– Тебя это волнует?

– Думаю, ты должна была уже к нему привыкнуть.

– Никто не может к такому привыкнуть. Кроме, конечно, Пожирателей Смерти.

– Никто не может привыкнуть к такому, – пробормотал он, снова и снова лениво крутя вилку в тарелке.

Она никак не могла понять, в каком настроении пребывает Малфой. Его состояние было похоже на его обычную депрессию, но все же не совсем. В таких случаях он отгораживался от всего. Сейчас же был просто… странным.

– Ты в порядке?

– Грейнджер, я оклемался прежде тебя.

– Нет, я имею в виду… – она покачала головой. – Неважно.

Все равно он бы не стал с ней ничем делиться. Так что вопрос не имел смысла. Малфой переключил свое внимание на Гермиону. Прищурился, как ей показалось, задумчиво прикусил губу, пристально изучая. Вилка отбивала по тарелке дробь – тап-тап-тап.

– Грейнджер, что ты делаешь, когда чего-то не знаешь?

– Выясняю это.

– А если не можешь?

– Всегда есть способ.

Вилка ударилась о тарелку, и Малфой выпустил воздух из легких, кивнул и провел рукой по лицу.

– Да.

– Малфой…

– Ты закончила?

– С… Думаю, да.

Он отвел взгляд и полез в карман. Ее голос был тихим, когда она снова заговорила.

– Чего ты не знаешь?

Он то ли выдохнул, то ли рассмеялся, то ли все сразу и покачал головой.

– Ничерта. Пошли.

День сто четвертый; 11:49

– Черт возьми, в чем твоя проблема? – закричала Гермиона, указывая рукой на стол, который он только что перевернул.

– Я сказал, просто собери свое барахло! Твою мать, ты хоть раз за свою гребаную жизнь будешь слушать?

– Нет!

– Фан…

– Пока ты…

– …твою мать…

– …мне, что…

– …тастика.

– …происходит!

– Мы уезжаем! Я думал, это очевидно!

– Но почему?

– Вечно эти идиотские вопросы, и…

– Почему мы уезжаем, почему ты так злишься, почему такая спешка? Это Пожиратели Смерти? Они нас нашли…

– Нет! Нет, мы просто уезжаем, потому что… пришло время. Потому что пришло время уехать, Грейнджер, и это просто… просто надо сделать, ведь так? Надо наконец уехать. Черт! Я… я так… – он с силой провел ладонями по лицу.

– Ты свихнулся! – и это была правда.

Его не было, когда она проснулась утром. Через несколько часов, выйдя из ванной после душа, Гермиона обнаружила вот это. Всё его странное, притихшее поведение должно было послужить ей явным предупреждением, что Малфоя скоро накроет. А она не обратила внимания! Проигнорировала, приняла за последствия военных действий или что-то в этом роде, но нет! Нет, Малфой просто сходил с ума.

– Я не сумасшедший! Ты, тупая сука! Ты такая тупая гребаная сука! Почему? Почему ты… ты… – он издал звук, словно задыхался и кричал одновременно.

– Прошу прощения? – выплюнула Гермиона, направляясь прямо к нему и утыкаясь в этого ненормального указательным пальцем. – Я не знаю, о чем ты говоришь, или что произошло, но даже если…

– Твою мать, я не могу так!

– Что…

– Я никак не должен был выполнять это дерьмо! И Министерство… И ты. Ты. Всё. Испортила. Это был…

– Я всё испортила? Я ничего не портила, Малфой! Чт…

– Ты… ты вытрахала мой мозг! Ты…! Ты!

– Опомнись! Ты несешь бред! Потому что ты чокнутый, ненормальный и…

Весь кислород был выбит из ее легких, когда она оказалась прижата к твердой кровати жестким телом.

Гермиона втянула в себя воздух, проталкивая в горло горячее дыхание Малфоя. Он целовал ее, глаза его были закрыты, а она не имела ни малейшего представления о том, что же ей делать. Она даже не могла понять, что вообще происходит. Его ладони обхватывали ее лицо с нежностью, чего нельзя было сказать о том, как ощущалось всё его тело. Он целовал ее жадно, и будь на его месте кто-то другой, Гермиона бы спихнула агрессора. Но в животе затянулся тугой узел, и она не знала, ответить ли ей на поцелуй или оттолкнуть Малфоя.

Поэтому выбрала нечто среднее и обняла его руками за спину. Он замер, дыша Гермионе в губы, глаза его все еще были закрыты.

– Что ты делаешь? – прошептала она.

– Я не знаю, – ее ослепило серым, сердце бешено рванулось в груди, и Гермиона совершенно не представляла, почему.

Просто вдруг стало больно. И было в этот момент в Малфое нечто такое, отчего она захотела стать для него кем-то, что даже не приходило ей в голову. Она просто знала: он нуждался в чем-то, и сошел с ума, а ей… ей было не так уж и важно. Потому что это был он, и… и возможно, она сможет сжиться с тем, что он чокнутый. Потому что временами, – в такие редкие, случайные, памятные, восхитительные моменты, – Драко Малфой того стоил. Она не понимала этого. Совершенно. Но он был тем, кем был, и правда заключалась в том, что ей начало нравиться находиться с ним рядом. Даже когда ее это бесило. Даже когда она его ненавидела. Даже когда он совершенно съезжал с катушек и фонтанировал идиотскими идеями. И честно говоря, она могла предположить, что по этой причине тоже была сама немного сумасшедшей. По-настоящему спятившей. Так что всё нормально.

Гермиона кивнула. Просто качнула головой вверх и вниз, чтобы провести губами по его губам. Сжала крепче руки, обняла его сильнее и закрыла глаза. Секунду спустя подняла веки, чтобы убедиться, что его глаза тоже закрыты, и снова их опустила.

– Хорошо.

Его губы были чуть сухими, а ее – потрескавшимися, но все равно было очень приятно. Было здорово просто его целовать и скользить ртом по его коже. Малфой сделал глубокий вдох и обхватил ее руками, обнимая в ответ. Сжал так сильно, что ей пришла в голову мысль, что еще чуть-чуть, и она просочится ему под кожу.

Правда состояла в том, что она думала о том, каково это, быть с ним, задолго до того, как они занялись сексом, а после случившегося эти мысли посещали Гермиону каждые тридцать минут. Она никак не могла выкинуть его из головы, забыть или хотя бы просто сбежать от него. Возможно, всё бы изменилось, не находись она все время с ним рядом, а может, это просто была самая идиотская страсть в ее жизни, – Гермиона не знала. Она на самом деле не знала вообще ничего, когда дело касалось Малфоя. Кроме одного: ей это нравилось. Нравился он. И что же за смелым человеком она бы была, что за жизнь у нее будет, если иногда она не начнет уступать? Уступать чему-то, что так восхитительно?

Они не спешили. Просто наслаждались ощущениями, которые дарили друг другу, и пока довольствовались лишь поцелуями. Неторопливыми, чувственными и немного влажными, но самыми совершенными в ее жизни. И Гермиона подумала, что ей может захотеться целовать Драко Малфоя вечно.

Она ухватилась пальцами за его рубашку и потянула вверх, но он покачал головой и слегка отстранился.

– Нет.

– Нет? Но…

– Я просто… – он замолчал, снова качая головой.

– Ты не хочешь… Я имею…

– Конечно хочу, – он крепче прижал ее к груди, поцеловал раз, другой. – Я просто… Я не могу. Не… Ты бы… Просто позволь мне поцеловать тебя, ладно?

Она хотела снова взорваться фейерверком. Взорваться и взять его с собой. Но вместо этого усмехнулась, кивнула, выпустила ткань рубашки и обхватила рукой его затылок.

– Да.

Он улыбнулся, совсем чуть-чуть… но достаточно, чтобы она почувствовала, как изгибаются его губы. Поцеловал ее снова, медленно, но глубоко, заставляя Гермиону издавать тихие звуки, которые, судя по всему, ему очень нравились. И они целовались очень долго. Пока у Гермионы не опухли и не заболели губы, а в голову не пришла мысль о том, что теперь она наверняка смогла бы нарисовать карту его рта. Но у нее все равно не получилось бы описать то, как она себя чувствовала. То, что он заставлял ее испытывать.

Когда она, задыхаясь, уткнулась лицом ему в шею, Малфой прошептал ей в волосы:

– Мы возвращаемся обратно в Англию.

И она могла задать миллион вопросов и тысячу раз возразить, но всему этому было не время. И даже ее нетерпеливость и любопытство отошли на задний план. Поэтому она просто снова его поцеловала. И снова. И снова. И спрашивала сама себя, было ли это его прощанием, и когда отстранилась, Малфой притянул ее обратно, прижал к себе крепче и поцеловал жарче, – и Гермиона оставалась с ним до тех пор, пока он так делал.