.

– Да мне плевать! Я не собираюсь прекращать… – его челюсть сжалась, а эта дурацкая вена на виске снова проявилась. Малфой тоже не собирался уступать.

Проблема двух упрямых людей. Их проблема. Разозлившись, Гермиона решила не продолжать этот спор.

– А знаешь, что? Я даже находиться рядом с тобой сейчас не желаю. Я встаю, – она убрала от него ноги и поднялась, схватившись за сиденье и делая шаг между креслами, чтобы проскользнуть в проход. – Собираюсь поменяться местами вон с тем милым мужчиной в потной рубашке, чтобы он отдохнул…

– Грейнджер, сядь.

– Он стоит уже почти два часа, так что…

– Грейнджер…

– …действительно стоит сесть…

Он схватил ее за ногу чуть выше колена, и ей пришлось подавить смешок – стало щекотно. Малфой смотрел на нее, а она молчала, сверля его взглядом в ответ.

– Не ставь меня в неудобное положение, – прорычал он.

– В неудобное положение? Тебя? – она попыталась его обойти, но он еще сильнее впился ей в ногу.